Яна Завацкая - Кольцо и крест
Пита смотрел на нее беспощадно обличающе и прямо.
— И даже сейчас - казалось бы, нам делить-то уже нечего! Живем отдельно, ты мне никто, я тебе никто. Но даже сейчас ты умудряешься при встрече сразу закатить мне скандал. Зачем? Почему? Что я тебе сделал? Неужели я так виноват перед тобой в том, что пытался жить с тобой, как-то наладить отношения?
Э… а я закатила скандал? Ильгет уже ничего не понимала.
— Подожди, это же ты начал?
— Это я, по-твоему мнению, начал? Да, - Пита скорбно покачал головой, - тяжелый случай. Слушай, ты не проверялась, у тебя с головой все в порядке?
В самом деле, кто же начал? Ильгет почувствовала, что если подумает об этом еще хоть несколько секунд, в голове что-то окончательно лопнет и расстроится.
Она уже ничего не знала - может, и правда, она начала первой… Может, она виновата. И сейчас, и вообще во всем. Может быть, она действительно монстр.
— Ладно, все понятно, - она повернула коляску, - я пойду, до свидания.
— Что тебе понятно? - Пита вдруг схватил ее за плечо.
Он неадекватен… здесь же один только сигнал, и нападающий будет парализован Сферой. Теперь Ильгет внимательно и прямо взглянула в глаза бывшему сожителю.
Впрочем, и сигнала не потребуется. Ей-то это зачем? Самозащита тоже не запрещена. Пусть потом попробует ее обвинить, вряд ли это у него получится.
Одного взгляда хватило. Пита опустил руку.
— Ну ладно. До свидания, - ехидным, чуть издевательским тоном сказал он. Ильгет кивнула и пошла к стоянке.
Она перестала гулять в Бетрисанде.
Даже не потому, что боялась снова встретить Питу. Хотя и это тоже - он регулярно ходил в церковь, значит, мог проходить и через парк. Но парк очень большой.
Ильгет было просто противно думать о том, что он ходит где-то там же. Она чувствовала полную, тотальную несовместимость себя и бывшего сожителя в одном пространстве.
Наверное, гормональная перестройка была тому виной, но у нее возник и страх перед людьми. Магда как-то позвонила ей, пригласила гулять, но Ильгет отказалась, выдумав какой-то предлог.
С Арли можно погулять и в рощице за домом, ей это все равно.
Неприятно и мерзко думать, что вот и Магда осуждает ее. За что? Непонятно. Но Пита явственно и сильно ее за что-то осуждал.
Это была глупость, наверное. Как-то Ильгет рассказывала Арнису о своих проблемах с церковью и с отцом Маркусом. Муж только покачал головой:
— Иль, почему ты считаешь, что твой бывший говорил тебе правду? Он что, не склонен к вранью?
— Но отец Маркус прямо не опроверг…
— А что ты хочешь? Он сказал все верно, он священник. Он не может быть на чьей-то стороне. Это я всегда буду на твоей стороне, в любом случае. А для него все одинаково дороги, и это нормально. Однако и этот бред - про сочувствие твоему бывшему, это ведь могло быть придумано или так, скажем, слегка искажено.
Да, Арнис был прав, разумеется. И это могло быть так, легко.
Кроме того, Пита и сейчас мог врать про Мэррина. Или врать Мэррину - Бог весть, что он там рассказывал про Ильгет.
И про своих родственников даже мог врать. Хотя скорее всего, они рады тому, что произошло - любви между ними и Ильгет не было никогда.
И Бог весть, с кем он общался еще. Храм святого Иоста посещают многие. Четверть города. У них там хорошая, теплая компания. Его любят.
Какая разница, врет он людям про Ильгет, врет Ильгет про отношение к ней людей, или же вообще все это правда? Начало казаться, что каждый встречный относится к ней с предубеждением.
Она и в Сети боялась выходить за пределы собственного персонала. Общалась только с ограниченным числом людей, и то - очень осторожно.
Ей хотелось поговорить с Айледой, но ту было не застать дома, да Ильгет и боялась быть навязчивой.
Если бы она хоть понимала, в чем ее обвиняют - она постаралась бы исправиться. Но понимания не было. В конце концов, не выдержав, она написала бывшему сожителю письмо.
"Я не могу больше выдерживать этого. Ты обвиняешь меня в чем-то непонятном. Предъявляешь мне претензии. Пытаешься меня воспитывать. Пожалуйста, сообщи, в чем конкретно я виновата. Что мне, по твоему мнению, следует изменить".
Наверное, это было глупо. От Питы тут же пришел ответ, полный туманных намеков - и снова никакой конкретики.
