Роман Караваев - Миссия доброй воли
– Рррхх... шуча! Апама’шим!
Упершись в край стола огромными лапами, Ххешуш начал подниматься. Служитель быстро переместился к нему за спину. В руках Шахут’гра появилась, бог весть откуда, толстая дубинка. Кажется, он решил защищать клиента до последней капли крови.
Не понадобилось. Альбом, лежавший на столе, открылся – как раз на рисунке лесной поляны, что так нравился Эрику. С одной стороны – глубокая тень, что залегла в лощине, с другой – просвечивающий сквозь дымку листвы солнечный свет... Ххешуш выпучил глаза; казалось, они сейчас вылезут из орбит. Очень осторожно он подцепил когтем альбомный лист и уставился на другую страницу. Цветной набросок морского берега... вода переливается радужными бликами, а у камней играют голубоватые полупрозрачные рыбки... Следующий эскиз: зверек, похожий на крупную белку с длинными заячьими ушами, вцепился в древесную ветвь и обгрызает листья...
– Это что? – наконец прохрипел Ххешуш.
– Изображения леса, моря и животных, – отозвался Эрик. И добавил не без гордости: – Моя работа!
– Как ты это делаешь, шуча?
– Очень просто. – Эрик вытащил угольный карандаш и несколькими штрихами набросал портрет Ххешуша. Затем вырвал лист из альбома и сунул хаптору под нос. – Это ты. Похож?
– Похож, – откликнулся служитель, не выпуская из лап дубинку. – Только приукрашено слегка... рожа у него пошире будет, и пасть побольше. А так ничего. Похож!
Гигант, как зачарованный, взирал на свое изображение. В зрачках хаптора уже не стыла ненависть, мышцы расслабились, кулаки разжались, рот приоткрылся; склоняя голову то к левому, то к правому плечу, он изучал рисунок, будто не в силах поверить, что его лицо каким-то образом переместилось на бумагу. Внезапно его пальцы дрогнули, пошевелились, и Эрик, верно истолковав этот жест, уронил в ладонь Ххешуша угольный карандаш.
Карандаш отправился в странствие по чистому листу. Сначала возник беспорядочный хаос линий, но рука Ххешуша двигалась все быстрее, все увереннее; появились табуреты и столы, своды подвала, намеченная контуром дверь. Эрик, с замиранием сердца следивший за этим таинством, прошептал, взглянув на Шахут’гра: «Кхашаш! Живо неси!» Бросив дубину, служитель исчез и вскоре вернулся с полными кружками. Эрик пригубил, Ххешуш, не глядя, выплеснул пойло в рот, чиркнул пару раз по бумаге и обвел взглядом кабак. Затем сморщился и с недовольным видом буркнул:
– Плохо! Столы, стены... все мертвое... нет интереса... – Он перелистнул альбомные страницы, нашел рисунок морского берега с рощей на заднем плане и поинтересовался: – Это где?
– Побережье около нашего дома, – сказал Эрик и тут же уточнил: – У дома ашинге. Это охотничье владение Шеггерена’кшу. Приезжай, я отведу тебя в это место. Дам бумагу, краски, карандаш. Будем рисовать живое – море, деревья и всяких лесных тварей.
Ххешуш зыркнул на него недобрым взглядом:
– Ты, шуча, совсем без ума... Кто меня туда пустит? И на чем мне ехать? Откуда у меня шаух? Я живу в развалинах, одеваюсь в отрепья и пожрать могу не всякий день... Зато пью! – Он грохнул кулаком по столу. – Пью! Ну-ка, Шахут’гра, тащи кхашаш! Больше тащи, не то когти вырву! Шуча платит!
– Кто платит, тот и когти рвет, – молвил служитель и уставился на Эрика в ожидании команды. Кивнув, тот оторвал несколько квадратиков фольги.
– Неси большой кувшин и мясо хашшара. Потом сядь у своих вертелов и сюда не лезь, пока не позову.
Не прошло и двух минут, как Шахут’гра выгрузил на стол гигантское блюдо с мясом и горкой фиолетовых плодов, кувшин спиртного и сосуд с приправами. Воткнув в мясо нож, он покосился на клинок в сомнении, потом оглядел гостей, шумно выдохнул и исчез. Но прихватить с собой дубинку не забыл.
– Ешь и пей, – произнес Эрик, придвигая блюдо к гиганту, а к себе – альбом. – Только с пойлом не очень усердствуй. Будем говорить.
Ххешуш молча налил и опорожнил кружку, потом взялся за нож, отхватил большой шмат мяса и заработал челюстями. Жир стекал ему на грудь, пачкая убогое одеяние. От него тянуло если не злобой, то явной неприязнью.
– О чем говорить? – пробурчал он. – Ты шуча, я хаптор... Враги!
– Как я могу быть твоим врагом? – молвил Эрик. – Когда вы с нами воевали, я еще до этого сиденья не дорос! – Он хлопнул по табурету. – Какие счеты у тебя со мной?
– Щенок шуча – тоже шуча, – упрямо повторил гигант, отрезая еще кусок мяса. – Я был воином. Я дрался с шуча.
– Меня зовут Эрик Тревельян, а по-вашему – Рирех, – сказал Эрик, начиная сердиться. – Конечно, я шуча... шуча, ашинге, кирицу’ххе... Может, это не очень почетные прозвища, но у тебя, Ххешуш, еще хуже. И как ты его заработал, шуг’нихари? Бежал с поля боя? Сдался в плен? Сидел в какой-то щели, пока другие сражались?
