Михаил Михеев - Крепость
Командир идущего вторым крейсера «Адзума» капитан первого ранга Фудзии проявил разумную инициативу и попытался прикрыть флагман слишком поздно. В принципе ничего удивительного в этом не было – всю эту войну, да и практически всю предыдущую японцы воевали в условиях, выгодных для себя, когда дисциплина и четкое выполнение приказов командования стоит выше личной инициативы командиров кораблей. Это в общем-то было их преимуществом по сравнению с русскими, у которых любой командир броненосца считал себя не глупее адмирала. Может, и так, вот только всю картину происходящего видит именно командующий, а не ограниченный собственным мостиком командир отдельно взятого корабля. Однако сейчас избыточная дисциплинированность японцев играла против них вообще и против Фудзии в частности. В тот момент, когда он принял левее и вклинился между флагманским крейсером и наглым русским, в погребах крейсеров, изрядно опустошенных вчерашним боем, практически не осталось снарядов, и продолжение боя стало безумием. Но еще большим безумием с точки зрения японцев было оставить своего адмирала на растерзание, а что так и произойдет, если они попытаются отойти, не приходилось сомневаться. Русским тоже досталось, с японских крейсеров были хорошо видны пожары, но они легко держали ход, точно стреляли и намеревались повторить маневр, не удавшийся им в начале сражения. Плавный поворот с выходом в голову японской колонны и мощный продольный огонь – чем это кончится, было понятно всем.
Маневр японцев на «Рюрике» восприняли спокойно, всего лишь перенеся огонь на новую цель. И вот тут в полной мере проявился талант французских корабелов строить неудачные корабли. «Адзума» была слишком слабо забронирована, и русские снаряды, к тому же выпущенные с сократившейся до пятидесяти кабельтовых дистанции, просто рвали ее борт. Процент попаданий тоже увеличился, и вскоре японский корабль уже напоминал гигантский плавучий костер, в котором с треском рвались снаряды шестидюймовых орудий и противоминной артиллерии, заранее поданные к орудиям. Дистанция боя для этих орудий была великовата, хотя шестидюймовки и пытались без особого успеха добросить снаряды до русского корабля. Однако, к всеобщему удивлению, русские внезапно перенесли огонь на «Токиву», хотя добить «Адзуму» казалось наиболее простым.
А адмирал Камимура мог теперь лишь до боли сжимать кулаки. Для него замысел русских был ясен, и от бессилия хотелось выть. Русские, пользуясь неожиданной эффективностью своих орудий, стремились не выбить из линии и даже не потопить один из его кораблей. Нет, им надо было обездвижить их, чтобы потом спокойно добить. Всех! Без хода и боезапаса. Не имеющих возможности уклониться от боя. Всех до единого, но командиры его крейсеров, очевидно, не понимали этого, а упорно лезли на рожон. «Идзумо» содрогнулся – какой-то из русских снарядов, направленных то ли в пылающую «Адзуму», то ли в «Ивате», перелетом угодил ему в борт. Камимура не обратил на это внимания. Одним больше, одним меньше – какая теперь разница? Мозг японского адмирала лихорадочно искал выход из ситуации и не находил его. Вернее, находил, но это был всего лишь последний выход самурая, с циновкой и вспарыванием живота. А главное, даже отдать приказ отряду рассыпаться и спасаться по способности он уже не мог – мачты снесены, в радиорубку угодил снаряд, разметав всех, кто в ней находился, на атомы. Даже семафором не передать – в дыму ничего не видно. И с неожиданной тоской Камимура понял, что видит последние часы, а может, и минуты своего отряда, а вместе с ним, возможно, и начало заката Японии.
Спустя неполный час адмирал Эссен посмотрел на Бахирева и довольно кивнул:
– А пожалуй что, Михаил Коронатович, мы победили.
