"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9 (СИ) - Барчук Павел
Таким образом, конкретный изотоп не назван. Что-то фонит, но что именно, определить эксперту нечем. И мы можем лишь предполагать с большой долей вероятности, что загрязнило одежду не чистое вещество, а смесь из стронция-90, цезия-137, церия-144, циркония-95 и др. — та, что загадила почву и воду после выброса на «Маяке».
Поздравляем вас, тов. Ракитин, соврамши.
Самое смешное, что за много-много страниц до того сам же Ракитин написал вот что, пересказывая результаты экспертизы: «Какой именно изотоп (или смесь изотопов) явился источником излучения неизвестно. Лабораторный датчик фиксировал бета-излучение, являвшееся следствием распадов атомов; альфа- и гамма-излучения обнаружены не были».
Написал и забыл о написанном, либо посчитал, что читатели позабудут, и вытащил не пойми откуда «изотоп высокой чистоты».
Передать ЦРУ одежду, загрязненную радиоактивным стронцием, — все равно что признаться: именно здесь мы клепаем начинку для атомных бомб. Желая дезинформировать врага, стоило бы загрязнить свитер и брюки чем-то иным. Например, соединениями радия-226 — забугорные супостаты, обнаружив высокий уровень не бета-, а альфа-излучения, сообразили бы: э-э-э, да они там делают световую массу постоянного действия для стрелок и циферблатов часов (и заодно — для циферблатов, стрелок и шкал всевозможных военных приборов). Глядишь, и вычеркнули бы Челябинск-40 из списка целей первого удара: СПД штука нужная, но по важности для оборонного потенциала с оружейным плутонием ее не сравнить.
И ракитинцы, и сторонники ракеты с ядерной начинкой любят указывать на странное совпадение дат: 27 мая завершилась физико-техническая экспертиза, а уже 28 мая уголовное дело дятловцев было прекращено и отправлено в архив. Ну неспроста же! Явно торчат уши КГБ, длинные, как у зайца! Или комитетчики волевым решением заставили прикрыть дело, или сами прокурорские испугались, сообразив, что невзначай влетели в чужую зону ответственности.
Ракитин пишет о том, что произошло после экспертизы:
«Теперь вопрос должен был стоять так: найдено объективное подтверждение существующей угрозы государственной безопасности, что делать?
Феерический ответ на него последовал незамедлительно — закрыть дело! 28 мая 1959 г. родилось постановление о прекращении следствия.
<…>
Без комментариев. Читатели настоящего очерка способны сделать выводы самостоятельно».
Небольшая поправка: прежде чем читатели Алексея Ракитина начнут делать самостоятельные выводы, им стоит заглянуть в лист 340 все того же УД, где русским по белому написано: 30 апреля было принято постановление о продлении срока следствия.
Продлили срок как раз до 28.05, что на тот момент было логично: поисковые работы были ещё не закончены, тела последних четырех дятловцев не были найдены — можно было лишь предполагать, что они тоже погибли. Через месяц наблюдалась уже совсем иная картина: последние тела найдены и опознаны, все свидетельства собраны, все экспертизы проведены. Чем еще заняться следствию, чтобы его стоило ради этого еще раз продлить? (На самом деле прокурорским было еще очень много чем заняться, но это вопрос отдельный — по их разумению, никакие следственные действия больше не требовались.) И дело закрыли. В установленный ЗАРАНЕЕ срок.
А насколько слегка фонящие штаны и два свитера угрожали безопасности государства — вопрос, конечно, интересный. Но ответ на него дала сама жизнь: государство выстояло, не рухнуло, серьезных потрясений тоже не было отмечено. Можем допустить, что степень угрозы тов. Ракитин слегка преувеличил. По сравнению с ВУРСом тряпьё с легчайшими следами радиации — мелочь, не стоящая внимания.
Где и как мог Кривонищенко случайно загрязнить свою одежду радионуклидами? Не по месту жительства во время аварии на «Маяке», хотя такой ответ и напрашивается. Облако радиоактивной дряни миновало Челябинск-40: ветер унес его в сторону от города, повезло. Не повезло деревням и поселкам, оказавшимся с подветренной стороны.
И не во время ликвидации последствий аварии, хотя и такой ответ напрашивается. С чего бы он потащился в поход в одежде ликвидатора? После всех предупреждений и разъяснений, чем это грозит?
