Людмила Белаш - Русская фантастика 2010
Я попытался схватить её за край юбки, но не успел.
— Хватит, Маш, я нормально себя чувствую. Просто режим…
Она подпрыгивала перед начальником, точно моська перед слоном.
— Третий номер, — пробасил Пётр. — Дежурные расчёты высланы, «Скорая» подъезжает, милиция. Двадцать четыре машины отрядили плюс мы. Девять этажей, ёлки-палки! Ни хрена себе свечка! Ты думай, Олег, крепко думай.
— Мы-то одни — тьфу, ноль без палочки! — выкрикнул Андрей.
Это он, конечно, преувеличил. Но что правда, то правда — бойцы спецотделения, цель которых не тушить, а спасать, не лезут вглубь, в ревущий ад, где обваливаются перекрытия и рушатся стены. Бесполезно. Им, вооружённым и защищённым не лучше рядовых пожарных, не продержаться в огненной стихии и нескольких минут, В ад спускаюсь я — Феникс.
— Молчи, — одёрнул его Палыч. — Олег, без тебя туго придётся, сам понимаешь: три этажа в огне, плотное задымление. Дом шестьсот шестой серии, с пустотными перекрытиями. Боюсь, жертв много будет, не дай бог, до крыши полыхнёт. Расчёты в пробках стоят: дачники с утра на огороды свои, будто лемминги, мигрируют. И сообщили поздно. Нам твоя помощь — позарез! Ты как, в порядке? Выздоровел? — он с надеждой смотрел на меня.
— Ничего не выздоровел! — окрысилась жена. — В реанимацию бы ещё припёрлись, ума хватит!
Командир упёрся взглядом в стоящую напротив — руки в бока, брови нахмурены — Машку. Светлые, почти прозрачные глаза смотрели не мигая. От крыльев носа к уголкам рта пролегли жёсткие складки, бородка топорщилась — шерстью на собачьем загривке. Когда Палыч бывает зол и разносит сотрудников в пух и прах, глаза его становятся двумя ледышками, а сам он напоминает великана и истребителя чудовищ Тора. И кресло Палыч не просиживает: дыхательный аппарат за спину, маску на лицо, ствол в руки — и вперёд, в самое пекло. Ведёт за собой отделение. Это если без меня, со мной — иначе. Но когда я заканчиваю, товарищи продолжают, и командир первым ныряет в огненную круговерть. На поясе — пожарный топорик, карабин; из ствола брызжет тугая струя воды. Сзади толстыми змеями пульсируют под давлением напорные рукава. Чем не громовержец со своим боевым молотом?
Жена невольно отступила, но, пересилив себя и, видимо, специально накручивая, взвизгнула:
— Никуда он не пойдёт! Два дня лежать надо. Олежка, да скажи им! Или я врача позову? Он объяснит, втолкует этим…
— Позови.
Сосредоточенно кивнув, Машка выбежала из палаты. Палыч сник.
— Ты че! — Андрей подвинул начальника. — Нам на точке нужно быть, вся газовка давно там, а мы — к тебе! Время теряем. А ты! Да я тебе щас!..
— Молчи, он лучше знает. — Палыч поймал вспылившего молодца за локоть. — Пойдём, огонь ждать не станет. — Обернулся на полпути: — Поправляйся, — бросил хмуро.
Я чуть зубами не заскрипел: третий — повышенный! — номер вызова, газодымозащитники на месте, операция по тушению уже началась, а моё звено — моё, Палыч — формальный руководитель — делает крюк и едет в больницу, рискуя тем, что за опоздание им здорово намылят шею. Да и служебное расследование… Но командир прав — без меня «спец» превращается в обычное отделение. Ни выучки у меня, как у Палыча, ни богатого опыта, даже образование заочное, и синий диплом института противопожарной службы получен год назад. Я не профи, но отделение сформировано под меня. Когда я работаю — все они на подхвате. И дело тут не в квалификации.
— Ребята, подождите, — я сел, осторожно выдернул иглу из вены. — Одежда за дверью, бросьте кто-нибудь.
— Вот это правильно! — обрадовался Андрей. — Боевка твоя в машине. Собирайся.
Пётр сгрёб с вешалки джинсы и рубашку, свитер — кинул на кровать.
Преодолев слабость и ругая непослушные пуговицы, я оделся. Стоило начать двигаться, как закружилась голова.
— Молодец! — Андрей хлопнул меня по плечу. Я пошатнулся и схватился за спинку кровати, перед глазами поплыли сверкающие точки; в ушах звенело.
— Эй, полегче, — начальник оттёр самого молодого из команды в сторону. — Видишь, чумной.
За дверью застучали каблучки, и в палату, таща за собой встрёпанного, с очками набекрень, доктора, вбежала Машка.
— Олежка! — закричала, мгновенно сообразив, что кчему.
— Вы что? Что вы?! — Врач, поправляя очки, пробивался ко мне между вставшими в проходе Палычем и Андреем. — Олег, вам нельзя! Курс реабилитации не закончен, ваше якобы улучшение — обманчиво. Лечение следует довести до конца! Непременно.
