Дэн Абнетт - Некрополь
Никто не сомневался, что прекращение обстрела предваряет неотвратимую атаку Куртины, и Штаб домов распорядился провести спешное переразвертывание сил вдоль всех южных укреплений. Ворота Куртины уже были заняты людьми из Вервунского Главного, а теперь еще и значительной частью Вольпонской, Роанской и Севгруппской армий, приведенных в поддержку. Танитских Призраков также развернули на линии фронта, вытащив их из химзаводов, где они убивали время в раздражающей праздности и разочаровании. Гаунт оставил некоторые взводы в резерве поселений, но пять взводов под началом майора Роуна были отправлены на Хасский западный форт, а еще четыре с полковником Корбеком во главе были переведены к Вейвейрским вратам в поддержку трем ротам Вервунского Главного и двум Севгрупп, уже размещенным там.
Корбек увидел уязвимость врат, как только перевозчик доставил его и его людей на место. Сверхчеловеческих усилий стоило расчистить разрушенный вокзал, и полковник с войсками проезжал мимо команд, все еще разгребающих камни или укладывающих их в эффективные баррикады. Сами врата, семидесяти метров в ширину и сотни в высоту, были блокированы обломками, в основном остатками сожженной станции. Но огромных дверей, как на других вратах, не было.
Корбек познакомился с полковником Модайлом и майором Расином, вервунской офицерской верхушкой этого отдела, и с полковником Балвером из Севгрупп. Модайл был серьезный и деловой, хотя заметно нервничал по поводу предстоящего действа, первого за всю его карьеру. Корбеку не особенно понравилось, что офицер в верхушке командной пирамиды Вейвейра был девственником войны. Майор Расин был поприятнее, но еле держался на ногах от усталости. Позднее Корбек узнал, офицер Вервунского Главного провел без сна три последних дня кряду, руководя организацией Вейвейрской обороны.
Балвер, по крайней мере, был ветераном, участвовал в боях в годы восстаний в колониях Севгрупп на главном спутнике Вергхаста. Он был крепко сбитым мужчиной, носил такую же ярко-зеленую бронеформу и рабочую одежду, как и его люди, хотя значок на фуражке и потрескивающий силовой коготь немедленно выдавали в нем командующего. Когда четверо офицеров собрались вокруг схемного стола в шатре Модайла, Корбек вскоре заметил, что Модайл сильно полагался на мнение Балвера. Балвер тоже заметил это и стал перетягивать командование на себя. Все, что ему нужно было делать, — намекать и манипулировать, и Модайл быстренько подхватывал идеи и превращал их в тактические решения так, словно они были его собственными.
«Сейчас это неплохо, даже к лучшему, но что будет, когда начнется стрельба?» — думал Корбек. Без непосредственного, крепкого руководства оборона развалится.
После встречи, на которой Призраков оттянули на позиции вдоль восточного фланга, по периметру рудников и развалин литейных, Корбек отвел Балвера в сторону.
— При всем уважении, Модайл — слабое звено.
Балвер кивнул.
— Согласен. То же можно сказать о большинстве офицеров Вервунского Главного. Неопытные. Мои ребята хотя бы прошли боевое крещение в лунных войнах. Но это спектакль улья Вервун, и их Штаб домов имеет полномочия выше наших, полковник.
— Нужно принять меры предосторожности, — ровно сказал Корбек, почесывая шею. В этих сараях химзавода были проклятые вши. — Я не говорю о прямом неповиновении…
— Я понимаю, о чем вы. Мой старый позывной — «наковальня». Пусть это будет сигнал к согласованию приказов в обход Модайла, если в этом возникнет необходимость. Я не хочу оказаться в опасности из-за неопытности командующего. Пусть даже и действующего из лучших побуждений, как Модайл.
Корбек кивнул. Ему нравился Балвер. И он надеялся, что до их плана дело не дойдет.
Прошел еще день дымной тишины за Куртиной. Нервы начали сдавать. Пока продолжался обстрел, сохранялась хотя бы иллюзия, что кто-то ведет войну. Ожидание — худший враг солдата — начинало собирать свою дань. Беспокойные умы имели слишком много времени на волнения, страх, догадки. Почти три четверти миллионной армии торчали на позициях у южной Куртины улья Вервун, не имея чем заняться, кроме как дремать, тревожиться, наблюдать за спектральными вспышками Щита высоко в небе и изводить себя собственным воображением.
УКВГ был занят. Шестьдесят семь дезертиров или подозреваемых в уклонении были казнены только в первые двадцать четыре часа.
