Пол Андерсон - Операция "Хаос"
— До тех пор, пока мы… — продолжила она шепотом.
— Хуан со своей женой здесь бывали редко. — Я неистово дымил. — Ты же ведьма! Ты должна знать! Инкуб — демон разврата. Скажи, почему он никогда не беспокоил Фернандеса?
Она снова заплакала, тихо и безнадежно. Мне подумалось, что это отчаяние вызвано также и потерей ведьмовской силы. Она уже не волшебница… Мне все стало ясно.
— Потому что святые символы защищают тех, кто действительно хочет защиты, — сказал я. — Думаю, тут он сказал правду. Хуан и его жена — добрые католики. Они не появятся здесь, не развесив на каждой стене по распятию. Ни у нее, ни у него не возникает желания изменить друг другу…
Она подняла лицо. Выражение его было диким:
— Ты думаешь, что я…
— О, не сознательно! Если бы мы догадались сразу же по прибытии развесить кресты… Если бы сотворили от чистого сердца молитву, мы тоже были бы в безопасности. Никогда нельзя знать заранее, будешь ли окружен инкубами! Но наши головы были слишком заняты, а сейчас — поздно. Полагаю, что подсознательно ты забавлялась мыслью, что маленький отход от неукоснительной моногамии — это не так уж и плохо…
— Стив! — Она с трудом поднялась на ноги. — В наш медовый месяц! Как ты мог сказать такое!
— Смог… — я затушил сигарету. Жаль, что не о лицо Маледикто. — А как иначе ему бы удалось опутать тебя своими чарами?
— И ты, Стив… Стив, я люблю тебя. Только тебя!
— Что ж, будет лучше, если ты сядешь на ковер и дашь полные обороты. Лети в Гуйамас — это ближайший город, достаточно крупный, чтобы в тамошней полиции нашелся экзорцист.[13] Расскажи там все и попроси помощи, потому что, если я помню что-то из демонологии, раз ты попала под влияние инкуба, он последует за тобой куда угодно.
— Но между нами ничего не было! — вскрикнула она, как будто я ее ударил.
Что ж, в определенном смысле это и был удар.
— Да… Не хватило времени. В этот раз. Конечно, обладая своей колдовской силой, ты могла бы изгнать любого демона с помощью чисто светского искусства. Но сейчас у тебя этой силы нет. Пока ты не пройдешь курс повторного обучения, каждый час, когда ты находишься вне Церкви, тебя должен охранять экзорцист, если только не…
Я встал.
— Что? — Близкая к безумию, она вцепилась в меня ледяными пальцами.
Я стряхнул ее. Ярость слепила меня. Мое мужское достоинство было уязвлено вдвойне. Маледикто одолел меня в драке и чуть было не соблазнил мою жену!
— Стив! Что ты задумал?!
— Я могу сам избавиться от него.
— Не можешь! Ты не колдун, а он — демон!
— А я волк-оборотень. Может быть, это уравняет наши шансы.
Шаркая, я протащился в ванную и перебинтовал там руку. Раны, впрочем, были поверхностные. А вот суставы пальцев распухли.
Джинни попыталась помочь, но я указал ей на дверь. Я понимаю, что был тогда не прав. Но уж слишком распирала меня боль и ярость. Я только смутно понимал, что должен отправиться в Форталезу, куда, по-видимому, вернулся Маледикто. Став волком, я буду так же силен и быстр, как и он. Разумеется, кусаться я не осмелюсь. Но если представится случай превратиться в человека, использую приемы рукопашного боя, которым меня обучали в армии…
План был абсолютно безнадежен, но меня подстрекал мой собственный демон. Джинни все понимала. Может быть, колдовские способности частично вернулись к ней, а может, это у нее врожденное. Безжалостное сияние огня Святого Эльма высвечивало ее абсолютно белое лицо. Она дрожала и судорожно глотала слюну.
Но вот она кивнула:
— Если ты иначе не можешь, то пойдем вместе.
— Нет! — в моем горле заклокотал рык. — Отправляйся в Гуйамас, говорю тебе! Мало мне из-за тебя бед? Оставь меня одного. А потом я решу, хочу ли я, чтобы ты вернулась ко мне!
Какое-то мгновение она пристально смотрела на меня. Не дай мне бог когда-нибудь еще увидеть подобный взгляд! Потом она исчезла.
Я вышел из патио и превратился в волка. В воздухе висел запах демона. Я пошел по следу. След вел в гору…
ГЛАВА 16
Земля была залита ослепительным лунным светом. Нос чуял запахи пыли, шалфея, кактусов, осоки и бурых водорослей. Уши слышали ультразвуковой писк летучих мышей, панический топоток американского зайца. Мое естество больше не корчилось в муке. В волчьем черепе вмещаются лишь простые мысли хищника, жаждущего крови. Я как бы переродился. Известно, что некоторые психиатры добивались хороших результатов, временно превращая своих пациентов в животных.
Какое-то время спустя на фоне луны обрисовались изъеденные временем очертания сторожевой башни. Каждым своим нервом готовый к атаке, я вошел в то, что когда-то было воротами, и остановился посреди пустого двора. Песок, наносимый сюда в течение столетий, сорняки, пробившиеся между плитами, отколовшиеся камни облицовки, валяющиеся под ногами. Ближе к центру громоздились руины — тут когда-то стояло здание. Ниже — отверстия погребов. Я осмотрел их, вернее, небрежно заглянул туда — неглубоко, — но логовища инкуба не обнаружил.
Я завыл, бросая вызов противнику.
Кто-то шевельнулся у двери, ведущей в башню. Одетый во все белое, он шагнул вперед. Я тут же отпрыгнул. Мелькнула дикая мысль: если первым же укусом я порву ему шейную вену, то тогда я наглотаюсь этой пьянящей, как вино, крови. Но он уже будет мертв.
Смех, мелкие, легкие шаги. Из тени выступила девушка.
Неправдоподобно белая на фоне черных заплесневелых стен, она стояла под водопадом льющегося сверху лунного света.
— Добрый вечер, прекрасный юноша. Я не смела надеяться на такое счастье!
Исходящий от нее аромат проник в мои легкие, в мои жилы… Я зарычал. Рык превратился в поскуливание. Я завизжал. Я завилял обрубком хвоста. Она подошла ко мне, почесала меня за ушами. Я лизнул ее руку — вкус был ошеломляющий. Где-то, как в грохочущей громами пустыне, родилась мысль: сейчас мне ни к чему оставаться волком. Тело пронизал ток изменения. Я стал человеком.
Она была такого же роста, что и Амарис, и такая же красивая. То же самое странное лицо с заостренным подбородком. И глаза, светящиеся в лучах луны. Облако пепельных волос ниспадало ниже пояса, и одета она была в платье, сотканное, очевидно, скаредными на паутину пауками. Платье облегало ее фигуру, которая… Ладно, фигуру ее описывать бесполезно, не буду и пытаться. Думаю, секрет наполовину объяснялся движениями девушки.
— Сибелита, я полагаю… — выдавил я охрипшим голосом.
— А ты, видимо, Стивен, — узкая изящная рука упала на мою руку и осталась там. — Добро пожаловать!
Я облизнул губы.
— Э-э… Ваш брат дома?
Она подвинулась ко мне:
— Какое это имеет значение?
— Я… э-э… — Идиотская ситуация: невежливо объяснять женщине, какое дело у тебя к ее брату, если хочешь убить его.
— Послушайте, — выпалил я, — вы с ним… вы должны оставить нас в покое!
Сибелита мягко улыбнулась:
— Ах, твоя печаль — это моя печаль, Стивен. И, кроме того, неужели в твоей душе не отыщется жалости к нам? Известно ли тебе, в чем на самом деле заключаются вечные муки? Быть созданием, в котором существуют, не смешиваясь, первичные стихии — Огонь Вожделения, Воздух Порыва, Вода Изменчивости и Темное Могущество Земли… И, имея такое естество, быть обреченной прятаться, подобно крысе, в этих руинах, выть в пустое небо… И голод, голод на протяжении многих лет. Если ты погибаешь от истощения, а двое прохожих рассыпают те малые крохи, которые без труда могут тебе уделить?
Я пробормотал что-то насчет ложности аналогий.
— В этом нет зла, — молвила она и подвинулась еще ближе. Ее руки легли мне на плечи, грудь легко коснулась моей груди. — И нет в этом злого умысла. Это — необходимость, Стивен. Вы, смертные, тоже не безупречны. Ни один демон не осмелится приблизиться к вам, будь вы святыми, у которых не возникает нечистых мыслей. Нас влечет к тем, кто схож с нами.
— А… это… да… — мне нечем было дышать. — Тут две стороны вопроса… Я хотел сказать: одна сторона… да…
Сибелита рассмеялась снова.
— Не надо, прекрасный юноша! Вот я стою в лунном свете, обнимая обнаженного, самого прекрасного в мире мужчину…
— О Господи! — Я вспомнил, что все мое обмундирование — лишь нижнее белье. Поскольку она не отпрянула — мое восклицание, должно быть, не было воспринято как молитва.
— … Способного рассуждать на материалистические темы! Нет, вы переполнены любовью и щедры! — Сибелита отпорхнула в сторону. — У меня не должно быть перед тобой преимущества. Пусть мы будем в одинаковом состоянии…
Она щелкнула пальцами, и платье исчезло. Не то чтобы это сильно изменило ситуацию, разве что морально. Но мораль казалась не относящейся к делу.
— А теперь иди ко мне, мой дорогой. Мой волк, мой первый в жизни «loup-garou»[14]… He надо бы тратить столь много времени на женщину, но я предчувствую так много нового… Иди ко мне!
