Александр Афанасьев - Россия 2020. Голгофа
СОМовцы, расположившиеся на блок-посту, прикрывавшему городок Внутренних войск на повороте, в отличие от шайки гопников были не робкого десятка. Схватились за оружие.
– Руки! На землю, стреляю на поражение!
Человек медленно заложил руки за голову.
– Сбоев. Дима Сбоев служит еще?
Менты переглянулись…
Три человека – один в штатском, двое в камуфле «серый волк» – с профессионально небрежно закинутыми на плечо ремнями автоматов неспешно шагали по асфальтированной дорожке в гаражном кооперативе. Посматривали по сторонам, лушпендили семечки. Один грыз сухарики…
– Короче, полная ж… тут. Сам понимаешь, оружейный завод здесь, и не один. Вот и прутся сюда, и прутся. Часть останавливают группы заслона, часть – отлавливаем уже в самом городе.
– А татары чего?
Лысый здоровяк хмыкнул.
– А чего-чего. Ты татар не хуже меня знаешь, орлы еще те. Они везде свою выгоду ищут, просто так на ноги не встанут. Думаешь, им за своего Аллаха помирать охота? Да как бы не так – хрен по роже! Среди тех, кто все это затеял, активных процентов пять. Но все – молодежь. И душье приползло…
– А здесь чо в лесах?
– Да то же самое. Только вчера два блиндажа взорвали.
– Может, мирняк на беду готовил?
– Ага. С Кораном и халяльной жратвой[36]. И следами оружейной смазки…
– Понятно…
Свернули в улицу…
– Они и здесь есть. Вон там вон, на заправке один тусовался. Дорогой сотовый, в кармане – каракули. Снимал машины наши.
– Ежу ясно. Чего сделали?
– А чего? Пинка под зад. Барахло отобрали.
Не озверели, значит. На юге могли и кончить. Не посмотрели бы, что пацан.
– Татарин.
– А хрен его знает…
Та-а-ак… Одиннадцать – десять…
– Навались. Вон там…
– Да ты чего? – Здоровяк поднял ствол то ли в шутку, то ли всерьез. Давай разом открою…
– Ага. Мой гараж, б…
Ключ застрял в замке. Не проворачивался…
– Масленку дай.
Здоровяк достал из принадлежности масленку. Человек капнул на замок, начал разрабатывать его ключом…
Внутри было все то же самое. Старая «Приора», которую никто не тронул, канистры, ящики…
– Не угнали…
– Здесь не хулиганят, мы следим.
– У меня мотак в свое время угнали. Прямо из гаража.
– Пусть попробуют. Правила простые: к стенке. Там внизу деревяшки, остались в них гопота голимая. Мы разок наведались, объяснили, что к чему, поняли, без базаров. Теперь по имени-отчеству только…
– Ясно…
Человек зажег фонарик. Полез вниз по щербатой, неуклюжей лестнице…
– Чего там? Помидорчики-то сгнили, поди…
Человек не ответил.
Второй СОМовец легонько пихнул командира локтем, показал на дверь. Вышли.
– Кэп, это кто вообще? Что за фрукт?
– Да так. Васька, так его звать. Мотались вместе. Потом и работали вместе. Он в Москву потом укатил. Но взгляды правильные. Щас вроде как… от москвичей и вернулся.
– От власти, что ли?
– От нее самой.
– А на хрена она нам нужна? – боец выругался матом. – Б… как зае…и эти москали, нах… Все какие-то блудняки мутные, то одно, то другое. Разве не они это б…ство затеяли, а? С…и рваные…
– Ему скажешь?
Боец пожал плечами:
– И скажу.
– Скажи. Только зубы потом не выплюнь.
– Э! – раздалось из ямы. – Помогите! Вон там кочерга, вниз спустите!
СОМовцы так и сделали.
– Теперь тяните. Осторожно.
– Тяжелая, бляха…
Большой спортивный рюкзак лег на доски пола. Лязгнул металлом…
В помещении бывшей воинской части человек занял койку. Сходил в каптерку, попросил смазки, ветоши. Сдвинул тумбочку, постелил на нее лист фанеры. С хрустом расстегнул заевшую на сумке молнию, начал доставать и выкладывать оружие, заботливо законсервированное до лучших времен…
Винтовка. Вятско-полянский «Вепрь» под магазины от FN FAL и рукоятью взведения на цевье. Обвес на этом – израильский, пластиковый, но к нему полно совместимых с ФАЛ «спортивных» магазинов – стандартных, на двадцать и четыре барабанных, на пятьдесят. Дорогой прицел Leupold DAP, до тысячи метров работает. Такая винтовка с барабанным магазином может запросто заменить ручной пулемет, просто за счет точности и скорости одиночного огня. Даже пулеметную точку забьет только так.
Штурмовое ружье. Обычный, ничем не примечательный «двенадцатый» «Вепрь» с коробчатыми магазинами, ощетинившийся обвесом – фонарь с лазером, еще один лазер на другой стороне, работающий как в обычном, так и в инфракрасном диапазоне. Приличный прицел Eotech, с коротким батарейным отсеком, наверное, лучшее, что только можно придумать при стрельбе навскидку. Магазинов тоже хватает – восемь…
– Ни фига себе…
Человек поднял глаза.
– Вот это нычка…
ОМОНовец стоял рядом. Человек пожал плечами.
