Виктор Косенков - Русский клан
— Трое кавказцев, — прошептала девушка. — Страшные такие.
— Молодец! — Вязников потрепал ее по щеке, встал и кинул Морозову: — Пошли, время — деньги.
— Родственники есть? — спросил Морозов у Варвары Сергеевны.
Он был небрит, под красными опухшими глазами круги. Картину дополнял сильный запах пота. Когда Юра появился на пороге квартиры, хозяйка испуганно шарахнулась назад. Она со дня на день ждала, когда же к ней придут те, кто обычно забирал дочку. Когда на вопрос «кто там?» ответили глухо: «Морозов», она распахнула дверь и в первый момент пожалела об этом. Юра был страшен. По-настоящему. Как бывает страшен мужчина, только что имевший дело со смертью. Варвара Сергеевна почувствовала это и испугалась. Сейчас она даже жалела, что ноги принесли ее в свое время к этому человеку.
— Какие? — испуганно выдавила женщина.
— Родственники?! — громче повторил Морозов и вошел. Закрыл за собой дверь, быстро обежал всю квартиру в поисках кого-то. — Родственники за городом есть?
— Да. В деревне. — Варвара села на стул, не зная, что делать — звать на помощь или бросаться в ноги.
— Так вот. Девочку через два дня заберешь из наркологической, у доктора Борисовского. И отвезешь ее в деревню. Выпишешь из Москвы, к черту, и в деревню. Лет на пять! Поняла? Деревенька далеко?
— Далеко.
— Отлично. Девку в деревню. Сама продашь квартиру и переедешь в другой район города.
— Ой!.. — Варвара Сергеевна заплакала.
— И не хер реветь! — гаркнул Морозов. — Вляпалась, теперь выкручивайся! За дочерью следить надо!
Он был зол. Очень зол.
— Я сегодня иду к риэлтерам. Могу и к тебе их прислать. Надо?
— Надо, батюшка, надо! — сквозь слезы мычала женщина. — Ой надо… Как же теперь…
— Причитать потом будешь. И запомни, — Юра подошел к женщине, взял за локти, силой поднял с табуретки, — запомни, как священное Писание: ты меня пригласила, чтобы я осмотрел девочку. Я осмотрел. И отправил ее в наркологический. Понятно?! И все! Понятно?
— Понятно, — пискнула Варвара Сергеевна.
— Хорошо. Сиди дома, жди риэлтеров. Дверь просто так не отворяй. Меня забудь.
Морозов направился к двери.
— Батюшка! — завопила женщина, кидаясь ему вслед. Юра ускорил шаг, хлопнул дверью, заглушившей женские рыдания.
Сборы были короткими.
Он уволился с работы. Продал квартиру. И переехал в Питер.
Вместе с Вязниковым они жили в небольшой однокомнатной квартирке, разгороженной шторой. Жили, спорили, строили дома. Осваивали землю. Их Землю. Менялась вокруг жизнь, правительства, менялась политика.
Росли их Дома.
Рождались Принципы.
Рождались дети. Внуки.
— Пассионарии, друг мой, — говорил Вязников, — неизбежно должны столкнуться с субкорпорациями. Там, где изменения, там консорции, союзы пассионариев, союзы избранных. Там, где стабильность, там субкорпорации. Следующая ступень развития. Опасность этого пути в корпоративности. Тогда начинается застой. Стагнация. Консорции, субкорпорации, корпорации. Мы всеми силами должны избежать этого. Избежать застоя. Все время двигаться.
— Мы? — спрашивал Морозов.
— Наши дети. Наши внуки, может быть. Не знаю еще кто. Стабильность — да, застой — ни в коем случае.
— Но как?
— Не знаю, пока не знаю. Но должны, должны. Постоянное движение вперед. Так мало времени…
— Вперед и вверх?
— Да. Небо близко.
Он говорил это, лежа на больничной кровати. Вокруг суетились врачи, но осколок уже сорвался со своего места и неостановимо двинулся к сердцу.
— Юрка, ты меня понимаешь? — спрашивал Вязников.
— Конечно. — Морозов смотрел на друга и думал: «Мы старики. Мы толкнули землю ногами и долго летели. И ему и мне настала пора приземлиться».
— Но ведь у нас есть кому продолжить полет? — вдруг спросил Алексей.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Екатеринбург.
Январь 2025 года
Славный город Екатеринбург казался чужим. Такой же шумный, такой же суетливый, как всегда, но совсем чужой.
Особенно сейчас, когда за окнами ночь и когда ветер тянет по улице сухую, колючую метель.
Вихляющийся фонарь скрипит железной шеей, тени мечутся по белизне улицы. Гадко. Три часа ночи.
Денис Рогожин не спал.
Ему до скрежета зубовного мешали ветер, скрипящий фонарь, тени за окном.
Как раз тени и тревожили больше всего. Одна упорно пряталась у круглосуточного ларька, изредка высовываясь из-за угла. Вторая торчала у дерева. Неподвижно, словно приросла. Третья мыкалась у подъезда, а четвертая, самая понятная, сидела в машине и нервно курила. Эту четвертую Денис знал лично. В машине курил Гоша Знаменский. Очень неприятный субъект. Злой.
