Геннадий Прашкевич - Парадокс Каина
Старине Джи Энгусу помогал юный, тощий и, конечно, рыжий ирландец. Он уверенным, но мягким движением выставил на физический стол стеклянную колбу, до половины заполненную какой-то студенистой полупрозрачной массой. Рыжий тощий ассистент заранее знал, чем старина Джи Энгус захочет заинтересовать настырного журналиста.
– Ну, смелее! – старина Джи Энгус сильно косил. Казалось, он сразу смотрит и на ассистента, и на Колона. – Не бойтесь, Джейк, я не люблю играть с ядами.
Колон нерешительно прикоснулся к торчавшей из колбы стеклянной палочке. На палочку накручивалась, тянулась за ней все та же полупрозрачная студенистая масса.
– Подумать только, Джейк! – хихикнул старина Джи Энгус. – Бы запутываете сейчас нить жизни! Думаете, это яичный белок? Ошибаетесь. Это ДНК, самое знаменитое химическое соединение жизни, носитель всех наших наследственных свойств, главный дирижер внутриклеточного оркестра. Человек и птица, рыба и пчела, цветок и вирус – все мы родственники по ДНК, так что относитесь к этой массе с уважением, Джейк! С истинным уважением!
– С уважением? – переспросил заинтригованный Колон. – Даже если передо мной тигр?
– В этом случае с особенным уважением, – хихикнул старина Джи Энгус. Он все-таки сильно косил. – И оставьте брезгливость, Джейк, она не к лицу профессиональному журналисту. Вы только вдумайтесь! Ведь именно в этой элегантной структуре, – он поднял колбу и полюбовался ее содержимым на свет, – ведь именно в этой элегантной структуре, которую мы привычно называем ДНК, записано все обо всем. Именно благодаря ее внутренним свойствам сирень, выращенная в вашем саду, будет именно сиренью, а не виноградом и не мимозами, а ребенок, зачатый вами, Джейк, цветом глаз, походкой, движениями будет напоминать вас, а не президента вашей страны или любимого вами актера.
– Но выглядит это так инертно…
Коротко хихикнув, старина Джи Энгус выловил из аквариума крупного морского ежа. Он обращался с ежом бесцеремонно, как, наверное, обращался с подопытными доктор Улам. Но и с некоей скрытой почтительностью. В отличие от доктора Улама, старина Джи Энгус уважал материал, с которым работал. Точным, почти неуловимым движением он ввел в кожу морского ежа, щетинящуюся частыми зелеными иглами, небольшую дозу солевого раствора.
– Смотрите.
Из многочисленных пор морского ежа медленно выступила белесоватая жидкость.
Тем же точным движением старина Джи Энгус перенес каплю белесоватой жидкости на предметное стекло микроскопа.
– Ну?
Колон прильнул к окуляру.
Он увидел множество сперматозоидов, беспорядочно мечущихся внутри капли. Хвостовые жгутики сперматозоидов извивались с поразительной быстротой – каждый спешил, каждый жаждал, каждый искал соединения.
– Вот вам и инертная масса! – воскликнул старина Джи Энгус. Он не скрывал торжества. – Благодаря этой, как вы говорите, инертной массе в наш мир явились Платон и Аттила, Герострат и Аристотель, Наполеон и Эйнштейн, господин Сталин и Ньютон, наконец, даже вы, Джейк!
– И Джина Лоллобриджида? – ухмыльнулся Колон.
– И она! И она! – шумно обрадовался старина Джи Энгус понятливости журналиста. – А если уж быть совсем точным, появление на свет Джины Лоллобриджиды даже более закономерно, чем ваше. Ведь она женщина, Джейк, а наш мужской Y-ген это всего лишь недоразвитый Х-ген женский. В некотором смысле мы, мужчины, – хихикнул он, – всего лишь недоноски на генном уровне.
Колон кивнул.
Ему понравилось сравнение старины Джи Энгуса, но он не хотел ограничиваться интересом к тайне появления на свет Джины Лоллобриджиды. Его интересовали и некоторые другие тайны. Например, тайны судьбы некоего саумского молекулярного химика доктора Улама.
– Вы помните такого? – спросил он.
– Доктор Улам? – несколько смешался старина Джи Энгус, покосившись на ассистента. – Встречался ли я с ним? Разумеется.
Он вдруг опечалился:
– Какая странная судьба, какие неожиданные повороты.
– Странная?
– Мы слишком многого ждали от этого саумца. Он подавал невероятные надежды. Конечно, он всегда был в высшей степени бесцеремонен по отношению к тайнам живого, но, может быть, именно это позволяло ему видеть многое совсем не так, как видели мы. Доктора Улама всегда тянуло к рискованным опытам. После скандала в лаборатории Стоккарда он был вынужден покинуть Англию. Говорят, ему грозило уголовное преследование.
– Что это за скандал?
