"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

Когда Левий дошел до этого риторического вопроса и сделал паузу, Ричард уже успел запутаться во всех клятвах и уверениях, которые словообильный герцог Надорский так щедро рассыпал перед курией. Ясно было одно: Святой Престол в лице нескольких Орденов и, вероятно, Эсперадора, желал продолжить переговоры по примирению церквей. Но на каком же шатком основании кардиналы строили свои расчеты! Втайне Дик боялся, что, едва увидев его имя, Алва просто выбросит письма Левия и Эпинэ в огонь, как выбросил самого носителя имени в Алат. Если магнус Ордена Милосердия рассчитывал использовать его как предлог для завязывания связей с Вороном, его высокопреосвященству стоило приготовиться к тяжкому разочарованию.

— Его светлость герцог Надорский весьма красноречив, — вкрадчиво вклинился в паузу маленький серый человечек. Ричарду его представили как магнуса Ордена Истины Климента – единственного, кто не имел кардинальского сана. — Но не станут ли его слова западней, в которой сгинут наши братья, как сгинули эсператисты Олларии, преданные истинной вере?

Ричард с инстинктивной неприязнью вгляделся в щуплую фигурку магнуса. На груди у того висела серебряная мышь, вытянувшаяся вверх, как удавленник на веревке, однако сам магнус до омерзения напомнил Дику лаикскую крысу, которой так и не удалось перебить хребет.

— Мои слова не западня, — ответил он излишне резко. — Я гораздо меньше вашего доверяю Кантену Дораку. Я подозреваю его в самых худших намерениях, хотя герцог Алва и не согласен со мной. Но все же я не хотел бы исповедовать свою веру исподтишка, будто я совершаю какое-то грязное преступление, в котором мне стыдно признаться! И все вы знаете, — запальчиво продолжал Дик, повысив голос: — если эсператизм будет признан в Талиге наравне с олларианством, жертва епископа Оноре не останется напрасной. Будь он здесь, рядом со мной, он сам убеждал бы вас в этом!

Последняя реплика прозвучала почти как выкрик. Курия снова загудела словно улей, в который воткнули палку. Левий краешком губ улыбнулся Ричарду и заметил вполголоса:

— Ваше чистосердечие и прямота могут совершать чудеса, сын мой.

— А мне показалось, — насупившись, возразил Ричард полушепотом, — что для вас было бы лучше, умей я лгать.

— Создатель меня сохрани! — засмеялся кардинал. — Какой бы я был слуга Милосердия, если бы склонял брата своего ко лжи! Нет, сын мой. Всякая ложь от лукавого, даже если произносится с добрыми намерениями. Будьте правдивы, только не доверяйтесь другим так безрассудно, как вам это, к несчастью, свойственно. А уж если доверились – проверяйте.

— Но, ваше высокопреосвященство, — решился Ричард на запоздалое предостережение, — вам не кажется, что все это слишком опасно? Может быть, я невольно ввел вас в заблуждение, но поверьте мне: для монсеньора я ничего не значу. Вы сами видите, как он обошелся со мной. Он легко заявит, что не поручал мне никаких переговоров – и это будет правдой. А в деле примирения церквей – какая в нем польза от меня?

Левий взглянул на юношу с легкой улыбкой, в которой читалась едва заметная ирония.

— Вы играете в шахматы, ваша светлость? — внезапно спросил он.

— Нет, ваше высокопреосвященство.

— Напрасно. Эта игра развивает воображение и ум. К тому же тогда вы знали бы, что при умелой игре пешка вполне способна превратиться в короля.

Ричард поклонился, чтобы поцеловать протянутую ему руку с пастырским перстнем, и разом помрачнел. Пешка!.. По крайней мере, это откровенно. Да и правда! Кардинал втравил его в свои игры, от которых в случае неудачи курия легко отвертится. Вся сегодняшняя ложь Левия ляжет на плечи одного лишь герцога Окделла.

Тем временем кардиналы, засуетившись, изъявили Ричарду благодарность и дружно указали ему на дверь. Курия получила, что хотела, и теперь не желала обсуждать свои дела в присутствии постороннего.

Дик вышел на Соборную площадь в окружении охраны, выделенной ему Левием.

