Евгений Шалашов - Хлеб наемника
Если нельзя бороться со стихией, обрати ее в свою пользу и назови все это безобразие красивым именем. Посему, раскинув мозгами, я сколотил «летучий отряд» — команду из самых хулиганистых пацанов, старшему из которых было пятнадцать лет, а младшему — девять. Горожане называли их «летучими» мальчишками. Чтобы выделять «летучих», пришлось придумать им отличительный знак — нарукавные повязки с изображением городского герба… Пчел ребята рисовали сами, поэтому они получились похожими на перекормленных шмелей, но мальчишки гордились своими регалиями не меньше, чем бургомистры и члены Городского Совета медалями. Мне доложили, что в «летучий отряд» выстроилась очередь не только из мальчишек, но и девчонок!
Старший отряда бдительно следил, чтобы его воинство не забиралось куда не надо. Кроме того, мальчишки оказались лучшими посыльными и адъютантами. Ну а самое главное, «команда» должна была присматривать за часовыми на стенах и за тем, что происходит за стенами…
— Часовые спят! — доложил запыхавшийся парнишка.
— Которые? — спросил я, сурово сдвигая брови. Если у ратуши — так и черт с ней, но если на стенах — тогда плохо.
— В Надвратной башне.
— Будили? — поинтересовался я, надевая перевязь.
— Так точно! — отрапортовал мальчишка, вытягиваясь как новобранец перед капралом. Получилось забавно, но я даже и не подумал улыбнуться.
— И что?
— Спят как убитые. И не дышат вдобавок.
Гневко не противился, что я взял на седло мальчишку, а маленький гонец был на седьмом небе от счастья. До ворот мы доскакали за несколько минут. Вовремя! У барабана с цепями возились два типа, пытавшиеся спустить подъемный мост. Был еще и третий, кинувшийся наперерез. Наивный! Мне даже не понадобилось защищаться от его тесака. Гневко отбросил его плечом и, припечатав по голове несчастного копытом, радостно ринулся к оставшимся.
Эти оказались умнее. Укрывшись за барабаном, куда гнедой не мог добраться, ощетинились клинками. Гневко шипел от злости, требуя, чтобы злодеи вышли и приняли честный бой, но они были благоразумными и не желали вылезать из укрытия. Посему мне пришлось спешиться.
Метательный нож, которым меня поприветствовали, попал бы точно в живот, если бы я его не отбил. Дальше дело у них не пошло — один упал, получив в лоб эфесом, а второй присел на корточки, зажимая разрубленное лицо…
Первым делом я провернул барабан, натягивая цепь потуже, и, поручив охрану раненых мальчишке и гнедому, побежал наверх. Допросить диверсантов можно и позже.
В караулке лежали трое караульных, которым было положено бодрствовать, а возле бойницы сидел нахохленный командир «летучего отряда» Эдди и двое его бойцов.
— Там… — кивнул Эдди в черноту проема.
Я вгляделся в темноту: у подножия вала едва поблескивали кончики копий. Если бы не ожидал увидеть, внимания бы не обратил — ни звяканья доспехов, ни ржания коней не слышно. «Передовой отряд, — пронеслось в голове. — Ждут, когда упадет мост. А там — мост упадет, захватят ворота, укрепятся в башне, продержатся до подхода конницы…»
— Поднимай тревогу! — приказал я, снимая со стены сторожевой рог.
Кинул его Эдди, не поинтересовавшись, сумеет ли он дать нужный сигнал? С другой стороны — горожане тоже не знают — какой сигнал служит к общему сбору: «Ти-та-ти-та» или «та-та-та-та»…
«У-уу-ааа», — простуженно завыл рог. Немного помедлив, к нашему вою присоединились трубачи прочих городских башен, прорвав тишину разноголосым ревом, сипом и кашлем погнутых и потрескавшихся медных и костяных рогов, разысканных в чулане ратуши, где они десятилетиями пылились за полной ненадобностью.
Скверно, если на штурм пойдут сейчас! Пока сонные бюргеры проснутся, поймут, что звуки им не снятся, начнут собираться (под причитания жен, вроде: «Спи давай! Может, дома посидишь? Что, без тебя не справятся?»), сползутся, да разместятся по стенам, да прекратят задавать глупые вопросы… М-да, к этому времени не только ров форсируют, но и на стены влезут. Нам с Эдди и его пацанами не спихнуть все штурмовые лестницы и не сбросить всех нападавших со стен.
На всякий случай я принялся заряжать арбалеты, передавая их мальчишкам. «Вроде бы все, — отметил я, вкладывая последнюю стрелу в желоб. — Теперь можно заняться и караульными».