Целый день трое неотвязно следовали за Рогожиным. Ночью к ним прибавился Гоша. И если днем это была просто слежка, то визит Знаменского означал только одно: Денис все-таки сумел разозлить уральских авторитетов. Пауки зашевелились.
В общем-то, на это можно было положить болт с левой резьбой, но сейчас… Сейчас Рогожин был дома один. В нарушение всех инструкций, своих же собственных. Да и какие там, к черту, инструкции, когда братва, поначалу борзая да лихая, на поверку оказалась детским садом. Стрелку с Карочаевскими позорно завалили, хотя все было на мази. Отстоять ресторан, парковку и пивоварню, которые уже начали исправно платить в казну, не смогли. И теперь они где-то шлялись именно тогда, когда были больше всего нужны. Потеряли босса, придурки.
Рогожин пробежался по комнате. Пинком снес бутылки с журнального столика. Отшвырнул табуретку. Снова подошел к окну, потер небритую щеку стволом пистолета.
Тишину ночной квартиры разорвал звонок. Пиликал мобильный.
— Да! — гаркнул Денис.
— Босс, мы вас потеряли, вы где, босс? — проблеяла козлетоном трубка.
— Где-где? В Караганде, идиоты! Я за что вам бабки плачу? Вы, суки, уже совсем охренели там?! Что значит «потеряли»?!
— Ну, машины, босс… Занесло…
— Мне по херу твои проблемы, Дима, мне по херу! Пойми! У меня под окнами Гоша Знаменский братву ждет! И, твою мать, дождется! Слава богу, они такие же разгильдяи, как и вы…
— Да тут они все, знаменские… — выдал Дима Токарев, за рост прозванный Каланчой. Злые языки, впрочем, утверждали, что Диму так прозвали не за внешние данные, а за то, что мужик был никудышный, засранец, одним словом, и ударение в кличке ставили на первый слог.
— Чего? — не понял Денис.
— Ну, тут они, в общем. Вот Виталик Гошке звонит тоже…
Рогожин кинулся к окну. Тень в машине приставила ладонь к уху. Другая рука энергично размахивала сигаретой. Знаменский разговаривал с кем-то.
— Мать вашу, вы что там делаете, Дима?
— Да влетели мы с ними…
— Куда?
— Ну, типа, в сугроб. Занесло нас. И их тоже. Я к тому звоню, босс, что братва тут терки завязала. В общем, разводящий нужен, без него сложно.
— Я тебе голову откручу, сволочь. Мне наплевать! Я что, за вас все должен делать? А вы мне на кой хрен сдались тогда?! Решайте проблему по-быстрому и ко мне! Ты чего, не понял, Каланча? — меня, не ровен час, на ножи посадят. Быстро ко мне, всей кодлой!
Он хлопнул телефоном о подоконник и прошипел:
— Скоты.
За окном немного изменилась диспозиция.
Трое забрались в машину. На улицу выбрался сам Знаменский. Он внимательно присмотрелся к окнам Рогожина. Денис отошел за занавеску, направил дуло пистолета на темную фигуру внизу.
Снова запиликал мобильный.
Тень Гоши делала знаки рукой. Денис присмотрелся. Знаменский показывал на трубку в своей руке.
«Это он мне звонит, — ошалело подумал Рогожин. — Вот сука…»
Ему стало до слез обидно, что в свое время он не смог переманить на свою сторону такого человека.
— Слушаю, — ответил Денис.
— Господин Рогожин? Будем считать эту несостоявшуюся встречу последним китайским предупреждением. Если вы не уйдете со «Стадиона» и не прекратите свою деятельность, нам придется увидеться снова.
— Пошел в жопу! — заорал Рогожин в ответ на короткие гудки телефона.
Под Санкт-Петербургом.
Февраль 2025 года
Дом Вязниковых.
Катерина нахохлилась, как воробей, будто лакмусовый листочек был в чем-то виноват. Сердито нахмурилась, вздохнула и засунула небольшую пластиковую коробочку обратно в упаковку.
Тест на беременность.
На душе было пусто. По пояснице вниз пробегали гадкие мурашки — реакция на страх, оставшаяся еще с детства.
Результат положительный. Две черточки в окошке. Подарок судьбы, из тех, про которые принято сочувственно говорить: «Все, что ни делается, то…»
Возле зеркала Катя машинально поправила и без того идеальную стрижку несколькими скупыми движениями. Чуть-чуть тронула губы бежевой помадой, одернула короткий джинсовый жакетик и вышла из туалета. Подходило время последней лекции. В коридорах университета толпились студенты, но возле нужной аудитории никого не было. Что, впрочем, было неудивительно. Ректорат с невиданной заботой о слушателях поставил «Историю религий» самой последней парой. Наверное, чтобы не напрягать без того просушенные мозги подопечных. Решение явно было неудачным. Преподаватель читал лекции так, будто пересказывал нудную ленту никому не интересных новостей. Студенты кисли уже на первых минутах и пытались улизнуть по любому поводу
