Валентин Шатилов - Магнолия
— Что у тебя с руками?
«А ведь он, — подумала Магнолия о Викторе, — сколько говорил со мной, а даже внимания на мои руки не обратил». И удивилась. И слегка обиделась. И сказала Доктору с улыбкой:
— Да ничего, ерунда!
Тогда Доктор отвел наконец глаза от ее рук и вымолвил заплетающимся языком, все еще шепелявя:
— Скорее… помоги им…
И потыкал подбородком в боковой угол библиотеки, закрытый единственным уцелевшим стеллажом.
Кому помочь? Там никого не было — Магнолия же чувствовала.
Но Доктор торопил сквозь заворачивающийся опять лейкопластырь:
— Скорее, девочка моя, скорее…
Магнолия пожала плечами, прошла в угол, заглянула за стеллаж. Сначала ей показалось, что там и правда никого нет. Но потом она увидела — и взвизгнула от неожиданности.
Прямо под ногами, темными мешковатыми грудами, лежали два человеческих тела в пятнистой военной форме. Солдаты. Глаза обоих были открыты и смотрели вверх. Солдаты были мертвы.
Они были мертвы? Замерев, прислушавшись, Магнолия почувствовала совсем слабенький, едва уловимый запах жизни.
— Эй! — окликнула она их.
— Ну? — донеслось приглушенно со стороны Доктора.
— Тут солдаты! — сообщила Магнолия, не оборачиваясь, и окликнула их погромче:
— Э-эй!
Ответа, конечно, не было.
Доктор говорил что-то трудно разбираемое со своего места. Магнолия решилась — протянула руку и толкнула ближайшего солдата пальцем в плечо.
Как туго натянутая ткань порвалась — раздался треск, руку тряхнуло, будто от удара током.
— О-ей! — вскрикнула Магнолия, отскакивая.
А солдат начал жить, зашевелился. Лениво заскреб каблуком левой ноги по доскам пола, по кистям рук его пробежала мелкая дрожь, пальцы скрючились, да так и остались.
— Ыгы-ы… — вырвался хриплый неприятный звук из приоткрывшегося рта. А глаза продолжали все так же неподвижно смотреть вверх.
Магнолия отступила еще дальше, со страхом ожидая продолжения.
Продолжение было неожиданным. Пятнистая ткань штанов солдата в районе паха быстро потемнела, и оттуда по ложбинке пола между досками потянулась лужица мочи.
Магнолия отшатнулась, обернулась, жалобно позвала:
— Доктор, Доктор!
— Живы? — едва различимо произнес Доктор, изгибаясь в своих веревках, чтобы увидеть хоть что-нибудь.
— Да, живы вроде… — Магнолия попятилась к Доктору. — Но они так странно себя ведут. Я до одного дотронулась — он не встает, дергается и смотрит вверх…
Об остальном Магнолии сказать было неловко, и она смолкла. Осторожно отвернула лейкопластырь с губ Доктора.
— Значит, все-таки поздно, — пробормотал Доктор. Слизнул кровь с верхней губы. Скривился. — Предупреждал же я его… А второй как?
Магнолия призналась, что до второго не дотронулась.
— Ну что ж ты, девочка моя, — забеспокоился Доктор. — Ну-ка, развяжи меня побыстрее.
Магнолия с готовностью схватилась за узлы, поднатужилась, потянула, выворачивая пальцы, надломила ноготь — но узлы не поддались.
— Ладно, — решил Доктор. — Иди туда, может, хоть со вторым все нормально…
Она — почему-то на цыпочках, стараясь не шуметь, — вернулась в закуток. Преодолевая дурноту, дотронулась пальчиком до второго лежащего — результат был тот же. Бабахнул разряд, человек в пятнистой форме задышал, но не встал и вообще осмысленных движений не произвел.
— Нет, он тоже… — отрицательно замотала Магнолия головой, выглядывая из-за шкафа. Доктор устало вздохнул:
— Ну ясно.
И с неожиданной яростью добавил:
— Поделом сволочам! Это им за все.
Магнолия даже замерла в страхе. Таким она Доктора еще не видела. Неужели и он бывает злым?
— Ладно, — сказал Доктор, прикрывая глаза. — Ладно… Вон там, детка, стекло разбитое. От книжного шкафа. Будь добра, возьми его, разрежь эту чертову веревку.
Он указал подбородком и грузно перевалился на бок, выставляя связанные руки, чтоб ей было удобнее резать.
— Ты предупреждал? Кого? — спросила Магнолия, осматриваясь в поисках стекла.
— Да Виктора нашего.
— Виктор и сюда приходил?
— Приходил, приходил. Поговорили.
— Он меня искал? — Магнолия наклонилась, вытащила длинный осколок стекла из-под синей книжной обложки. Книги в обложке не было.
— Нет, девочка моя. Он меня искал, — вздохнул Доктор. — Его хозяин почему то решил, что раз я вас всех спас в свое время, то теперь соглашусь участвовать в его людоедских играх. Н-да… А вот ты, девочка моя, почему не с ними? Виктор вроде говорил, что всех вас они там собрали…
— А почему же Виктор тебя не освободил? — Магнолия в недоумении остановилась над Доктором, поблескивая осколком стекла.
