Роман Караваев - Инверсия
— Слушаю, учитель, — смиренно поклонился Фёдор, но чувствовалось, что уходить ему совсем не хочется. Тем не менее он молча повернулся и пошёл к воротам.
— Насколько некорректно? — спросил у жены мастер-наставник.
— Макс на него воздействовал, — ответила она и глянула на Никиту наполнившимися вдруг печалью глазами.
— И только-то? — Лицо бывшего спецназовца сделалось непроницаемым. Маша совсем расстроилась. Она знала, что это означает. Муж принял решение и отступать от него не собирался. — Вот что я тебе скажу, драгоценная моя и любимая. Это я буду поступать некорректно. Похититель детей не заслуживает снисхождения. И то, что он сам отец, лишь отягощает его вину. А Максик его всего лишь при держал. Недоработал. Моя вина.
— Кит, прошу, обойдись без эксцессов.
— Эксцесс уже случился. Правда, я не завидую похитителям. Они не представляют, на что способна эта девочка. В общем, смотри сама. А я займусь организаторами.
С этими словами он исчез. А Замыкающая круг сосредоточилась на Поле Виноградовой.
«Рейндж ровер» уже миновал городскую черту. Девочка сидела на заднем сиденье, между двух исполнителей акции, плотно зажавших её боками, и тихо негодовала. Глаза маленькой пленнице тщательно закрыли чёрной повязкой, что совершенно не мешало ей разглядывать дорогу и своих конвоиров. Она не испытывала страха и не пыталась разжалобить бандитов. Поля изучала их, как диковинных зверей, неведомо как принявших человеческое обличье и решивших поживиться за чужой счёт, а потому опасных и подлежащих, если не запиранию в клетку, то хотя бы примерной дрессировке. И ещё девочка досадовала, что так хорошо начавшийся день эти животные непоправимо испортили. А те, переглядываясь, гаденько усмехаясь и не сомневаясь в собственном превосходстве, скармливали ей расхожие истории, как в нашей неуютной стране плохо живётся простому народу, стонущему под тяжким гнётом олигархов и чиновников.
— Вот твой папа верховодит в законодательном собрании, — вещал тот, что справа, — и денег у него куры не клюют. Уж мы-то знаем. Почему бы ему не поделиться с бедняками. Пойми, малышка, мы решились на такой шаг только из стремления к справедливости.
— Сами-то вы тоже не пешком ходите, — прервала молчание Поля. — И машина ваша не похожа на старую развалину.
Это специальный служебный автомобиль, — подмигнул напарнику тот, что слева. — Нам его дали, чтобы быстрее доставить тебя к месту. А потом мы предъявим твоему папе счёт, скажем, на полмиллиона зелёных американских рублей и когда получим деньги, тебя отпустим. В целости и сохранности.
— Зачем вам столько денег? — брезгливо спросила девочка.
И похитители принялись уверять её, что все средства будут пущены на исключительно благотворительные цели. Они же не ведали, с кем имеют дело. Им этого не удосужились объяснить. А Поля читала их мысли, словно открытую книгу, все их устремления и подспудные желания за время поездки перестали быть для неё секретом, девочку подташнивало от похотливых взглядов на её уже начавшие формироваться округлости и от мелькавших в голове специфических жаргонных словечек, вроде «трахнуть», «оттопырить», «кинуть» и «развести».
Когда машина въехала в широко распахнутые массивные ворота, припарковалась на площадке возле трёхэтажного строения, более напоминающего средневековый замок с башнями и стрельчатыми окнами, и Полю, подхватив под локти, повлекли по широкой мраморной лестнице навстречу стоящим у дверей охранникам, она фыркнула от презрения и тихонько сказала:
— А ну, отпустите меня, уроды.
Руки сопровождающих повисли плетьми, а сами они отшатнулись и застыли, слегка ошалевшие от сознания того, что беспрекословно выполнили пожелание пленницы. Повязка как бы сама собой сползла с её глаз, лениво размоталась и скользнула на ступени. Один из охранников всё же вышел из ступора, повёл нехорошо заблестевшими глазами и хрипло вякнул:
— Не шали, деточка! Иначе твоим предкам будет очень плохо, особенно мамочке!
Мысль Поли сразу скользнула к родителям, и Замыкающая круг увидела растерянное лицо Николая Гаврилыча Виноградова, спикера иркутского парламента, с собранными на лбу морщинами и помертвевшими глазами, а потом его жену, Татьяну Афанасьевну, скорчившуюся на диване и терзавшую пальцами скомканный носовой платок. Видимо, им только что сообщили о похищении дочери. И вслед за этим Маша ощутила волну обиды и ярости, захлестнувшую девочку. Ведь её мама сейчас очень реалистично представила себе, какое непотребство могут учинить бандиты с её малышкой. И самое паршивое заключалось в том, что образы, возникшие в голове Виноградовой-старшей, до изумления совпадали с картинами, вдохновлявшими обидчиков Поли во время поездки.
