Александр Шорин - Другой мир за углом (сборник)
Оказалось, глядя на какого-нибудь человека, я вижу самую его суть – ту его плоскость, которая наиболее ярко его отражает. Иногда – и даже очень часто – у человека несколько плоскостей, лежащих очень близко друг от друга, но какая-то из них важнее других. Ну вот, например, у моей мамы есть плоскость, в которой она меня безраздельно любит, а есть другая – та, где она совсем не любит моего папу. И есть ещё одна: она не любит работу, на которую ходит по обязанности, и очень хочет стать врачом. Но это, поверьте, очень простой пример. Сейчас я не только вижу истинную плоскость любого человека, но и могу сделать так, чтобы одна из его плоскостей стала главенствующей. Моя мама сейчас – очень хороший врач, и она совсем не вспоминает, что когда-то не любила папу: нет, она его по-прежнему не любит, но зато очень уважает за его кулинарный талант. А моя учительница – коллекционирует бабочек, и при этом очень счастлива. Я могу долго продолжать. Поверьте: я научился помогать другим людям так, что они этого даже не замечают, и могу принести еще больше пользы, если снова окажусь на свободе.
Теперь пришла пора рассказать о том, почему я оказался в местах заключения. Начать тоже придется издалека. Извините, но я вынужден это сделать, иначе ничего не будет понятно. А начать нужно с того, что после случая, произошедшего со мной в детстве, о котором я уже рассказывал, я стал очень бояться высоты. Мы жили в частном доме, и я никогда не бывал в многоэтажке. Но вот так случилось, что меня (уже двадцатилетнего) одна девушка пригласила в гости. Я согласился, никак не ожидая такого подвоха, что она живет на шестнадцатом этаже. Пока мы ехали в лифте, я ещё не очень боялся, когда на кухне пили чай – мне было страшно, но терпимо. Но вот когда она зачем-то потащила меня на балкон… я чуть не убежал оттуда со всех ног. Но потом я был ей благодарен: потому что, стоило мне выглянуть с балкона, как я увидел перед собой не только улицу и дома перед ней плоскими, конечно же – абсолютно плоскими, но и то, как можно помочь всем тем людям, которые живут в этих домах. Вот, например, в девятиэтажке напротив целый подъезд страдал из-за одного-единственного пьяницы, который бил всю семью, и портил энергетику целого дома. Я пришел к нему, поговорил всего пять минут, и что Вы думаете? Оказалось, что в другой плоскости он очень любит собак. В другом доме оказался управдом-склочник, в третьем… Извините, я кажется вновь занимаю слишком много Вашего внимания. Перехожу ближе к настоящему.
Так вот: когда я понял, что с высоты мне куда виднее глобальные проблемы, я решил сесть на самолет и прилететь к Вам, в Москву, чтобы по мере сил помочь в Вашей нелёгкой работе. Вы ведь, кажется, сами говорили, что Президент – это работа? Ну да не важно это. Куда более важно то, что когда я увидел с борта самолета Москву… Только тут я осознал, в каком страшном городе Вы, Владимир Владимирович, живете. Я, конечно, сразу понял, как Вам помочь, да только в приемную Президента меня и близко не пустили. Пришлось действовать самому.
Проблема Москвы вот в чем: там огромное, просто запредельное, количество людей, которые своими плоскостями портят жизнь окружающим. И, вы уж извините, но сколько таких людей в Вашем правительстве… Ну, да я опять не о том. Тогда я решил так: поживу-ка я немного в Москве, почищу этот город, а там, глядишь, и придумаю, как суметь увидеться с Вами. Но тут оказалось – вот беда – что Москву почистить куда труднее, чем мой родной Урюпинск. Нет, я конечно, у многих людей и тут плоскости поменял с плохих на хорошие… Но вы не представляете, сколько нашлось таких, у которых плоскости такие, что поменяй одну на другую – только хуже сделаешь…
Первого человека я убил (это записано в моем деле, можно проверить) за то, что он нес взрывчатку в метро. Это оказалось на удивление просто: в нужной плоскости надави пальчиком – и все, человек уже труп. Но я вам клянусь: умирали они мгновенно и боли при этом не испытывали. И я, убивая, тоже не испытывал ни малейшего удовольствия, всегда руки мыл после такого…
Да, я даже соглашусь с прокурором: сорок человек – это много. Да, согласен, я погорячился. Наверное, нужно было поискать какие-то другие методы. Но поверьте, Владимир Владимирович – столица-то чище стала, вздохнула свободнее…
Уважаемый Президент! Я понимаю – просто отпустить меня на свободу нельзя, это будет не очень умное политическое решение. Но ведь есть научные институты, есть специальные лаборатории, есть разведка, в конце-то концов! Ведь нельзя же такой талант как у меня, такие способности просто взять и зарыть в землю.
