Виктор Косенков - Моя война
Чем глубже я копала, тем больше во мне крепло убеждение, что все эти байки склепаны одной рукой, с четким расчетом и целью. Старый принцип: говори больше, чтобы не сболтнуть лишнего, работал и на этот раз.
В Харькове я сидела уже около восьми месяцев. За спиной было три года, когда я пыталась забыть все, что только можно было забыть. Я пробовала абсолютно все, до чего могла дотянуться. Я ныряла на дно андеграунда, наркотического угара и устраивала такие оргии, что небесам становилось жарко. Затем без перехода я кидалась в другую крайность, и монашки, давшие обет молчания, могли бы только рыдать от зависти, глядя на меня. Я нашла работу, бросила ее. Едва не выскочила замуж, но вовремя опомнилась. Работала даже проституткой. Не из-за денег или удовольствия. Просто так захотелось.
Где-то на середине этого бардака меня нагнало через третьи руки сообщение Лорда о тех странных парнях, учинивших бойню в наркобаре. Я пропустила это сообщение мимо ушей, сделав закладку на будущее. Не более.
Наконец, во время одного из таких “нырков” я поняла, что от собственных ошибок убежать невозможно.
После этого я провела два года в клинике, где избавилась от наркотической зависимости и приобрела иммунитет к большинству наркотиков и алкоголя, а также заменила поврежденные внутренние органы. Потом еще три года, самых долгих, я восстанавливала все то, что так усиленно стремилась разрушить. Агентурную сеть, навыки, умения, рефлексы. Ту расчетливую ярость, которую я называла боевым режимом. Новое оружие, новые средства связи, новые средства передвижения. Мир двигался вперед без меня. Медленно, но все-таки двигался. Пришлось догонять.
— Привет! — в открытую дверь улыбался коридорный.
Новенький, я его не видела раньше. Немолодой, слегка лысоватый. Если в такие годы работаешь коридорным, то либо ты большой оригинал, либо в твоей жизни что-то сбоит.
— Вам пришло письмо.
— Привет! — недовольно ответила я, расслабляясь.
В дверь принято стучать. Особенно если ты коридорный.
— Оставь на столе.
Коридорный вошел, положил на стол конверт и остановился.
— Чаевых не будет, — сказала я, глядя в окно.
— Мне не нужны чаевые. Человек, передавший письмо, сказал, чтобы я сразу принес ему ответ.
Это интересно… Бумага, сложенная вдвое, содержала только одну строчку — адрес. Лихо… Я взяла ручку и нацарапала: “Завтра. 16.00”. Коридорный подхватил бумажку и растворился.
— Попался, — сказала я в закрытую дверь.
Такое активное внимание к своей персоне Семецкий пропустить не мог. Последние несколько месяцев я старательно рассылала по всем возможным каналам сообщения. Есть множество способов, чтобы дать понять человеку, что ты им интересуешься. Можно спрашивать его в разных злачных местах, можно нанимать кучу рассыльных, чтобы они опрашивали все отели, пансионы и тому подобные заведения. Можно действовать через полицию, частных детективов, газеты, электронные доски объявлений. Когда в одном и том же форуме день ото дня появляется одно и то же сообщение, это наводит на размышления.
Я действовала по всем фронтам. Успешно.
По адресу, указанному в записке, располагалась забегаловка “Лакомка” с какими-то полуфабрикатными котлетами. Что-то среднестатистическое булькало под крышками котлов, два повара в темных передниках бегали от одной плиты к другой. Кухня располагалась посреди зала, отделенная от посетителей невысокими стенами из стеклопластика. В углу на скамейке скалился обшарпанный клоун, наличие которого указывало на сертификацию этого заведения в Международном центре “Дональд и Дональд”, что было неудивительно, так как все забегаловки такого класса должны были в обязательном порядке проходить регистрацию. Этот Международный центр был общественной организацией, некогда основанной корпорацией Макдоналдс именно с целью создания общей системы стандартов для заведений типа “Fast Food”. Таким образом, все продукты, которые использовались для приготовления блюд в “Лакомке”, ничем не отличались от продуктов, используемых в Макдоналдсе. По меньшей мере, эти продукты не хуже определенного минимума, который выставлялся в Международном центре. Мясо, если его можно так назвать, выращено в производственных цехах биологических лабораторий, булка выпечена там же из каких-нибудь особенно похотливых бактерий, время размножения которых составляет едва ли не сотую долю секунды. Такое заведение можно найти где угодно. В любом уголке света вы можете обнаружить что-то подобное. С одинаковыми ценами, со стандартными продуктами, одинаковым вкусом, точнее, его отсутствием. Ирония заключалась в том, что заведения, вроде “Лакомки”, росли и множились, как грибы после дождя или как те бактерии, которые шли на производство булок. Содержать такие забегаловки было выгодно, ввиду дешевизны сырья и льгот, которыми окружались эти безвкусные кормилки.