Бахирев кивнул. Действительно, чем, как не победой, это можно назвать? «Идзумо» еле плетется, и, хотя на японском флагмане справились с пожарами, его бедственного положения это не меняет. Орудия молчат, позади густой шлейф дыма, хотя, надо сказать, тонуть он пока не собирается. «Адзума», напротив, горит жирным, коптящим пламенем, вздымающимся почти до кончиков мачт, и что творится в этом аду, страшно даже представить. Огонь тоже не ведет, возможно, там уже некому даже стрелять. Непонятно, что с машинами, корабль лежит в дрейфе и отстал от эскадры. По сути, это выгоревшая изнутри броневая коробка, непонятно как еще держащаяся на плаву.
«Ивате» поврежден меньше, и, похоже, частично сохранил ход, во всяком случае, опять встал в кильватер флагману. Пожары есть, но не очень серьезные, однако артиллерия молчит. Крейсер имеет сильный крен на нос и левый борт, из-за этого стволы орудий невозможно поднять на нужный угол, они просто не добросят снаряды до «Рюрика». Впрочем, у них и в нормальном состоянии это не очень-то получалось.
На самом деле повреждения этого корабля были даже серьезнее, чем полагали на «Рюрике». Бронебойный десятидюймовый снаряд ударил в палубу крейсера под достаточно острым углом. Еще бы один-два градуса, и он бы просто скользнул по броне, будь это снаряд вроде тех, что использовала Порт-Артурская эскадра, – тоже, но сейчас процесс шел чуть иначе. В отличие от того, что стояло на вооружении девять лет назад, новые снаряды отличались не только лучшей начинкой и другими взрывателями. Помимо этих, безусловно важных, свойств, у снарядов было одно маленькое, но важное усовершенствование – разработанные еще покойным адмиралом Макаровым колпачки из мягкого металла, при ударе о броню вражеского корабля буквально прилипающие к ней и не дающие снаряду отскочить. Эта маленькая, по сравнению с размерами снарядов, нашлепка, резко повышающая их бронепробиваемость, не поспела к той войне. А жаль, ведь с ней, к примеру, даже относительно легкие снаряды «Варяга» в бою при Чемульпо оказались бы смертельно опасны для его главного противника, броненосного крейсера «Асама». Но… чего не было – того не было, зато сейчас имелось. Удар! Колпачок, расплющившись от удара, влип в броню «Ивате». Снаряд проломил верхний слой брони, чуть изменив при этом траекторию. Скользнув между броневыми скосами, он ухитрился не просто пройти глубоко внутрь корабля, но и найти, пожалуй, оптимальное направление движения, угодив точнехонько во вторую кочегарку. Взорвись он там, мало бы не показалось никому, однако тугой взрыватель на сей раз спас японцев от взрыва котлов, хотя пар из разорванных трубопроводов моментально заполнил помещение. Наружу полезли ошпаренные матросы… Пройдя кочегарку насквозь и снеся попутно голову некстати попавшемуся на пути механику, снаряд вышел сквозь правый борт, ниже ватерлинии, взорвавшись уже практически снаружи. Крейсеру, правда, от этого легче не стало, скорее наоборот, поскольку брони там не имелось. Стальные листы развернулись гигантским, с рваными краями, сюрреалистическим цветком, соленая тихоокеанская водичка с восторгом устремилась в открывшиеся ворота, и от взрыва котлы спасло лишь то, что пар из них уже частично стравился. Однако котлов было много, и распространяющаяся вода, которую не успевали откачивать помпы, неминуемо привела бы к затоплению соседних помещений и взрыву. Спасаясь от этого, командир «Ивате» отреагировал быстро и нестандартно. Контрзатоплением отсеков левого борта он вызвал резкий крен своего крейсера, в результате чего пробоина оказалась над водой, вот только дальнобойность орудий резко упала, да и скорость тоже, вследствие чего крейсеру оставалось только пристроиться в кильватер изувеченному флагману. И это еще, можно сказать, повезло, что при таком крене правый винт все же остался под водой, иначе ход упал бы еще сильнее, да и управление крейсером, и без того затрудненное, вряд ли вообще было бы возможно.