– Только для вас, Джейк. Без упоминания моего имени. Скандал был связан со странной смертью двух добровольцев. Кажется, безработные. Один откуда-то из Индии. За определенную сумму они доверили себя доктору Уламу, он всегда старался проверять свои безумные идеи именно на человеке.
– Что случилось с добровольцами?
– А что случилось с самим доктором Уламом? – бесцеремонно хихикнул старина Джи Энгус. – Вы ведь что-то знаете об этом? Вы не стали бы спрашивать, не знай вы что-то об этом.
– По моим сведениям, доктор Улам уже много лет находится в Сауми. Так сказать, на исторической родине.
– Вот как? – Джи Энгус впервые не улыбнулся. – Считайте, Джейк, ему повезло. За ним тянется длинный след. Он успел насолить властям не только в Англии. А в Азии… Может быть, ему место именно б Азии…
– Разве в Азии нельзя угодить в тюрьму?
Старина Джи Энгус покачал головой:
– В тюрьму приводят проблемы. Если у доктора Улама возникнут в Азии проблемы, то они будут касаться только препаратов и инструментов. Думаю, режим Сауми, если, конечно, доктор Улам находится в Сауми на легальном положении, только поможет ему. Меня именно это и пугает. Именно это, а не проблема азиатских добровольцев. С добровольцами в Сауми у доктора Улама не будет никаких проблем. Как правило, человек в Азии рождается лишь для того, чтобы произвести двух или трех себе подобных. Нет, – повторил он, – с добровольцами в Сауми у доктора Улама проблем не будет.
– Не слишком ли упрощенный подход к Азии?
– Не упрощенный, а достаточный, – косые глазки старины Джи Энгуса снова весело вспыхнули.
– Разве в Азии невозможно вести исследования, подобные вашим? – Колон взглядом обвел лабораторию.
– Почему невозможно? – хихикнул старина Джи Энгус. – Для таких исследований нужен мощный мозг. Таким мозгом доктор Улам наделен в полной мере. Но чтобы вести серьезные исследования, необходимо иметь, кроме препаратов и инструментов, и, разумеется, определенных лабораторных условий, некоторые нравственные критерии, преступать которые запрещают не жестокие законы, а всего лишь собственная совесть. С этим У доктора Улама всегда были проблемы. Кроме того, в этой Сауми, заброшенной где-то там в тропической Азии, у доктора Улама нет квалифицированных помощников.
– Доктор Сайх учит: побеждает лишь победитель.
– Сильно сказано. Кто это – доктор Сайх? Химик?
– Палеонтолог. В прошлом.
– Как это понять?
– Доктор Сайх – крупный ученый, вы могли слышать его имя. Сейчас он главный идеолог и глава военной Ставки Сауми.
– Мой бог! – косые глазки старины Джи Энгуса вдруг обеспокоенно моргнули. – Вы полагаете, доктор Улам мог найти общий язык с этим… с этим, как вы говорите, палеонтологом?..
– Почему нет? Мы подумали об одном и том же.
Старина Джи Энгус несколько суетливо хихикнул. Старина Джи Энгус несколько суетливо погрозил Колону пальцем:
– Не пугайте меня, Джейк. Идеи доктора Улама всегда были слишком радикальны. Боюсь, что они слишком радикальны даже для какой-то там военной Ставки. Доктор Улам всегда был озабочен мыслями о будущем. Не о своем лично. Он всегда был озабочен мыслями о будущем всего человечества. Меньшими категориями доктор Улам просто никогда не оперировал. Но его размышления о будущем… как бы это сказать… Его размышления о будущем вряд ли обрадовали бы любого нормального человека… даже какую-то там военную Ставку… Доктор Улам всегда думал о глобальном будущем, а где вы видели военную хунту, представление которой о будущем простиралось бы далее пяти – семи лет вперед?
– В чем заключались кардинальные идеи доктора Улама?
Старина Джи Энгус задумался.
– Прежде всего, доктор Улам считал, и, боюсь, не без оснований, что нынешний человек разумный является весьма жалким существом. Жалким, разумеется, по сравнению с тем, каким он мог быть в идеале. Во-вторых, доктор Улам считал, опять же не без оснований, что нынешний человек разумный как бы слишком отяжелен дурной наследственностью. В некотором смысле мы с вами все еще динозавры, Джейк. Наконец, нынешний человек разумный, по представлениям доктора Улама, является жертвой некоего эмоционального анахронизма. Чем хуже люди разумные живут, тем они почему-то добрее друг к другу, чем лучше люди разумные живут, тем они почему-то все более и более жестоки.
– Он видел выход из этого тупика?
– Не дай вам бог воспользоваться выходами, которые указывал доктор Улам! – возмутился старина Джи Энгус. – И потом, кто вам сказал, что это тупик? Просто следует создать оптимальные условия для развития. Сломать человека нетрудно, гораздо сложней его восстановить. А мы ведь только этим и занимаемся – ломаем и восстанавливаем. У нас нет ни времени, ни средств на созидание. Надеюсь, вы понимаете, что я сейчас не просто о самовоспроизведении?.
