"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том
Дикон наконец поднял глаза и посмотрел на Иноходца прямым взглядом, сильно сжав губы, отчего его лицо, еще минуту назад казавшееся совсем детским и ребячески-несчастным, стало неожиданно взрослым и строгим.
— Где мы можем спокойно поговорить? — снова спросил он, словно прежде об этом не было речи.
Робер оглянулся, осматривая пустынную местность.
— Через четверть часа мы доедем до Белой Ели, —ответил он. — Обещаю тебе: там нас никто не потревожит.
— Белая Ель? А что это? — растерянно спросил Ричард, тоже заозиравшись по сторонам.
— Место, которое здешние жители избегают, — пояснил Робер, думая о другом. — С ним, вероятно, связана какая-то старая история, но к нам она отношения не имеет. Поехали!
За оставшийся путь Дик успел взять себя в руки. Чувствовалось, что он изменился после Сагранны: видимо, пережитые испытания отразились на нем. Едва увидев мертвый остов Белой ели, юноша слегка вздрогнул, однако не дал новым впечатлениям сбить себя с мысли.
Спешившись, они сели на серые валуны, отдав поводья лошадей Гиллалуну, который почтительно отошел в сторону. Дикон принялся бездумно гладить ровную поверхность камня. Робер терпеливо ждал, решив не торопить события: времени у них было навалом.
— Что вы знаете об Октавианской ночи, Робер? — наконец спросил юноша безучастно, не отрывая взгляд от облюбованного валуна.
— Да почти ничего. А разве есть, что знать? — удивился Иноходец. — Барон Хогберд особо не вдавался в подробности.
Пораженный Дик вскинул глаза на Робера.
— Как же так? Ведь тогда вы еще жили в Агарисе!
Иноходец пожал плечами:
— Ну, меня мало интересуют агарисские дела. Почему ты спрашиваешь?
Ричард неожиданно поежился, будто ему стало холодно от такого равнодушия.
— Потому что с этого всё началось. Эсперадор хотел помириться с олларианцами. Он прислал для переговоров епископа Оноре из Ордена Милосердия. Это… Это был святой, Робер. Я сам говорил с ним, и могу вас уверить: его преосвященство не такой человек, как все. Он особенный. Но мерзавец Дорак решил воспользоваться его святой доверчивостью и устроил в столице настоящую охоту на эсператистов. Это было ужасно. Резня продолжалась три дня.
— Резня? — поразился Робер. — Как? В Олларии?
— Да, в столице. Я вернулся из Надора за пару дней до этого и видел все собственными глазами. Епископа Оноре должны были обвинить в том, что он якобы отравил святую воду, и что дети, пившие ее, погибли. Бредни бесноватого! Даже не будь Оноре святым, будь он самым обычным священником, он не стал бы травить эту воду. Ведь он приехал договариваться о мире! Детей убил Дорак, Робер. А олларианский епископ Авнир с благословения этого мерзавца собрал целую лигу головорезов. Они отмечали дома эсператистов, которых собирались уничтожить. Наль… Мой кузен де Лар привел преосвященного Оноре в особняк Ворона, а я приютил его там на свой страх и риск.
Робер потер пальцами виски, чувствуя, что голова начинает тошнотворно ныть. Вот так новости!
— А ты абсолютно уверен, что за беспорядками стоял Дорак? — спросил он.
— Абсолютно, — бесцветным голосом подтвердил Дикон. — Монсеньор приехал на второй день погромов, когда его особняк осаждали лигисты. Они требовали выдать им святого для расправы. Монсеньор, надо отдать ему должное, не стал этого делать, но в остальном пальцем о палец не ударил. Преосвященный Оноре на коленях умолял его остановить резню. А знаете, что сделал Алва? Он прогнал сброд у себя со двора, принял ванну, поужинал и лег спать.
В голосе Ричарда явственно послышалась горечь.
— А что было потом? — поинтересовался Робер, не зная, что сказать.
— Потом? Потом Алве, должно быть, показалось, что это уже слишком. К тому времени в столице выгорело несколько кварталов, мародеры разграбили портовые склады и всю улицу Ювелиров. На третий день монсеньор вывел войска из казарм, перевешал грабителей и насильников и собственноручно сжег зачинщика резни Авнира.
— Как сжег? — оторопел Робер от такого варварства.