— Ну, немножко все-таки освободил, — усмехнулся Доктор, тут же расплатившись за свою усмешку коротким стоном — подсохшая было ранка на верхней губе треснула, и оттуда взбухла темно-бордовая капелька. Доктор лизнул ее и пробормотал: — Рот он мне все-таки отклеил. Иначе как бы мы разговаривали? А потом — когда не договорились — опять заклеил. Вернул, так сказать, все в исходную позицию. Хороший мальчик, аккуратный. Ты режь, детка, режь.
Магнолия ничего не поняла.
— Ты, может, сам попросил его сделать, как было? — предположила она, становясь коленями на мягкие книжные страницы и начиная пилить веревку на набрякших докторских руках. Осторожно, стараясь не поцарапать. Нитку за ниткой, волосок за волоском.
— Эх, нет, девонька ты моя дорогая, — закряхтел от смеха Доктор. — Это он по своей инициативе так постарался. Раз, значит, я не участвую в их общем деле, значит, и они — со своей стороны — не участвуют в моей судьбе. Умывают, так сказать, руки.
— Кровью? — заинтересовалась вспомнив Викторовы слова.
Веревка поддавалась плохо, и Магнолия закусила губку, как школьница, старательно выполняющая домашнее задание.
— Что — кровью? — переспросил Доктор.
— Руки умывают — кровью?
— Да пока нет вроде, — задумчиво пробормотал Доктор и добавил жалобно: — Ох, устал я, детка, разговаривать. Рот очень болит. Давай помолчим?
Магнолия вздрогнула. Кто-то еще был в комнате, кто-то вполголоса говорил одновременно с Доктором. Она затравленно глянула по сторонам.
— Что еще случил ось, — девочка моя? — почти спокойно поинтересовался Доктор снизу.
И чуть не одновременно с ним эту фразу произнес другой голос — глуховатый, бесцветный. Только немножко раньше.
— Кто здесь?! — вскричала Магнолия, вскакивая с колен.
Доктор тоже приподнялся, осматриваясь. Медленно произнес:
— Деточка… что, что такое?..
Магнолия вздрогнула, уставилась на него. Дело в том, что докторский вопрос был точным — как эхо! — повторением вопроса, уже произнесенного кем-то мгновение назад.
— Ты, ты слышишь? — шепнула она. «Что?» — спросил безликий голос.
— Что? — нетерпеливо уточнил Доктор.
— Чьи слова ты повторяешь? — невольно пошатываясь, опасливо спросила Магнолия.
«Ничьи не повторяю», — ответствовал негромкий тусклый голос.
— Ничьи не повторяю! — раздосадованно (насколько ему позволял изуродованный рот) воскликнул Доктор.
«Свои говорю», — подсказал безликий голос.
— Свои говорю! — запальчиво повторил Доктор.
— А ну-ка — скажи еще что-нибудь, — попросила Магнолия. Кажется, она начинала догадываться.
«Что еще за прихоти. Скажи толком — что произошло?» — произнес тусклый голос. И Доктор немедленно, хотя и более эмоционально, воспроизвел эту фразу.
Магнолия почувствовала громадное облегчение.
— Все в порядке! — весело сказала она. — Просто я слышу твои мысли, перед тем как ты их выскажешь.
Доктор выпучил глаза, замер на секунду, соображая, а потом она услышала: «И что я сейчас думаю?»
— И что я сейчас думаю? — подтвердил недоверчивый докторский голос.
— Ну, я не знаю, что ты там такое себе думаешь, — пожала плечами Магнолия. — Я слышу только то, что ты собираешься вслух сказать.
«То есть то, что уже приняло словесную форму?»
— То есть то… — начал Доктор. И смолк.
— Да, — нетерпеливо согласилась Магнолия, опять принимаясь за веревку. — Наверно. Словесную форму. Твои будущие слова.
«И сейчас слышишь?»
— Слышу. Так что можешь не напрягать свой бедный рот. Будем общаться мысленно.
«Вот какие вы, оказывается, супермены».
— Супера, — поправила Магнолия.
«Да уж — супера так супера, — все так же мысленно согласился Доктор. И добавил: — Две жертвы вашего суперства уже вол валяются. Бывшие мои тюремщики. Я, говорит, их заступорил — это Виктор наш. Не будут, говорит, мешать. И так это он горделиво…»
Тусклый голос смолк.
— Что — «горделиво»? — переспросила Магнолия.
«А? Извини. Отвлекся. Перестал словами думать. Как он тут стоял, вспомнил. Красавец наш. Виктор-победитель. Очень уж горделиво разговаривал. Не по-людски. Как полубог, которому дано карать и миловать. Паскудник… Я ведь тогда сразу спросил: хорошо, заступорил — а надолго их хватит — без дыхания лежать? Это же все равно что клиническая смерть. Через пять минут отомрет кора — и что? Считай, нет человека. „Когда надо будет — отступорю!“ Вот и весь ответ паскудника-полубога. А потом просто бросил и отбыл восвояси. Такие вот вы, девочка моя, оказывается, супера всемогущие. Небезопасно с вами простым людям дело иметь…»
