Самурай Врангель - Бертолетова соль агентуры глубокого укрытия [СИ]
— Нас убьют, если мы не уйдем.
— Я буду делать то, что ты скажешь.
— Знаю. Поэтому и верю тебе. Прости, что раньше не сказал тебе про иллюминатов.
— Я всё равно бы тебе не поверила. Иллюминаты… Надо же… Просто не укладывается в голову.
— Рыжий был иллюминат. Первая попытка покушения на него провалилась, но второй раз парни из Коллегии не промахнулись. Я всегда говорил, что пуля лучше чем взрыв, потому, что она имеет душу.
— Насчет пули не знаю, а насчет души согласна. Её у рыжего не было.
— Он пытался создать свой Орден. Это поставило точку на нем.
— Не думаю, что он был один.
— Один? Да их легион! — Помолчал и добавил: — Нас больше, хотя все спят. Но у меня, да и теперь у тебя, бессонница. И поэтому, бессонница ещё кое у кого. У президента, например.
— Мне что-то не совсем укладывается, что такой уровень…
— Да какой уровень? Уровни в голове! Битва за власть заставила цивилизацию принять понятие статуса, уровня, престижа, респекта и прочей белиберды! Забери у дегенерата эту самую власть, и он застрелится. Не мне тебе это говорить! Отсюда и понятие «уровня», как сакрального ПОНЯТИЯ.
— Это мне понятно. При мне прыгал в окно мэр.
— Я знаю, что ты тогда была в его кабинете. Он тоже, кстати, был членом Ордена. Но что-то не сошлось, не склеилось. Жена, говорят, намутила.
— Она и отставила его.
— Да, она лично. Старая, сука, а всё туда же. Теперь она знаешь где?
— Знаю, в натюрморте.
— Да, именно там. Теперь, возможно, жалеет. Это не та реальная власть, что быть мершей.
— Слушай, куда мы идём?
— Откуда я знаю. Мы не идём, мы уходим, это разные вещи, не забывай.
— Да, ты прав, но всё равно я албанского языка не знаю.
— Тебе хватит английского. Его не забыла? Вот и хорошо.
Он споткнулся о корягу, чуть не упал, встал и, глянув в мутную грязь, сказал:
— Смотри, лягуха под ноги прыгнула. Плохая примета. Я её чуть не раздавил. Твою мать… Лягуха… Я всегда чувствовал, что они не элементалы.
— Что с тобой? Тебя испугала лягушка?
— Меня пугает жизнь. С детства. А, возможно, ещё раньше. И ты думаешь, что я тебе опора? Нет, милая, это не так. Вернее так, но до момента, когда я исчезну в потоках своего сумасшествия. А это, рано или поздно, произойдет. Я силен, пока я не в себе. Но за это надо платить. Как и всем, кто подобен мне.
Во мгле тумана завыла собака странным и пугающим воем.
— Вот, черт. Кто это там бродит, — прошептал мужчина. — Прямо усадьба Баскервилей. Кристина, что тебе подсказывает интуиция?
— Идти в сторону, противоположную собаке.
— Правильно.
— Если это собака.
— Не спорю, возможно, пес. Не приведение.
Развернулись и двинулись в сторону. Вышли к зарослям бузины и стали продираться сквозь кустарник.
— Ты не скажешь мне, куда мы движемся? — тихо проговорила ещё раз Кристина.
— Ты уже спрашивала. Мы идем в сторону, противоположную месту нашей встречи с американцами, которые вовсе не американцы.
— Ещё не поздно вернуться. Подумай хорошо. Я женщина, с меня спрос не такой как с тебя. Дин, дорогой… Мне немного не по себе от этих прогулок в тумане.
— Вернуться? Куда? Нужно было вообще не приезжать сюда, но если приехали, то нужно думать, что делать. Мне поздно позвонили. Меня просто поздно предупредили.
— Так это тот недавний звонок?
— Да. До этого звонка я не был ни в чем уверен, а теперь уверен во всём. Мне звонил наш человек из секретариата Ордена. Он сообщил, что наша группа, то есть ты и я, должна исчезнуть после передачи материалов. Но мы теперь должны исчезнуть вместе с материалами.
Вышли к узкой тропинке. Двинулись по ней. Прямо впереди снова завыла собака. Остановились.
— Дин, здесь что-то не так.
— Я тоже так думаю. — Посмотрел на часы. — Мы идем уже двадцать минут. Дорога находится рядом. Наверное, я взял не то направление. Ничего, нелегкая вынесет.
37.
Огни Нью-Йорка горели вампирическим пламенем сотен башен из стеклобетона, словно глаза драконов, ищущих свою очередную жертву пришедшую сюда в поиске неведомого. Никто никогда не сможет догнать то, что столь неуловимо мчится впереди человеческого духа и заставляет его испытывать невыносимые страдания от бессмысленно проживаемых лет. Это НАДЕЖДА. Это она травит душу и не дает покоя истерзанному сознанию. Считается, что она умирает последней. Надо убить её первой, и тогда всё встанет на свои места.