Он взял к Мертвой горе свою походную одежду. Ту, в которой совершал туристические вылазки из Челябинска-40.
«Какие еще туристические вылазки из супер-пупер-секретного Челябинска-40? — могут изумиться читатели, запутанные Алексеем Ракитиным. — Ведь там все гайки были закручены так, что ни вправо, ни влево не шагнуть — тут же взвоют сирены и пулеметчики откроют шквальный огонь на поражение!» Однако есть основания считать, что Георгий-Юрий Кривонищенко не сидел целый год отлученным от любимого хобби, от туризма. Например, незадолго до дятловского похода он пишет Тибо из Челябинска-40, что лыжи для него брать в спортклубе УПИ не надо, привезет свои. Хорошие, дескать, лыжи, совсем недавно их просмолил, едут что надо.
Зачем Кривонищенко лыжи в Челябинске-40, если в походы он там не ходил? Просмолил, поставил у печки, поглядывал, вздыхая о недоступных целый год походах? Или катался на них исключительно внутри городка — в магазин за хлебушком, например?
Дело в том, что драконовские меры по сохранению секретности в закрытых городах весьма и весьма обесценивались тем, как их на практике исполняли.
Автор этих строк прожил четыре года в городе секретном и закрытом — Балхаш-9 на карты не был нанесен, был окружен колючей проволокой, въезд и выезд только через КПП, контроль-досмотр, не забалуешь.
На бумаге там запрещалось все, а на практике…
Пример: в Балхаше-9 царил сухой закон. Спиртное не продавали ни в магазинах, ни в общепите, оно было запрещено к ввозу. Но если кто-то думает, что праздники, дни рождения и вечера пятниц отмечали исключительно лимонадом, — он ошибается. Пили как везде.
Еще пример: фототехника также была категорически запрещена к ввозу. И все принадлежности к ней, включая, разумеется, фотопленку. Думаете, в результате ни у кого не осталось ни единого кадра на память? И дембельские альбомы бойцов были скучные, без фоток? Нормальные были у бойцов альбомы, у офицеров и гражданских специалистов тоже осталось предостаточно фотографий — и никого, открыто идущего по улице «Девятки» с фотоаппаратом, не хватали под белы ручки и не волокли обвинять в шпионаже. Потому что инструкции — это инструкции, а жизнь — это жизнь. Вот на том самом секретном объекте, ради которого городок существовал, с фотоаппаратом мелькать было нельзя, последствия не задержались бы, реальные и суровые. Но сейчас мы ищем аналогии с жизнью Кривонищенко в Челябинске-40 — а на объекте, на «Маяке», он не появлялся.
Совершить лыжный турпоход из «Девятки» можно было легко и просто, не утруждаясь сбором разрешающих бумаг и даже через КПП не проходя. Вставали на лыжи — и по льду озера напрямик в город Балхаш — кто за водкой, кто еще за чем. Сходить на охоту было ничуть не сложнее: бери свое ружье (тоже, кстати, запрещенное к ввозу в «Девятку»), проходи через любую из дыр периметра, ходи по степи, высматривай зайцев и куропаток. Только в сторону «объекта» ходить не надо.
Нам могут возразить, что все это происходило в позднем СССР, а в 1959 году дела с дисциплиной и секретностью обстояли совсем иначе, люди еще хорошо помнили суровые сталинские времена.
Хорошо. Вспомним один эпизод, показывающий: «железная сталинская дисциплина» — во многом миф позднейших лет. Меры для ее поддержания применяли драконовские, спору нет. Но в том-то и дело, что слишком часто и слишком ко многим приходилось их применять вполне обоснованно, на законных основаниях, — позже пострадавших гуртом записали в безвинные жертвы репрессий, но далеко не все из них были без вины виноватые…
Март 1941 года, большая война стоит у порога СССР.
Ядерного оружия пока нет, и ракетного тоже нет (реактивные снаряды для систем залпового огня не в счет) — главной ударной силой в грядущей войне считались на тот момент танки и авиация. То есть эти две отрасли военной промышленности — танковая и авиационная — играли ту же роль, что атомная и ракетостроительная полтора десятилетия спустя. Уж в них-то наверняка дисциплина царила не просто железная, как во всей стране, а из стали высшей марки. И секретность соответствующая.