– Нычка как нычка, братишка. Времена такие, все может пригодиться…
– А это что такое?
– Угловая насадка. Не лапай… успеешь еще.
12 сентября 2020 года
Казань, вилайет Идель-Урал
Площадь
– Алла-а-а-аху… Акбар Алла…
Заунывный азан плыл над городом, заползал в казанские дворики, обтекал надменно стеклянные небоскребы, исчезал в распахнутом над городом бледно-голубом небе. Призыв к молитве, напоминание о чем-то вечном, непреходящем…
Аллаху Акбар…
Два внедорожника «Тойота», на одном из которых были следы от пуль, лавировали в казанском автомобильном потоке, сигналя, пробираясь вперед, к одной им ведомой цели. Лакированно-черные стекла головного внедорожника были закрыты, отрезая его пассажиров от грешного суетного мира. У второго, наоборот, опущены до отказа. Бородатые лица, черные шапочки с зеленой перевязью, торчащие из окон автоматные стволы…
Казань изменилась. Сильно. Чем-то она была похожа на Грозный самого начала девяностых. Современнейший город, построенный благодаря нефтяным деньгам и пробивной способности первого секретаря Доку Завгаева, вдруг разом оказался какой лихой, бандитско-ватажьей вольницей. Как будто цивилизованный советский город захватили пришедшие с гор племена. Они были далеки от того, чтобы взять этот город весь, но город боялся их. Прятался в лабиринтах дворов, в узких улочках, за заборами частного сектора. Пришельцы контролировали только центр и основные магистрали, пытались они контролировать и то, что дает деньги. И там и там – это была нефть. Ни на что другое их не хватало…
Страх. Лихость. Вызов. Безумие. Разбитые витрины, сожженные рекламные щиты, замазанные человеческие лица даже на банках с кофе, изображать человека – харам. Гарцующая по улицам молодежь, «макаров» от убитого мента на поясе – шик. И уже у самых умных – вползающий в душу страх перед будущим, который нельзя было приглушить ничем, ни многократным повторением первой суры Корана, ни другими славицами Аллаху…
Внедорожники вырвались с круговерти набережной, пересекли мост. Кипеж черных внедорожников, зеленых повязок, криков «Аллах Акбар», братских объятий, стрельбы в воздух. «Высшая Шура моджахедов Идель-Урал»…
В восьмидесятые Казань была центром молодежной преступности. Дрались просто так, дрались от отчаяния, от безвыходности, от беспросветности. Потом настали девяностые, и стали драться и убивать друг друга уже за деньги. За контроль над десятком ларьков, мойкой, автосалоном, продуктовым рынком. Потом город стали отстраивать, отстраивать быстро, помпезно, но по-прежнему не для них. Из тех, кто дрался в восьмидесятые, кто-то упокоился в могиле, кто-то скатился на самое дно, сгнил в тюрьмах, сторчался. Кто-то стал уважаемым человеком, бизнером, с квартирой в центре, виллой в Испании, кредитом на строительство торгового центра и лишь изредка проскальзывающим волчьим оскалом. Власть в городе взяли другие – бизнеры, чиновники, менты. Выхода наверх не было никакого – только пахать и пахать, бегать торговиком, пока ноги до ж… не сотрешь, вкалывать на заводе, на нефтепереработке…
Впервые за тысячу лет своего существования Казань на короткое время стала мировым городом, ничем не уступающим столице. С торговыми центрами, с шикарными автосалонами, с гостиницами, с ночными клубами. С иномарками по двести тысяч баксов, с модерновой новостройкой министерства сельского хозяйства, в котором сейчас заседало правительство. Казань включилась в процесс, в сеть, стала одним из городов, где есть настоящая жизнь, где бьется пульс современного мира. Где ты живешь, а не существуешь.
Проблема была только в одном.
Как-то так получилось в процессе строительства этого сверкающего стеклом потребительского рая, что часть людей просто выкинули на обочину. В спальные районы. В пригороды. Далеко от центра. Да, им тоже что-то досталось: деревяшки, старые дома, еще купеческие, которым по сто, по двести лет, сносили, давали квартиры, благо еще Шаймиев запустил этот процесс массового строительства. Но эти пацаны с окраин, их новое поколение – они очень остро чувствовали, что в своем родном городе, в своей родной республике они становятся чужими. Что модерновый небоскреб на набережной не для них, им не светит, если они туда и войдут – так только прислугой. Что все магазины и кафе, открывающиеся в центре, что все автосалоны, модные бутики – все это тоже не для них. Что если даже они накопят когда-нибудь достаточно денег, чтобы шикануть, – это все равно будет не для них, на них там будут смотреть как на собачье дерьмо, приставшее к ботинкам. Город становился все более чужим для них, понимаете? Уже не прогуляться по улицам, не поплевать, не подраться. Не подождать кого-то, даже просто не зайти во двор – дорогие иномарки охраняет решетка и кодовый замок. Что их девчонки, которые по праву их, которые росли рядом с ними, идут танцевать топлес в центровые бары и мечтают совсем не о них, а о каком-нибудь манагере, слабом и гнилом изнутри. И всем на это было плевать, было плевать на то, что часть общества осталась на перроне и с тоской и злобой смотрит на стремительно удаляющийся от них поезд жизни. Весь мир был не по ним – и пацаны окраин это понимали. Они шли по Казани и понимали, что она уже не для них.