Маша поняла, что сейчас произойдёт, и похолодела. Ведь девочка, так же, как и её родители, приняла захвативших её негодяев за вымогателей и террористов. Этому, кстати, очень способствовали и их мысли, и их поведение. Они не стеснялись в своей самоуверенности и презрительном отношении к окружавшим их людям, и уж тем более к детям. Они были очень далеки от мысли, что двенадцатилетний ребёнок способен сделать с ними всё, что захочет, и всё, что сможет себе представить. А теперь наступил час расплаты.
Дети иногда безжалостны. Это следствие их восприятия мира как большой игры. Они просто не допускают мысли, что деяние может стать необратимым. Ведь игру всегда можно отложить, а потом начать заново. А уж когда они принимаются защищать того, кого любят, разум молчит. Говорят эмоции. Вот и Поля сейчас собралась спасать родителей.
Она яростно глянула на того, кто посмел угрожать её маме, и охранник начал оплывать, будто свеча при ускоренной перемотке видеоплёнки. Второй у дверей даже не успел сообразить, что происходит, как девочка вытянула к нему раскрытую ладошку — и здоровенного мужика отшвырнуло и впечатало в стену. От него осталось лишь мокрое пятно. В прямом смысле. Теперь настал черёд сопровождающих. С ними Поля поступила более лояльно. Она просто превратила их в неподвижные фигуры с неуклюже поднятыми руками, сохранившие вполне человеческий облик, но переставшие быть живыми. Более всего они напомнили Маше живописные чучела, стоявшие некогда при входе в увеселительные заведения и предназначавшиеся для того, чтобы на них вешали пальто, шляпы и зонтики.
На этом малолетняя валькирия не успокоилась. Она повернулась и глянула вслед удалявшемуся, визжа покрышками, «рейндж роверу» — водитель оказался самым сообразительным из компании и не стал искушать судьбу, пытаясь утихомирить несостоявшуюся пленницу. Ему это мало помогло. Шустряк не успел добраться до ворот, где вторая пара охранников уже вскидывала автоматы — их не тревожила мысль, что они будут стрелять в ребёнка, они защищали собственность хозяина. Не успели. Ворота, невидимым вихрем сорванные с петель, придавили обоих, а тонированного монстра закрутило в воздухе, несколько раз перевернуло и садануло о землю, сплющивая и корёжа, как пустую банку из-под пива. Склонив голову набок, словно художник, оценивающий положенный на картину мазок, Поля оглядела учинённое ею побоище. Видимо, результат не полностью совпал с представлениями о законченном акте возмездия.
Тогда девочка переступила с ноги на ногу и опять повернулась лицом к воплощению архитектурной мысли местного разлива. Она соединила руки, выставив ладошки вперёд, и слегка толкнула пустоту перед собой. И замок начал рушиться, как карточный домик. Через три минуты на его месте возвышалась только груда битого кирпича, укрытая сверху густым облаком серой пыли. Это явилось завершающим штрихом. Зло было наказано и повергнуто в прах.
Поля отряхнула брючки и кофточку, спустилась по оставшимся нетронутыми ступеням вниз и пошла прямо по газону. На ходу она сложила правую ладонь лодочкой, поднесла её к уху и беззвучно пошевелила губами. В квартире Виноградовых зазвонил лежавший на столе мобильник. Николай Гаврилыч лихорадочно схватил трубку, нажал на соединение и с затаённой надеждой произнёс: «Алло».
— Папа, это я, — сказала девочка.
— Где ты, малыш? — он старался не сорваться в панику. — Что с тобой? Тебя никто не обижал?
— О чём это ты, папа? — Поля придала голосу удивление.
— Ну, тебя же увезли… Ну, как же…
— Никто меня никуда не увозил. Покатали и высадили у парка. Это у них шутки такие.
— У кого, у них?! — не выдержал Николай Гаврилыч. — Полюшка, ты в порядке?
— Да всё нормально, пап. Заберите меня отсюда. Только побыстрее.
— Девочка моя, мы мигом. Мы с мамой сейчас будем. Потерпи немножко. — Виноградов-старший сунул не выключенную трубку в карман, придержал чуть не упавшую от избытка чувств жену и ринулся к двери.
А девочка дошла до поверженных ворот и беззвучно растворилась в воздухе.