Система работала до тупого просто. Льготы распространялись на заведения пищевой отрасли, которые прошли обязательную в таком случае сертификацию у “Дональд и Дональд”. Те, в свою очередь, выставляли соответствующие требования к соискателям сертификата, таким образом низводя конкурентов ниже опасной для своего основателя планки. Так что лучшим в этой нише все равно оставался Макдоналдс, при внешнем наличии большого количества конкурентов.
Я зашла внутрь. Ко мне кинулась официантка с усталым лицом, но я остановила ее жестом. Села за столик у стены так, чтобы видеть одновременно оба входа в помещение.
Большие белые часы на противоположной полке показывали без пяти минут четыре. Я поправила кобуру под плащом. Если встречу назначил Семецкий, то стрельбы быть не должно. У Жоржа не такой имидж. Другое дело, если я случайно выцепила кого-то другого.
Ровно в четыре часа двери распахнулись, и внутрь забегаловки залетела толпа подростков. Они оккупировали прилавок, официантка оживилась, забегала. Кто-то кричал, толкался. Пальцы указывали на картинки с гамбургерами и картошкой. Наконец, наиболее активные получили свои заказы и отвалились от кормушки, держа в руках подносы. Я оказалась окруженной стайкой ребят, и один из них нахально подсел за мой столик.
— Эй, малый, я тебя не приглашала, — проворчала я.
— Неужели? — парнишка скосил на меня серые глаза.
Он был одет в мешковатую матерчатую куртку нелепой расцветки, какие-то особенно широкие брюки, заправленные в высокие, со шнуровкой ботинки военного образца, популярные в этом сезоне. Всем своим обликом он как бы подчеркивал собственную независимость, что традиционно для подростков.
— Именно так.
— А мне показалось, что это адресовалось мне, — он кинул через стол бумажку и вгрызся в гамбургер.
Я развернула смятую бумажонку и с удивлением обнаружила на ней то самое послание, которое приносил мне в номер странный портье. Моей рукой было написано “Завтра. 16.00”.
Паренек пожирал гамбургер с невероятной скоростью.
— Ты что, сутки не ел?
Он ухмыльнулся с набитым ртом и что-то промычал.
— Прожуй, потом объяснишь…
Парнишка снова что-то промычал. Сглотнул и забулькал какой-то химией из стаканчика. Жидкость вскоре кончилась.
— Закажи еще, двойную, — сказал он, ткнув подносом в сторону сидящего за соседним столиком парня.
Тот бросил недоеденную картошку и, дожевывая на ходу, ломанулся через толпу к прилавку.
— Что тебе объяснить?
— Как к тебе… Впрочем, кажется, понимаю…
Я наклонилась вперед и присмотрелась к его коже. Мягкая и молодая, на первый взгляд, она была чем-то неестественной. Слишком упругой? Слишком ровно розовой? Искусственность внешности паренька таилась где-то на границе понимания.
— Ты сядь, сядь, — он отодвинулся. — Нечего зря внимание привлекать. Тут ведь есть и нормальные дети. Так чего тебе надо было?
— Сперва ответь, как мне тебя называть? Я ожидала чего-то необычного, но не подростка… Пусть даже такого.
— Какого такого? — паренек развеселился. — Чем же это я необычен?
— Есть что-то…
Я откровенно его разглядывала. Вытянутое лицо, ровный нос, веснушки, вроде бы слишком симметричные, светлые волосы, слишком светлые, кажется.
— Неестественное…
— Уши, наверное? — он слегка огорчился. — Да, уши — это проблема.
— По-моему, не в них дело. — Уши были совершенно нормальные, чуть оттопыренные. — Кожа слишком… слишком…
— Слишком хорошая! — закончил он за меня. — Тоже есть такая беда. Ладно. Давай не будем играть в детские игры, хотя эта игра мне нравится. Я Жорж Семецкий. Я знаю, что ты искала меня. И делала это с такой настойчивостью, что не откликнуться было невозможно. Сразу скажу, чтобы не было лишних недоразумений, что в этой тошниловке я в таком виде не один. Так что лишних телодвижений не делай.
— Я уже поняла.
От прилавка вернулся подросток, которого Семецкий посылал за гамбургерами. Он поставил поднос перед Жоржем и снова уткнулся в свою картошку.