На маленьком столике, за которым стражники коротали время за игрой в кости да питием пива, приткнулась глиняная фляга с вином. На столе в липкой лужице — опрокинутая кружка. Осторожно взяв со стола флягу, принюхался. Резкий запах миндаля подсказал, что вернуть к жизни часовых не сможет ни один лекарь.
На Надвратной башне три бойницы. Я расставил мальчишек, посоветовав стоять боком и особо не высовываться, пошел вниз. Кто знает, может, с нашей стороны через стену уже переброшена лестница, а около ворот уже копошатся вражеские солдаты? Пока спускался, к стенам подходили горожане. Невыспавшиеся бюргеры, гремя разнокалиберными доспехами, бубнили под нос что-то нехорошее (наверное, про меня?), но, тем не менее, забирались на галереи и становились по местам. Значит, тренировки, за которые горожане меня втихомолку поругивали (а герр Лабстерман и вслух высказывал порицания!), прошли не зря! Я переживал, что, когда дойдет до настоящего дела, горожане опоздают. Зря!
Первым, как и положено, на место прибыл капитан латников. Облегченно вздохнув, я поручил Густаву расстановку бойцов и взбежал по крутым ступеням обратно в башню.
В караулке ничего не изменилось, за исключением того, что мальчишки не устояли перед соблазном… Теперь, разрядив арбалеты, они неумело орудовали «козьими ножками» и сопели, пытаясь натянуть тугие тетивы.
— Господин комендант! — радостно сообщил Эдди. — Мы их прогнали!
— Кого прогнали? — холодно поинтересовался я.
— Вон тех, кто ко рву подходил… Мы начали стрелять, и они ушли…
— Вы хотя бы попали в кого-нибудь? — усмехнулся я. — Только не врите — завтра увидим — валяется там кто-нибудь или нет.
— Умирать ушли. Или — раненые, — попытался спорить со мной Эдди.
— Значит, так… — нарочито спокойным тоном сказал я. — Нарукавные повязки можете оставить себе на память. «Летучий отряд» я распускаю.
— Господин комендант, за что?! — вскинулся командир. Даже в сумерках было заметно, что мальчишка побледнел.
— Нарушение дисциплины… Вы открыли стрельбу без команды — раз. Напрасно израсходовали стрелы — два. И, наконец, своей дурацкой стрельбой создали впечатление у противника, что защитники Ульбурга ничего не стоят. Собирайтесь и уматывайте.
— Вы говорили, что за нарушение дисциплины положена порка… — вспомнил один из мальчишек.
— Это в лагере, а не в бою, — покачал я головой. — В бою — смертная казнь. Но вы не солдаты, а дети.
Честно, я хотел поморочить мальчишкам головы, довести их до слез, а потом простить. Придется прощать, а куда же я денусь? Мальчишки — славные! Но все-таки нужно же приучать их к дисциплине.
То, что произошло дальше, едва не довело до слез меня самого…
Эдди обнял товарищей и, подавая пример остальным, встал на колени. Все трое молча плакали, но пощады не просили.
— Господин комендант, мы — солдаты, — обернулся ко мне Эдди. — Пожалуйста, казните нас, но не распускайте отряд! А вместо меня назначьте Вилли. Он хоть и маленький, но справится.
Маленький командир зажмурился и принялся читать молитву.
«Вот те на! — оторопел я. — Как же теперь выкручиваться?»
— Нет уж, милые мои! Думаете, я вас казню — и все? — заявил я, понимая, что несу околесицу, и, лихорадочно соображая, что бы такое сказать: — У нас случай особый. Людей мало, потому… («Чего же придумать?») Вместо казни я назначу наказание. Так уж и быть, отряд распускать не буду. Но арбалетов больше не получите. Я вам сто раз говорил — стрелы нужно тратить с умом! Посмотрите сюда… Вот примерно так…
Высмотрев нечеткий блеск со стороны вала (Наблюдатель? Ну лучше прятаться нужно!), взял его в прицел небольшим упреждением и нажал на спуск. Раздался вопль, а мальчишки завистливо вздохнули, забыв, что их только что собирались казнить.
— Ладно, — примирительно сказал я. — За то, что первыми увидели врага, вам следует награда. Но за то, что открыли стрельбу, — наказание. Стало быть, ни награды, ни наказания вам не будет. Но, — назидательно изрек я, поднимая вверх указательный палец, — стащите вниз караульных!
Радостно, будто мартышки, ухватившие банан, дети потащили мертвецов вниз. Я, провожая их взглядом, подумал, что если в своей жизни и сделал что-то хорошее, то сегодня все это перечеркнул, заставив мальчишек стрелять в живых людей.
«Здрасте, господин бургомистр!» — услышал я.
Стало быть, и Лабстерман здесь. Не утерпел, пришел.
— А я решил, что вы опять тренируетесь, — буркнул герр Лабстерман, с трудом переведя дыхание и припадая к бойнице.
