Один в поле воин - Тюрин Виктор Иванович

– Все, парень. Мы закончили. Ты молодец.

Громкий синхронный перевод моих слов заглушил шум, разом поднявшийся в зале. Все сразу пришли в движение. Кто-то прибежал на ринг помогать Первушину, другие ожесточенно спорили, обсуждая моменты поединка. Меня не ругали, но и не так чтобы хвалили, больше было высказываний спортивного характера:

– У Америки крепкие ноги, по рингу бегал как заведенный. Хорошо поставлен завершающий удар правой. Я так скажу, американец хорошо видит ринг и умеет правильно оценить противника.

Последние слова произнес усатый тренер, стоящий рядом с хмурым Василием Сталиным. Не так он видел товарищеский поединок с американцем. Ему хотелось яркой и красивой победы, а тут…

– Американец выжидал, а когда увидел, что Антон выдохся, и сам пошел в контратаку.

– Да видел я, видел, – отмахнулся от него Василий Сталин.

Я скользнул под канаты, потом дождался, пока секундант поможет мне снять перчатки, затем наскоро вытерся полотенцем и подошел к Василию Сталину.

– Ваш боец хорошо дрался. Он молодец. Только он не сумел оценить меня. Еще. Скажите моему противнику, что я не просто так дважды становился чемпионом. – Тренер оценил мой ход и усмехнулся в усы. Парню будет не так обидно, потому что он уступил сильному противнику. – Господин Сталин, я сейчас принесу фотографии. Хорошо?

– Тащи, – буркнул командующий недовольным тоном.

Пришлось немного задержаться, так как Мария заставила меня надеть рубашку и штаны, чтобы я не бегал в одних трусах. Вернувшись, отдал Василию Иосифовичу две фотографии, а третью протянул со словами:

– Не подпишете ее, господин Сталин?

Тот, соглашаясь, качнул головой, усмехнулся, как бы говоря, вот же настырный американец попался, отдал свои фото майору Косте, затем перевернул мою фотографию и написал моей шариковой ручкой: «Хорошему боксеру Майклу на память». Рядом поставил дату и подпись.

– Большое спасибо! Я рад нашему знакомству! Вы большой человек, господин Сталин! – я придал восторженности не только своему голосу, но и лицу.

Услышав перевод, Василий Сталин, улыбнулся:

– Ты молодец, парень. Я бы не отказался иметь в своей команде такого бойца, как ты. Теперь извини, я не ради тебя сюда приехал.

– Понял. До свидания, господин Сталин.

Пока я неторопливо одевался, больше всех радовался моей победе секундант, боксер в далеком прошлом. Третий секретарь посольства торжественно пожал мне руку и сказал, что я молодец, так как поддержал честь американского флага. Перед тем как уйти, я повернулся к тренерам и спортсменам, которые пусть искоса, но наблюдали за нами, и громко, старательно искажая слова, крикнул:

– До свиданий, товарищ!!

Мне замахали руками, послышались крики:

– Пока, американец! Будет время, заходи!

Уже когда мы ехали обратно, с удовольствием подумал о лежащем во внутреннем кармане фото с подписью Василия Сталина: «Вот это сувенир. Всем сувенирам сувенир. Это вам не матрешка с балалайкой».

Вечером того же дня нам была назначена встреча в мастерской художника Полевого. Нам дали адрес и указали время: девятнадцать часов вечера. При этом мы были предупреждены о присутствии члена государственной художественной комиссии и сотрудника Министерства внешней торговли, из отдела по сделкам с предметами искусства. Я рассчитывал, что к художнику поедет миссис Вильсон с мужем, а я с приятелями-журналистами буду отмечать победу на ринге, но Вильсон неожиданно простудился и остался в номере в компании с чашкой горячего чая и рюмкой коньяка. Болеть никому из нас было нельзя, ведь через три дня мы должны были ехать в Ленинград, поэтому сопровождать миссис Вильсон пришлось мне. Посольство выделило нам переводчика. Вот только по времени мы не рассчитали и приехали за двадцать минут до начала встречи. Можно было прогуляться, но ходить по морозу никому из нас не хотелось, поэтому мы решили дожидаться советских представителей в мастерской художника.