Служители магнуса Климента перехватили его через час, когда он остановился на площади святого Антония посмотреть народный театр. Такие забавы были ему внове. В Олларии бродячим актерам выступать запрещалось – спектакли могли давать только труппы, имеющие свои помещения, а до Надорских гор комедианты не добирались вообще. Здесь же наравне с мужчинами выступали и женщины – немыслимая вещь! Лица шутов и шутих были закрыты забавными масками, а свои реплики, как объяснил Дику начальник охраны, они сочиняли на ходу, порой заставляя публику рыдать от смеха. Дик с каким-то неприятным чувством уже начал было узнавать себя в несчастном любовнике, облаченном в просторный белый плащ и гигантский белый воротник, когда унылые серые монахи, просочившись, как крысы, под ногами у зрителей, скромно дернули его за рукав.

— Высокопреосвященный Климент желает видеть у себя сиятельного князя Надорского, — тихонько доложил Ричарду один из неприметных монашков.

У Дика хватило ума не отвечать прямым отказом.

— Непременно, — безмятежно отозвался он. — Завтра же я буду к услугам святого отца.

— Время его высокопреосвященства драгоценно, — возразил монашек. — Он может уделить его вам только сегодня. Прямо сейчас.

Ха, отчаянно подумал Ричард. Как будто мне оно нужно, его время. И, вспомнив повадки самого упрямого бакранского козла, Дик потверже уперся ногами в землю и непокорно замотал головой, жалея, что не в состоянии хорошенько боднуть назойливого крысеныша рогами.

— Нет, — рыкнул он коротко. — Сейчас меня ждут в таверне. Я хочу есть!

Монашек тактично отступил.

— Мы подождем, пока сиятельный князь отобедает.

Дик обменялся взглядом с начальником охраны, который мгновенно насторожился: Левий предупредил его, что встреч гостя с Климентом допускать нельзя. Стражник понял все правильно и повел Дика в огромную, переполненную людьми таверну. У этого примечательного здания оказалось множество выходов, а истому горцу большего и не требовалось: всякого надорца учили уходить от нежеланных встреч, едва он утверждался на собственных ногах. Однако, благополучно вернувшись в коллегию Ордена Милосердия, юноша не стал медлить. Кеннета следовало отослать из Агариса как можно скорее: неугомонный паж мог по легкомыслию попасться в руки неприметных «истинников».

Весь вечер Ричард сочинял письмо на образцовом старогальтарском. Сколько же усилий пришлось приложить матушке, чтобы вбить ему в голову этот мертвый язык дипломатии! В изысканных выражениях, затверженных по книгам древних ораторов, Ричард поведал «достопочтенной госпоже» всю сочиненную Левием историю с Алатом и Агарисом, стараясь нигде не врать напрямую. К письму он приложил пропуск, выписанный Вороном. Опус и документ предназначались Большому Совету на случай, если Дорак выдвинет против герцога Окделла обвинение.

Не менее важным, чем письмо, были устные распоряжения. Ричард строго-настрого велел Кеннету передать дословно: если Дорак обвинит Окделла в государственной измене, матушка должна будет обратиться за помощью к Ворону. И никаких возражений! Второе: если Дик к тому времени не вернется в Талиг, ей придется самой ехать в Олларию.

— Передай твоему отцу, Адгейлу и Сеттону, — наставлял Ричард пажа, — что в этом случае я поручаю им сопровождать миледи. Они должны будут выехать тайно и как можно быстрее добраться до столицы. Много людей не брать, но пусть Адгейл держит своих в резерве. Что до графа Ларака, то он, если пожелает, может поехать, но отдельно и позже всех остальных. Он славный человек, но слишком стар и будет скорее помехой. Я нижайше прошу герцогиню остановиться в столичном доме наших вассалов Рокслеев. На дядю Карлиона надежды мало… Но я знаю, что матушка с ним справится.

Кеннет понятливо кивал, энергично взмахивая отросшим чубом волос.

— Полковник Каллофен пусть держит оборону. Он знает, что делать, и без меня. Но все же передай: он не должен забывать, что приказы ему отдаю только я и король, а не губернатор и уж тем паче не Дорак. Если кто-нибудь явится в Окделл с оружием до созыва Совета Меча, сопротивляйтесь. И еще. — Ричард задумался, прикидывая время. — Вели полковнику, чтобы капитан Рут с десятком наиболее верных людей ждал меня месяца через два, ну, скажем… — Ричард нахмурился, вспоминая карту алатского приграничья, — в окрестностях Бредона.