— Вместе с особняком графа Ариго, — пояснил Дик без всяких эмоций. — Фанатики подожгли все дома знати на площади Леопарда. Монсеньор завел Авнира в особняк за несколько минут до того, как он рухнул.
— Но разве это не означает, что за погромами стоял не Дорак? — спросил Робер, потирая виски.
— А разве то, что монсеньор ничего не делал полдня, не означает, что виной всему был именно Дорак? — ответил Ричард с неожиданной злостью. — Да, монсеньор вмешался, но из-за чего? Только из-за того, что подлец перегнул палку.
Робер промолчал, не зная, что отвечать. Да уж, интересные дела творятся в богохранимом Талиге! Дикон явно испытал большое потрясение, но поведение Алвы действительно наводило на неприятные мысли.
— И чем же все это кончилось? — спросил Робер, предчувствуя, что после такой присказки сказка окажется совсем омерзительной. — Не могло же всё это сойти Дораку с рук?
Ричард поднял голову: в его потухших, серых, словно присыпанных пеплом глазах, внезапно зажглись зловещие искорки, словно огоньки, предвещающие извержение вулкана.
— Дораку? — вкрадчиво спросил он тоном, неожиданно напомнившим интонации Ворона. — А при чем здесь Дорак? Разве имеет значение, что Авнир получил благословение на подстрекательство от своего кардинала? И разве важно, что он несколько недель открыто подбивал весь сброд столицы на возмущение? Что с вами, Робер, да это же пустяки! Дорак даже не думал оправдываться. Оправдывался граф Ариго.
— При чем здесь Ариго? — искренне удивился Иноходец. — Ведь ты сказал, что его дом сгорел? Разве он не пострадавший?
— Разумеется нет, — зло выплюнул Дик. — Его особняк сгорел дотла, это верно. Но, сжигая там Авнира, монсеньор обнаружил, что граф вывез из дома все вещи и мебель. Вот этот факт показался Совету куда более зловещим, чем какие-то там фанатичные проповеди! Братьев Ариго обвинили в измене и бросили в Багерлее. Граф, правда, клялся, что незадолго до Октавианской ночи он получил анонимное предупреждение и принял те меры предосторожности, какие мог, но кто стал бы ему верить! Уж точно не Дорак и не Алва.
Дикон снова уткнулся взглядом в серый валун. Робер вздохнул, понимая, что самое тяжелое ему еще предстоит выслушать.
— И из-за этого ты решил отравить Ворона? — осторожно спросил он.
Дик медленно поднял голову. Движение это вышло таким тягучим и тяжелым, словно голова его налилась весом камня, на который он только что смотрел.
— Нет, — с трудом выговорил он. — Тогда я еще надеялся… Я думал, что Алва хоть и покрывает Дорака, он все же не заодно с ним. Но через месяц… Через месяц эр Авг… то есть граф Штанцлер рассказал мне еще кое-что.
— Что именно? — выдохнул Робер: вот она, начинается самая мерзость!
— Он сказал, что епископ Оноре убит… Его преосвященство сумел выбраться из Талига, но почти сразу на границе на него напали. Дорак добрался-таки до него.
— Подожди, Дикон, — остановил юношу Робер. — Я понимаю твои чувства, но нужно быть справедливыми. Какая выгода Дораку от этого убийства да и от всей олларианской резни, если уж на то пошло?
— Я спросил у эра Августа то же самое, — ответил Дик прямо. — И эр Август показал мне список. Помните, Лига обвинила епископа Оноре в отравлении святой воды? И как графа Ариго и графа Энтрага посадили в Багерлее за то, что это они якобы устроили резню своим собственным единоверцам?.. Намерения Дорака очевидны. Он хочет запретить эсператизм в Талиге и насмерть затравить тех, кто предан Эсперадору и Агарису. Мой Надор, Робер, и ваша Старая Эпинэ! Вы знаете не хуже моего, что все Люди Чести и их вассалы исповедуют истинную веру. Так вот, Дорак уже составил список тех, кого он уничтожит этой осенью. Там названы ваш дед и ваша матушка… все Ариго, все Придды… мои вассалы Рокслеи, и Тристрамы, и Лоу… Но самой первой идет королева.
— Королева? — машинально повторил Робер, поражаясь масштабу лжи.
— Дорак хочет обвинить ее в супружеской неверности, — скривившись, словно надкусил лимон, пояснил Дикон. — Он готовит ее развод с королем. И… принц Карл, вероятно, будет объявлен ублюдком.