Днем двадцать седьмого дня солдаты на Стене обратили внимание на зловещие щелкающие и звякающие звуки, доносящиеся из дымовой завесы внизу. Шум моторов, огромная сервосистема, стук механизмов, грохот приводов, скрип металла. Казалось, что штурм начнется в любой момент.
Но звуки просто продолжались до темноты и участились ночью. Они были чуждыми и непонятными, словно крики невиданных существ в неизвестных механических джунглях.
Двадцать восьмой день прошел в тишине. Механические звуки утихли на заре. К полудню дым начал рассеиваться, особенно когда юго-западный ветер пригнал дождевые тучи с берега. И все же видимость оставалась слабой, по-прежнему не хватало освещения. В сером мареве уничтоженных трущоб ничего нельзя было рассмотреть.
На двадцать девятый день наблюдатели на Стене у Сондарских врат заметили небольшую группу зойканских танков, движущихся по магистрали рядом с Южным шоссе, в двух километрах от Стены. С экстренного разрешения Штаба домов в Главном хребте они навели шесть батарей и вибрационных пушек и открыли огонь. По всей линии обороны прокатилось ликование, просто потому, что солдаты наконец-то получили видимого врага и цель, что наконец-то закончилось затишье. Обстрел продлился двенадцать минут. Ответного огня не последовало. Когда же рассеялся дым, не было не только следа танков, по которым они палили, но даже их обломков.
Вечером того же дня сервосистемы снаружи снова ворчали и звенели, но не постоянно. Маршал Кроу держал воодушевляющую речь, обращенную к народу и солдатам с информационных экранов. Она помогла снять напряжение, но Гаунт понимал, что Кроу должен был выступать с подобными речами ежедневно всю последнюю неделю. Кроу заговорил только сейчас, по совету комиссара Каула. Несмотря на неприязнь, Гаунт видел, что Каул действительно понимал политические нужды войны. Он был чрезвычайно искушен в этом деле. Каул тем же вечером подписал указ, обязывавший всех офицеров, как УКВГ, так и регулярную армию, обходить линии обороны и поднимать настроение. Гаунт именно этим и занимался с тех самых пор, как его части были выведены на позиции, курсировал между Хасским западным и Вейвейром. В ходе этих туров он был впечатлен решительностью и дисциплинированностью Вервунского Главного, солдаты которого занимали защитные укрепления вместе с его людьми. Он отчаянно молил Императора, чтобы первая схватка не поколебала их решимости.
Тем вечером, направляясь по внутренней магистрали проведать части Роуна в Хасском западном, Гаунт нащупал в кармане пальто печать лорда Часса, врученную ему лейб-гвардейцем. Пока что не выдавалось времени посетить вельможу. Гаунт повертел значок в обтянутой перчаткой руке, ведя машину по колоннаде. Может, этой ночью, после осмотра Хасского западного.
Возможности так и не представилось. Ближе к полуночи, когда Гаунт еще только взбирался по лестнице в главной башне, начался Первый зойканский штурм.
Несмотря на экстренные приготовления, никто в улье не был действительно готов к нападению. Настолько внезапно оно началось. Его начало возвестил слаженный залп тысяч танков и самоходных орудий, подобравшихся через пустоши наружных трущоб на расстояние менее километра от Стены. Рев сотряс улей, и огни взрывов озарили ночное небо. Впервые враг обстреливал Куртину, в упор ударив по главной Стене, в основном по ее верхней части. Точно наведенные минометные залпы обрушились на вершину Стены, находя уязвимые зазоры между Стеной и Щитом. Другой яростный ливень взрывов колотил по воротам или скалывал керамитовую броню с самой Стены.
Ошеломленные защитники растерялись. Сотни сразу погибли или были тяжело ранены, а крепостная Стена во многих местах была серьезно повреждена. Офицеры привели в чувство шокированных солдат, и начался ответный обстрел. Они начали сражаться, радостное неистовство охватило людей улья Вервун. Наброситься на врага, наконец-то! Излить гнев огнем. После столь долгого ожидания это было приятно. Это было облегчением.
Огневая мощь Куртины сейчас проредила зойканские силы, приближающиеся к низу Стены. Улей Вервун расстелил поле смерти на четыреста метров за Стеной и методично уничтожал танки и людей, прорывающихся вперед. Позднее были произведены подсчеты, из которых следовало, что Зойка потерял сорок-пятьдесят тысяч солдат и свыше 6 тысяч боевых машин под вервунским огнем в первые часы атаки.