Вы знаете, здесь у меня очень много времени на размышления, и я многое понял в жизни. Раньше я был все больше практиком – очень уж часто приходилось сталкиваться со злом. А здесь мне вот какая в голову мысль пришла: может быть, это не я вижу этот мир неправильно, может быть, это вы все не видите его таким, какой он есть на самом деле?!! Иначе как объяснить то, что я могу влиять на этот мир куда больше, чем любой другой, ну, может быть, кроме Вас, но Вы-то ведь все-таки Президент… Может быть, мир наш на самом деле плоский? Чей-то рисунок, страница в чьей-то книге, чей-то рассказ на листе бумаги или набор буковок на компьютерном мониторе? Я не знаю точно, но я могу это узнать, и только Вы, Владимир Владимирович, можете мне в этом помочь: меня надо отправить в космос, на нашу орбитальную станцию, чтобы я своими глазами смог посмотреть на родную планету. Чтобы увидеть: плоская ли она? А если плоская, чтоб смог увидеть, как помочь нам всем сразу!
Заканчиваю. Очень надеюсь, уважаемый Президент, что вы прочтёте это послание, и моя судьба изменится. А напоследок хочу попросить об одной маленькой и очень личной просьбе. Меня тут каждый вечер перед сном насильно поят какими-то очень большими красными таблетками. Говорят, чтобы я спал лучше. А я с них совсем не сплю, а если и засыпаю под утро, то обязательно вижу какие-нибудь кошмары. Не далее как сегодня привиделось, что души усопших оседают с другой стороны плоскости нашего мира и кричат там, рвутся обратно в этот мир прямо у нас под ногами. А я уже не среди людей, а один из этих духов и, а днем мне только кажется, что я жив. Вот, посудите сами, разве можно подвергать человека, пусть даже заключенного, таким мучениям?
На этом прощаюсь и с нетерпением жду Вашего решения в отношении моей судьбы, которую вверяю в Ваши руки.
С уважением, Сергей Завьялов.
Про свободных художников
– Вась, ну я всё могу понять: оппозицию я бы тоже истребил, национальный обычай «танцы с гранатометом» – не самая приятная вещь… Но свободная продажа легких наркотиков… спорно, спорно…
– Но доход государству! – вскинулся он.
– Ладно, проехали…
– Дальше… Проституция…
– А что? Древнейшая профессия, между прочим…
– И тоже доход государству?
– Ага. Пятидесятипроцентный налог!
– И платят?
– Как миленькие!
– А что силовые структуры?
– А им скидка. По выходным – бесплатно.
– Популист хренов! Что ещё? Ага… Стоп! Это уже через край!!! Тут правильно написано?
– Где?
– Вторая строчка снизу.
– Ну…
– Чё, правда что ли?
– Угу.
– Ну ты даешь! Многобрачие – еще туда-сюда, но чтобы… И не возмущаются?
– Никак нет, все довольны.
– Слушай, да ты, оказывается политик. А я-то ещё думал, кого здесь оставить, пока мы на Землю летаем… Короче всё понимаю, кроме одного: художников-то всех зачем по тюрьмам? А? Вандал!!!
– Ну так я это…
– Выпустить немедленно!
– Есть, кэп. То есть разрешите оправдаться.
– От-ставить! Я сказал – выпустить! Мы тут – рассадник демократии вдали от родины, а не диктаторы какие-нибудь!
– Так точно! Но ведь доходы… Да они и сами довольны…
– Это как так довольны?
– Разрешите объяснить?
– Хрен с тобой, объясняй, только быстро!
– После того, как я выпустил всех уголовников…
– Ты выпустил всех уголовников?
– Кэп, это первый пункт. Вот здесь, в самом верху.
– Ты с ума сошёл! Это же преступники! Они же мирное население все перережут, как ягнят.
– Никак нет. Преступность у нас почти отсутствует!
– Как так?
– Всего один указ.
– И какой?
– Кастрация.
– Ка… что?!!
– На первый раз предупреждение. За повторное преступление – публичная кастрация.
– Ты сошёл с ума!
– Может быть, но преступления быстро пошли на убыль.
– А если… повторно после кастрации?
– Ну… таких неисправимых мало. Мы экспериментируем… двоих вот в художники записали… Творят, и весьма успешно. Довольны. Едят только много…
– Блин, ты даёшь! А женщины?
– Что женщины?
– Женщины же тоже преступления совершают. Ты их тоже что ли кастрируешь?
– Нет, женщин мы не кастрируем.
– А что с ними делаете?
– Замуж выдаём!
– Замуж? Оригинально. И что, работает?
– Работает. Главное, правильно мужа подобрать…
– А что? Тоже вариант. Ну хорошо, а что с художниками-то?