Только поднялись на площадку, как дверь, обитая дерматином, ведущая в мастерскую художника, неожиданно открылась, и из-за створки выглянул мужчина. Судя по всему, он не рассчитывал кого-либо здесь увидеть, потому что автоматически дернулся назад, но сразу понял, что это бесполезно, замер, глядя на нас. Это был не Полевой, а какой-то странный тип. Лицо опухшее, глаза красные, как с перепоя. Его реакция, а также само появление незнакомца там, где быть не должно, заставило меня насторожиться. Художник был предупрежден как о нашем приезде, так и о приезде членов комиссии, поэтому должен был выставить за дверь посторонних лиц вроде этого типа, пусть даже он за солью пришел. Мы замерли в ожидании, что нам прояснят обстановку или пригласят в мастерскую, а вместо этого последовал вопрос:

– Вы кто?

Уильямс Локкарт, наш переводчик, объяснил, что он сотрудник американского посольства, а это миссис Вильсон, которая с этим юным джентльменом пришли посмотреть работы художника.

– Американцы? Картины? М-м-м… Нет-нет. Художник сейчас занят, зайдите завтра.

Услышав перевод ответа, леди Вильсон тут же взяла слово:

– Как занят? Нам назначено! Вы вообще кто?

Мужчина, услышав перевод, осклабился и выдал:

– Конь в пальто!

Услышав подобное выражение, Уильямс остолбенел, но в этот самый момент из-за спины стоящего у двери мужчины раздался чей-то низкий, глухой голос, вот только слов нельзя было разобрать. Мужчина отвечать тому ничего не стал, криво ухмыльнулся и сказал нам:

– Разрешение от художника получено. Заходите, гости дорогие.

Стоило ему приоткрыть перед нами дверь, как я увидел на его пальцах наколки в виде перстней. Интуиция забила тревогу.

«Матерый уголовник! Но откуда он здесь?»

Ситуация перешла из разряда «странная» в определение «условно опасная». У меня было несколько секунд, чтобы ее исправить, сначала резко оттолкнуть Марию, которая уже шагнула к двери, в сторону, а затем, ударив ногой в дверь, отправить уголовника в минус. Вот только что дальше делать? После чего я сбежал бы с лестницы, только меня и видели, но как быть с миссис Вильсон и Уильямсом? К тому же у меня не было оружия, чтобы прикрыть их отход, на случай если начнется стрельба. Кстати, я отметил, как заколебался наш переводчик, видно тоже почувствовал что-то неладное, вот только леди Вильсон уже решительно шагнула вперед. Нет, я не был готов рисковать и поэтому, придав лицу безмятежное выражение, шагнул вслед за Марией.

Стоило нам только пройти в мастерскую, как мы сразу увидели револьвер, направленный в нашу сторону. Физиономия второго бандита, наверно, была его визитной карточкой. Не раз сломанный нос, шрам, стягивающий левую щеку так, что уголок рта поднимался, запечатлев навечно на лице гнусную ухмылку, и глаза прирожденного убийцы – пустые и холодные – говорили сами за себя. Причем говорили не о безобразном лице, а уродливой душе этого человека. Единственный предмет, который выбивался из этого образа, была книга, которую тот держал в левой руке. Как я и думал, дорогу назад нам перекрыл уголовник, впустивший нас в квартиру. В правой руке он уже держал нож.

«Не огнестрел, уже хорошо».

«Шрам», такую я сразу дал кличку налетчику с оружием, стоял в пяти метрах от нас, а это означало, какой бы стремительный рывок в его сторону я ни сделал, он успеет выстрелить. Конечно, можно было подумать, что это просто ограбление, вот только хозяина мастерской нигде не было, а это могло означать только одно – живыми нас оставлять не собираются. Сейчас все зависело от бандита с револьвером. Начнет стрелять сразу или… Нам повезло, сказалась подлая бандитская натура, он решил над нами поиздеваться.

– Американцы, говоришь. Ну-ну. Будет что братве рассказать. Эй, ты! – и он ткнул стволом револьвера в мою сторону. – Подойди! Ко мне! Живо!

– Не трогайте мальчика! – испуганно закричала Мария и попыталась прикрыть меня собой.

– Вы не смеете! Мы американские граждане!.. – пытался протестовать Уильямс, но его грубо прервали: