Сьюзен Коллинз - Сойка-пересмешница
И делала для нас ожерелье из обрывок старых веревок, как говорится в песне, не зная действительного смысла этих слов. Мелодия была очень простая и хорошо ложилась на слух. И положенная на музыку, она запомнилась мне после нескольких напевов.
Неожиданно, моя мама схватила ожерелья из веревок и сильно кричала на моего отца. Я начала плакать, потому что моя мать никогда не кричала, а потом заплакала Прим, и я побежала наружу спрятаться. Поскольку у меня был только один тайник - на Лугу под кустарником жимолости - мой отец незамедлительно нашёл меня.
Он успокоил меня и сказал мне, что все было хорошо, только у нас, лучше больше не петь эту песню . Моя мать просто хотела, чтобы я забыла ее. Тогда конечно же, каждое слово было немедленно и безвозвратно заклеймено в мой мозг.
Мы не пели ее больше, мой отец и я даже не заговоривали об этом. После его смерти я все чаще вспоминала её. Будучи взрослой, я начала понимать смысл текста. В начале, это звучит как будто парень пытается уговорить свою подругу
тайно встретиться с ним в полночь. Но это странное место для свидания, у виселицы,на которой за убийство был казнен человек.
Возлюбленная убийцы, должно быть, имела какое-то отношение к убийству, или, может быть, они просто собирались
наказать ее в любом случае, потому что его труп крикнул ей бежать. . Очевидно странно, что труп говорящий, но после третьего куплета "Висилицы" приходит осознание присутствия духа. Я поняла, что поёт песню мёртвый убийца
Он по-прежнему висит на виселице. И хотя он сказал своей возлюбленной, чтобы она бежала, он спрашивает, будет ли
она приходить к нему навстречу.
Фраза Где я говорил тебе бежать, и мы были бы свободны самая туманная, потому что сперва, вы думаете, когда он говорит ей спасайся, что вероятно это защита. Но потом вы понимаете, что он имел ввиду когда говорил ей бежать к нему. К смерти. До смерти .. В конце строфы становится ясно, что этого и он ждет.
Его возлюбленная, с петлей из веревки, висит мертвая рядом с ним на дереве. Раньше я думала что убийство - самое страшное что можно прдеставить.
Теперь, с некоторым опытом Голодных Игр за моей спиной, я решила не судить его не зная более подробной информации.
Может быть, его возлюбленная уже приговорена к смертной казни, и он пытается сделать это проще. Чтобы дать ей знать, он будет ждать. Или, может быть, он думал, что место, где он оставляет ее было действительно хуже, чем смерть.
Разве я не хочу, убить Пита этим шприцем, чтобы спасти его от Капитолия? Неужели это мой единственный вариант? Наверное, нет, но я не мог думать о другом в данный момент. Я предполагаю, что моя мать думала, что все же это было слишком запутанным для семилетней.Особенно для той, кто сделала себе петлю из веревки. Это не было как повешенье, это было только то, что произошло в песне.Многие люди были казнены таким образом в 12.(дикстрите) Вы можете быть уверенными в том, что она не хотела, чтобы я это спела на уроке музыки. Вероятнее всего ей бы не понравилось и то, что я пою это здесь, для Поллукса, но я не.. .жду, я не ошиблась.
Когда я посмотрела в сторону, я увидела, Кастора на расстоянии вытянутой руки от меня.Все пристально за мной наблюдали. И по щекам Поллукса вниз по щекам сбегали слезы, потому что без сомнения моя сумасбродная песня выудила из памяти какой-то ужасный инцидент из его жизни.Великолепно.
Я вздохнула и оперлась спиной об ствол. Вот тогда сойки-пересмешницы начали свою интепретацию "Виселицы". В их исполнении, это довольно красиво. Сознавая, что меня снимают, я стояла спокойно, до того как Крессида сказала
"Снято!". Плутарх крестит меня и смеется.
"Откуда ты взяла такой материал? Никто бы не придал этому большое значение, если бы это придумали мы!" Он хватает меня в объятия и целует меня в макушку с громким прочмокиванием.
"Ты золото! "
"Я делаю это не ради камеры", говорю я.
"К счастью они были здесь" говорит он.
"Давайте, все, обратно в город!" Мы устало идем через лес обратно,но когда мы достигли большого камня, я и Гейл резко поворачиваем наши головы в одном направлении, мы как пара собак которые ловят запах на ветру.
Крессида замечает и спрашивает, что находится там. Мы признаемся, что это наше старое место встречи для охоты. Она хочет видеть его, даже после того, как мы говорим ей это пустяки. Ничего, кроме места, где я была счастлива, подумала я. Наш утес открывает вид на долину. Быть может, она не такая зеленая, как обычно, но здесь много кустов черной смородины, с которых свисают тяжелые фрукты.
Здесь начинались бесчисленные дни охоты и установления ловушек, ловли рыбы и сбора ягод, брождение вместе по лесу, избавление от забот, когда мы наполняли наши мешки. Это был выход добыть пищу и не потерять рассудок. И мы были друг для друга ключом. Больше нет Дистрикта 12, из которого нужно спасаться, никаких Миротворцев, которых нужно обманывать, и никаких голодных ртов, которые нужно накормить. Капитолий забрал все, и я также нахожусь на грани потери Гейла. Клей взаимной необходимости, что связывал нас так крепко все эти годы тает. Между нами начинают возникать темные пятна.
Как могло случиться так, что сегодня, перед лицом ужасного упадка 12, мы слишком сердиты, чтобы даже говорить друг с другом? Гейл столь хорошо лгал мне. Это недопустимо, даже если он был обеспокоен моим благополучием. Хотя его
извинение, казалось искренним. И я бросила обратно, ему в лицо, оскорбление чтобы убедиться, что это задело его.
Что случилось с нами? Почему теперь мы всегда имеем разногласия ? Это все так запутано, но я так или иначе чувствую, если я вернулась бы к корню наших проблем, мои действия лежали бы в основе этого. Действительно ли я хочу прогнать его? Мои пальцы делают круг вокруг ежевили и срывают ее с ветки.
Я кручу ее между большим и указательным пальцем. Вдруг я поворачиваюсь и бросаю ягоду в его сторону.
"Может удача ..." говорю я
Я бросила высоко, поэтому он имеет достаточно времени чтобы решить отбросить ее в сторону или принять. Глаза Гейла прикованы ко мне, не к ягоде, но в последний момент он открывает рот и ловит ее.
Он жует, глотает и это длинная пауза перед тем как он должен сказать "... повернётся в вашу сторону"
Но он этого не говорит. Крессида усаживает нас в уголок скал, где есть возможность скрыться от всех, и выманивает нас на разговор про охоту. Что побудило нас пойти в лес, как мы встретились, наши любимые моментв. Мы становимся дружелюбней, начинаем немного подшучивать о том как мы неудачно связались с пчелами, с дикими собаками и со скунсами.
Когда речь заходит о том каково это чувство, когда наше умение обращаться с оружием переходит в участие в бомбардировке в Восьмом, я перестаю говорить.
Гейл только говорит, "Давно пора".
Ближе к вечеру мы доходим до городской площади. Я веду Крессиду на развалины пекарни, чтобы попросить ее снять кое-что. Единственное чувство, которое у меня появляется - это истощение.
"Пит, это твой дом. Никого из твоей семьи не было слышно после бомбардировки. Двенадцатого нет. И ты призываешь к отступлению?" Я смотрю вокруг пустоты.
"Никого не осталось, чтобы услышать тебя".
Когда мы останавливаемся перед металлическим помостом, который был виселицей, Крессида спрашивает, был ли кто-то из нас наказан таким образом. В ответ Гейл снимает свою рубашку и поварачивается спиной к камере. Я смотрю на следы ударов бича и снова слышу свист кнута, вижу как его окрававленое тело бессознательно висит на его запястьях.
"С меня хватит," заявляю я.
"Я буду ждать вас в деревне Победителей.
Кое-что для ...моей мамы."
Думаю что я гуляла здесь, но когда я пришла в себя, я уже сидела на полу в передней части кухни нашего дома в Деревне Победителей. Аккуратно складываю в коробку керамические кувшины и стеклянные банки. Тля того чтобы не разбить их, я кладу между ними хлопковые бинты. Упаковываю пучки сухих цветов. Вдруг я вспоминаю про розу на моем столике. Было ли это реально? Если это так, она все еще там? Я должна воздержаться от соблазна проверить. Если она там, это только напугает меня снова. Я тороплюсь с упаковкой.
Когда шкафы пусты, я подымаюсь и обнаруживаю на моей кухне Гейла. Он так беззвучно может появиться, что это тревожит. Он опирается на стол, его пальцы расстилаются по зернистой древесине. Я ставлю ящик между нами.
"Помнишь?" - спрашивает он.
"Здесь ты меня поцеловала."
Неужели той изрядной доли морфия, которую ему ввели после порки, было недостаточно, чтобы стереть это с его сознания. Я не думала, что ты помнишь, говорю я.
" Я должен умереть, чтобы забыть. может даже и тогда нет," говорит он мне
Возможно, я стану как тот человек в "Виселице" Всё ещё ждущим ответа".
У Гейла, которого я никогда не видела, плачущим, слезы на глазах. Чтобы удержать их от разлития, я предвигаюсь вперед и касаюсь губами его губ. Вкус тепла, пепла, и страдания. Удивительный вкус настолько нежного поцелуя. Он отрывается первым и усмехается.