— Знаю, — оборвал я его. — Вколите что-нибудь ядрёное, а вечером я вернусь, обещаю. Ну, или принесут, — пошутил через силу. — И проваляюсь хоть неделю.
— Не смейте! — завизжала Машка, кидаясь на дежурного врача, но Палыч легонько придержал её за плечи. Жена билась в руках начальника, как синичка у кошки в лапах. — Не пущу! Не пущу! — кричала, заливаясь слезами.
Евгений Иванович с сомнением глядел на меня, мялся, теребил ворот халата.
— Что, бумагу подписать? Под свою ответственность и так далее? Давайте.
— Олег, вы не понимаете. Нужно строго соблюдать режим, иначе…
— Слушай, дядя! — грубо перебил Андрей. — На Ленинском высотка горит! Там народу — тьма!
Доктор побледнел.
— На Ленинском? Какой дом?!
— Коли ему чего надо. Быстро! — Пётр развернул врача и толкнул в коридор. — Бегом!
* * *— Вылазь! Да вылезай же! — звал охрипший от дыма Игорь. Брат под столом плакал и мотал головой, забившись к самой батарее.
— Глупый, нужно спрятаться! Я читал! Нос и рот тряпками обмотать. Ну! Иди сюда! — Игорь махал перед носом карапуза полотенцем, но Лёшка только размазывал слёзы, часто-часто моргая.
Игорь опустил руки: вытащить брата силком не получится, известно по опыту — уцепится за ножки, да ещё брыкаться начнёт. Мама и то не всегда могла оторвать Лёшку.
— Я маме пожалуюсь! — в отчаянии заорал Игорь. — Она тебя заругает! Понял? И отшлёпает. Потому что я старший и меня надо слушаться!
— Не, не! — Лёшка заревел в голос и пополз к брату. — Я буду…
— Вот так-то, — сказал Игорь, накручивая ему на лицо мокрое полотенце. Получилось неважно — криво-косо, концы болтаются, того и гляди сползёт. Зато Лёшка успокоился, даже обрадовался чему-то. Уставился на брата, как бы спрашивая: «А дальше?» На светлых ресницах повисли слезинки.
Отведя братишку в ванную и усадив под раковину, Игорь вернулся за покрывалом. В комнате почти ничего не было видно от дыма; мальчишка на ощупь сдёрнул покрывало с кровати и побежал в ванную. Заперев дверь, сел на корточки и принялся запихивать ткань под низ, затыкая щель. А после облил водой.
— Ну вот, — Игорь нырнул под раковину, обнял Лёшку, притягивая к себе. — Теперь будем ждать маму.
У крыльца, игнорируя правила, ждала «Газель» — автомобиль быстрого реагирования, манёвренный, с форсированным движком, самоё то для нашей группы. Палыч, видать, нутром чуял — соглашусь, иначе б отправились на машине ГДЗС. Пока я в лёжке, отделение выполняет уставные обязанности.
Палыч и Андрей запрыгнули в салон, где сидел Генка; мне помог забраться Пётр. Я втиснулся между Палычем и Генкой, одно место напротив пустовало. Костя, водитель и по совместительству медик, включил мигалку и, ударив по газам, выехал со двора. За территорией больницы добавил сирену.
Сердце тяжело ухало, подскакивая литым, резиновым мячиком; колени дрожали. Спокойнее, Олег, нервничать будешь завтра, в койке. Соберись.
Ребята по очереди надевали боевку. Разумеется, боевую одежду полагается надевать в части, но… запах гари — то ещё удовольствие. От него не избавиться: стирай не стирай — пропитывает насквозь.
— А Шурик где?
Андрей с Петром развалились на сиденье, насколько позволяло пространство. Обычно они теснились там втроём.
— Да где-то, — зло бормотнул Палыч. — Не о том думаешь. На такую зарплату и я бы ушёл!
— Что, правда? — На веснушчатом круглом лице Андрея проступило удивление.
— А вот хрен! — начальник сунул под нос Андрею кулак.
— Шестьсот шестая серия. — Генка катал желваки на скулах. — Пустотные перекрытия… огонь вылезет где угодно.
— Опять дурость чья-то! — багровея, рявкнул Пётр. — Дачники хреновы! Газовые баллоны в квартиры тащат. У него утечка, а он, сука, не чует! Надрался в хлам — и в кровать с сигаретой! А сосед-недоумок бензин в кладовке хранит!
— Заткнитесь все! — не выдержал Палыч.
Спустя две-три минуты машина вырулила на проспект.
— Поднажми, — велел начальник. — Время.
Костя, и до того гнавший не слабо, кивнул, вдавливая педаль до упора. Двигатель взревел не хуже разъярённого тигра, но за воем сирены его почти не было слышно.
Я молчал, копил злость, чувствуя, как отступает проклятая слабость, как в груди ходит туда-сюда поршень сердца: электрический импульс в ткани миокарда, сжатие — систола предсердий, пауза, систола желудочков. Давление возрастает. Открываются клапаны лёгочного ствола и аорты: выброс крови. И расслабление — диастола.