Он прыгнул. Это было страшно. Хоть и рассчитано до тысячных долей. Но логарифм расчета совсем не успокаивал душу, прожженную во многие времена и во многих местах. Он прыгнул с высоты сто пятидесятого этажа. Прямо с балкона гостиничного номера, который был снят неделей раньше. Это выражалось высотой шестьсот пятьдесят метров. И это было слишком много, чтобы шанс пролететь вне поля зрения охраны, был минимален. Он был максимален, иначе быть не могло. Русская охрана давно уже стала мирового уровня, едва ли не лидируя в абсолютном смысле. Некоторые русские намного меньше других наций боятся смерти в момент исполнения долга. Именно долга, а не какого-то ритуала. И это многое решало. Прыгун также был русским. Он был русским вором-бандитом. Так можно было бы вкратце его характеризовать. Хотя, параллельно он был сержантом спецназа, в прошлом. А ещё раньше, студентом МФТИ. Ну, а ещё раньше — посетителем кружка радиолюбителей. Но это было совсем уж давно… И было ль… Аль не было? Да было, было… но… Прошло. А знания остались, в подкорке сохраняя номинал. Который требовалось помнить. Ну, он и помнил. Но только в нужном месте, в нужный час.
Сержант летел лицом вниз. Он видел точку, где ему следовало приземлиться. Она стремительно росла в его глазах, но не столь быстро, как может показаться читателю. Все реакции прыгуна были в десять раз быстрей, чем в естественном состоянии. Это происходило по причине сверх стрессового состояния. Естественно, все скорости для него замедлились во столько же раз. Это известно не многим. Но известно, и это факт. Несколько секунд полёта превратились для него, в некотором смысле, в стайерский залёт. Тактовая частота подкорки головного мозга увеличилась до двенадцати герц. Это очень большая разница в сравнении с естественным состоянием, и эта разница давала ему шанс на выживание. На что он и рассчитывал. И на что рассчитывала его группа прикрытия, сидящая в автомобиле в нескольких километрах от точки приземления.
— Выхожу на цель, — сказал он, хотя никто ничего не разобрал из его речи. Но по тембру голоса поняли, что всё в порядке.
— Ну, что, дорогая, я думаю, нам стоит сегодня отметить свою удачу.
— Ты считаешь, что это не безопасно?
— Ха-ха-ха! Ты это о чём? Мы создали вакцину! Мы создали Вакцину!!! Мы создали вакцину, автоматически клонирующую стволовые клетки человека. Мы создали Вечную Жизнь! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
— Тише, не кричи… Во первых, мы создали её не сами, а используя медицинскую Национальную базу данных США, используя при этом суперкомпьютер Академии, подобрав код его запуска. Только за это нам светит десять лет тюрьмы.
Напарник нахмурился.
— Не надо при мне говорить подобные вещи. Не надо… Я сам прекрасно знаю, чем мы рискуем. Основная исследовательская группа даже близко не подошла к нашей идее автозамены стволовых клеток. Они зациклились на простом клонировании. Но клон не есть естество. Клон — порождение Сатаны. Клон — увод в сторону от прогресса. Клон — на стороне тёмных сил, не имеющих перспективы в будущем, а тем более, в Вечности. Клон — исчадие Ада.
— Господи, да успокойся ты. Я всё понимаю, но говори потише, мы на Пятой авеню, а здесь из каждого мусорного ящика торчат уши. Уши!!! А не деньги. И ещё: ты слышал последние сплетни, что в Нью-Йорке действуют несколько иностранных спецгрупп, по отслеживанию результатов работы нашего отдела?
— Слышал, и не только…
— Что значит — не только?
— Да выпивал я в баре с одним специалистом. Он был настолько пьян, что забыл, где находится. Ну, и ляпнул мне, что ведёт охоту на ведьму.
— Как это — на ведьму?
— Под ведьмой подразумевается начальница нашего отдела, Кондализа Пэйс.
— Да? Они кинули ей такую кликуху?
— Ну да, а что, не подходит?
— В самый раз, — ответила Марго, и сплюнула на тротуар. — Ник, а ты не боишься, что эта банда и нас отследит?
Ник посмотрел на Маргариту уверенным взглядом расбогатевшего человека.
— Кто мы такие? Мы мелкие сошки, мы не заметные букашки, нас не видно под микроскопом, нас не видно в толпе бегущих на работу, нас не видать, не слыхать и не учуять.
— Хотела бы я верить в то, что ты говоришь… Да, послушай, а не вколоть ли нам эту вакцину прямо сейчас. А? Какого чёрта ждать? Ширнёмся, и можно садиться в тюрьму хоть на сто лет. Для поддержки процесса регенерации надо лишь немного углеводов. Совсем немного.