Лицо гиганта налилось темной кровью. Он стиснул нож, оскалил зубы; чудилось, что он сейчас бросится на Эрика или опрокинет стол, придавит его к полу и сломает кости. Но тут глаза Ххешуша метнулись к альбому с рисунками. Гигант расслабился и хрипло выдохнул:
– Ты дерзкий щенок... Не боишься, что я сдеру с тебя шкуру вместе с шерстью и запихаю тебе в пасть?
– Не боюсь, но это было бы очень грустно. В системе Утарту три миллиарда обитателей, но только ты и я умеем рисовать. – Эрик положил ладонь на альбом. – Других, клянусь Великой Пустотой, я пока не встретил. Жаль, если мы не сможем договориться.
Ххешуш выслушал это, двигая челюстями и пережевывая мясо. Кровь отхлынула от его лица, зрачки сузились, жир и сок текли по подбородку. Похоже, он смирил свою ярость. Почувствовав это, Эрик спросил:
– Как твое настоящее имя?
– Ххешуш, другого я не имею. Я шуг’нихари, лишенный прежнего имени, знаков доблести и покровительства клана. Я нищий. Я даже не могу свершить Ритуал и вспомнить предков – у меня их больше нет. – Гигант отложил нож, высосал единым махом кружку пойла и добавил: – Но я не поворачивался спиной к врагу и не бежал с поля боя.
– Однако тебя наказали. Считаешь, в этом виноваты шуча, мои соплеменники? Они дрались нечестно? Нанесли предательский удар? Перебили твоих близких, самок и щенков? Резали беззащитных, как ваши солдаты на Тундре, в мире, из-за которого началась война?
Гигант безмолвствовал. Есть тоже прекратил, хотя на блюде еще оставалась добрая половина плодов и мяса. По груди Ххешуша змеился шрам, уходивший вниз от правой подмышки; его конец скрывало жалкое рубище.
– Ты нищий, но это, возможно, большая удача, – мягко сказал Эрик. – В прошлом на моей планете тоже были нищие, и многих из них мы теперь почитаем как величайших творцов. Нищие сказители, нищие живописцы, нищие музыканты... Кем бы ты был, Ххешуш, если б не сделался нищим шуг’нихари? Воином, почетным ветераном, бойцом или охранником в каком-то клане... Нищета вырвала тебя из привычного мира. Ты лишился всего, но стал рисовать.
– Большого толка я в этом не вижу, – буркнул гигант.
– Не видишь, но не можешь остановиться, – отозвался Эрик, поворачиваясь к изображению скачущих книхов. – Где другие твои картины, Ххешуш? И сколько их – десять, двадцать, сто? Где и как ты их рисуешь? На каких стенах оставил след?
Хаптор поник головой. Внезапно тоска затопила Эрика, темная тоска и отчаяние, будто накрыли его холодные морские воды и повлекли в пучину, в бездну, из которой нет возврата. Эти чувства были такими сильными, такими ясными, такими понятными для человека! Хотя к человеческой расе Ххешуш, конечно, не относился.
– Приходи, – пробормотал он, – приходи, Рирех, в мой дом, и ты увидишь... – Ххешуш оборвал фразу, судорожно сглотнул, и из его горла вырвался странный звук, то ли стон, то ли рычание. – То, что я делаю, никому не нужно... никому в мирах хапторов... ни на одной из сотен планет... Пусть смотрит шуча. Может, у вас глаза иначе устроены или особая извилина в голове... Приходи, смотри!
– Я приду, обязательно приду, – молвил Эрик и положил ладонь на огромную лапу хаптора.
* * *Вечером он бродил по берегу, у причала, сложенного из тяжелых глыб, у камней, что торчали из песка подобно клыкам в драконьей челюсти. Море казалось на удивление тихим и спокойным, даже мелкая рябь не тревожила гладкое зеркало вод. Наверное, завтра будет хороший день, решил Эрик.
Он вспоминал встречу с Ххешушем и думал о том, как ему повезло. Года три назад, когда он учился в Академии, профессор Тья Маунги вел занятия, необязательные к посещению, так как экзаменов или зачетов не предвиделось. Эрик, однако, ходил, и тому имелась личная причина. Странным человеком был этот профессор, и лекции его тоже были странными... Он утверждал, что в любой из звездных рас есть индивидуумы с особыми талантами, особым складом разума и сферы чувств, что делает их непохожими на соплеменников. Не гении, а, скорее, изгои, хотя гениальность тоже не исключалась. Взгляните на лоона эо, говорил Маунги, они телепаты и интроверты, не способные жить вне ментального поля своего народа. Эти их качества настолько сильны, что для торговли и общения с другими расами они создали сервов-биороботов, новый вид разумных существ, ориентированный на контакты с чужаками. Но наверняка среди лоона эо есть личности особые, такие, что могли бы перенести одиночество, такие, которых меньше пугает прямой контакт с людьми Земли, хапторами, дроми и кни’лина. Возможно, их меньше десятка среди миллиардов, но согласно статистике эти уникумы есть в любом сообществе, включая людей и остальные расы. Встретить подобное существо, найти его среди массы созданий типичных, ничем не примечательных, – чудо, большая удача. Возможно, такой уникум, в силу своих талантов, станет мостиком между двумя расами, ибо он способен отрешиться от привычного и понять иное. Другие мнения, другие чувства, другой взгляд на мир...