Он писал, что Ильгет никогда никого не любила, кроме себя. Что она подавила его личность, лишила его возможности и способности Творить. Что всегда все происходило только ради нее и так, как хотелось ей. Что именно тогда, когда ему нужна была поддержка и помощь, он ничего такого от нее не видел. Что она не интересовалась им. Манипулировала им с помощью секса. И так далее. Из конкретных обвинений Пита привел лишь одну фразу, которую Ильгет как-то бросила еще в начале их семейной жизни на Ярне. А именно: во время очередного скандала по поводу того, что Ильгет виновата в недостаточно качественных интимных отношениях (в количестве она никогда не отказывала), она произнесла следующие преступные слова: если бы ты хотя бы вынес мусор, может, я бы относилась к тебе получше. Эта фраза произвела на Питу просто оглушающее впечатление, и многие годы он не мог ее забыть, став, в результате, почти импотентом.
Правда, сам он во время каждого скандала щедро разбрасывал куда более отвратительные фразы, но возможно, у Ильгет не настолько тонкая и чувствительная натура, и она просто привыкла терпеть.
Еще была простая ложь - о том, что якобы Ильгет специально соблазняла его, чтобы потом заявить, что ничего не хочет. Ложь, потому что Ильгет ничего подобного никогда не заявляла.
Но ведь ложь, как известно - это просто альтернативная правда.
Ильгет даже не стала отвечать. Ей было плохо. Отвратительно. Она сознавала, что будь Арнис рядом - ничего подобного бы не началось. И она бы не стала мучиться такими вопросами, и Пита не посмел бы приблизиться к ней.
В конце концов она позвонила в монастырь дарит и отправилась туда на выходные вместе с дочкой.
Все было по-прежнему. Свет из готических окон, который длинными треугольниками ложился на пол. Статуя святой Дары, ее ошеломляюще живое лицо. Тихая служба, без музыки, с женскими голосами, поющими а капелла. Ильгет исповедалась и причастилась у монастырского духовника. Здесь точно не было Питы. Здесь о ней ничего не знают из третьих рук.
Уже после этого Ильгет стало намного легче. Сестра Марта говорила с ней прямо в саду, забросанном осенней листвой, они стояли вдвоем на аллее, в то время, как Арли гуляла вокруг, Ильгет краем глаза присматривала за ней.
С женщиной говорить легче. Она не может отпустить грехи, но зато очень хорошо все понимает. А сестра Марта раньше была психологом. Да и сейчас этим занимается.
— Понимаете, в чем дело? Если бы то, что он говорит обо мне… и мне самой, и наверное, везде тоже, друзьям своим - если бы это было хоть насколько-то правдой, меня бы это не расстроило. Я бы покаялась и приняла бы это… пусть бы ко мне плохо относились, но если я действительно виновата, то виновата. Но я не вижу, что это правда…
— Ильгет, тебе просто тяжело поверить, что люди могут лгать. Что есть клевета. Ведь пойми, твоему бывшему сожителю нужно чувствовать свою правоту. Надо бы посмотреть его психоматрицу. Есть люди, которым невыносимо сознавать, что они в чем-то несовершенны и неправы. Они даже готовы создать иллюзии у себя и других, лгать себе, лишь бы убедить себя, что они правы во всем.
— Но сестра Марта, а если это не так? Если он в чем-то прав? Ведь это серьезный вопрос, я не могу вот так пускать его на самотек. Конечно, если это клевета, то мне надо, наверное, чувствовать себя… ну не знаю… пострадавшей за правду. Но если это будет моя иллюзия, понимаете? Если получится, что я создаю свой ложный образ этакой страдалицы за истину, а на самом деле и правда испортила жизнь человеку?
— А ты испортила?
— Не знаю, - беспомощно сказала Ильгет.
Арли в ярко-красном комбинезончике добралась до скамьи и деловито выкладывала на нее желтые мокрые листья, поднимая их с дорожки.
— Я не знаю! Я потому и пытаюсь у него выяснить, что же конкретно было не так. Ну интим, да… Но мы просто несовместимы, и это не только моя вина. А так…
Ильгет замолчала. Ей вдруг вспомнились слова сагона. Как давно это было, но кажется - только вчера. Впечатано в память не хуже, чем в кожу - черные точки. Уже ничем не вытравишь.
"Отдала ли ты все возможное ради него…"
Нет, конечно.
Но сагон неправ. Ведь никто, никогда не может отдать ВСЕ. Можно отдать жизнь за любимого человека. Но даже жизнь, земное существование - это далеко не ВСЕ.
Нельзя отдать любовь к Богу. Призвание тоже нельзя отдать, разве что в том случае, если исполнение призвание грозит близкому человеку гибелью. Во всем есть какая-то соизмеримость. В конце концов, даже самой самоотверженной матери или сиделке надо иногда ходить в туалет, умываться и спать. Фразы вроде "отдать ВСЕ" - это не более, чем манипуляция.
