Евгений Шалашов - Хлеб наемника
Из сараев, вроде нашего, вываливались помятые неудачники. Их «ковали» в деревянные колодки и отправляли вперед. Я не считал, сколько новых наемников получил король Рудольф, но не меньше пяти тысяч. Возможно, наемники-ветераны еще помнили собственный «вояж» с колодкой на шее, но никто из них не злорадствовал.
Помнится, профессор Томяни рассказывал, что именно так водили рабов, чтобы те не разбежались в пути. Рабство отменили лет триста назад. Стало быть, рабство отменили, но рабы остались.
Особенно тяжелым был первый день, когда мучило похмелье. Даже сегодня, по прошествии двадцати с лишним лет, этот день вспоминается как самый большой кошмар в моей непростой жизни. Пожалуй, хуже мне было только в пыточной камере…
Но человек — такая скотина, что может привыкнуть ко всему. Через седьмицу казалось, что мы так и родились с колодками на шеях… А чтобы хоть как-то избавиться от боли при соприкосновении колодки со свежими мозолями и ссадинами, наловчились на каждом привале засовывать между ошейником и шеей траву или лопухи.
В дороге мы познакомились. Я шел между двумя Жаками. Один из них сам отрекомендовался как Оглобля, а второго, чтобы не путать, обозвали Короткохвостом. Пока я думал, которое из дюжины имен, полученных при крещении, назвать, как Оглобля, ткнув на остатки университетской мантии, обозвал меня Студентом. И хотя я уже год как был бакалавром философии, учившимся в магистратуре (если так называть времяпровождение между лекциями и пивными…), но возражать не стал. Кличка была ничем не хуже и не лучше прочих. Но ее я носил недолго.
Четверо в нашей связке (включая меня) попали сюда случайно. Для остальных это был сознательный выбор. Двое пейзан считали, что королевская служба избавит их от нищеты, а смерть от меча или поноса пугала меньше, нежели вечное недоедание. Еще трое предпочли принять талер взамен бессрочной каторги… Короткохвост бежал от женитьбы на вдове брата.
В число таких же неудачников, как и я, входили мелкопоместный дворянин и двое ремесленников. На одном из первых привалов дворянчик пытался заговорить с нами свысока, за что получил чувствительный удар под ребро от Оглобли. Когда же ринулся в драку, то был немедленно награжден ударом дубинки, а выросший, словно из-под земли, сержант назидательно пояснил:
— Драки между солдатами запрещены! Ежели вам захочется свести счеты друг с другом, то во время учебных занятий такая возможность представится. Однако, — поднял наемник указующий перст, — в случае смерти или тяжелого увечья соперника виновник несет полную ответственность за причиненный королевской казне ущерб.
— А в чем будет заключаться ответственность? — робко поинтересовался я и на всякий случай добавил: — Господин сержант…
— В случае непреднамеренного убийства срок службы виновного увеличивается на количество лет, которые не дослужил убитый. Если убийство умышленное — виновника вешают. На случай увечий существует прейскурант. Сломанный палец — одна неделя. Рука — один месяц. Ну и так далее…
— Сколько мы не виделись? Лет пятнадцать? А помнишь, капитан, когда мы уходили со службы, полковник, что пришел вместо Люцифера, сказал, что за тридцать лет он впервые видит десятку, прослужившую вместе весь срок найма…
Что было, то было. Пять лет в одной десятке, и все остались живы и почти не покалечены. Такое случалось редко.
— Жак, а кем ты здесь? — поинтересовался я. — Старшина нищих или старшина воров?
— Только нищих, — махнул рукой Жак, выпивая очередной бокал. — У воров есть свой старший. Правда, по сложившейся традиции…
— Он обязан отчислять тебе долю, — продолжил я, уплетая ножку куропатки, нашпигованной орехами, зажаренную в сухариках и политую белым соусом.
— Не мне… — неубедительно стал отпираться Жак. — Он отчисляет в пользу сирых и убогих жалкие пять процентов.
— Эдакие сирые и убогие, что кулаком быка бьют… — усмехнулся я, принимаясь за сыр. — Трактир твой?
— Ага, — кивнул старшина нищих. — А еще есть пара складов, винный погреб, три лавки… Что-то там еще было. Как иначе содержать ораву бездомных и несчастных? Я же им как отец родной.
— Здорово! — восхитился я. — Значит, я правильно делаю, что не подаю нищим в хорошей обуви.
— Правильно! — засмеялся Оглобля. — Если хочешь получать денежки за свой труд — относись к делу добросовестно!
— Вот-вот… — засмеялся и я. — Особенно если посмотришь на старшину нищих в дорогих… дорогом башмаке…
— Мне — можно, — веско проговорил Жак, сделав вид, что не заметил оговорки. — Я побираюсь, чтобы форму не потерять. Но это не то, что в первое время, когда остался одноногим…
— Где это? — кивнул я на его деревяшку. — Помнится, этой ноге уже доставалось…
Оглобля задумался, а я его не торопил. Если надо, расскажет, а не расскажет, так я это как-нибудь переживу. Жак, покончив с очередной бутылкой, вытащил другую и, не воспользовавшись бокалом, стал пить прямо из горлышка. Отхлебнув половину, вытер губы:
— Когда король Рудольф, дай Бог ему здоровья, выдал нам расчет и медаль «За храбрость», я решил стать купцом. А что? Сто талеров пособие, да еще сто от добычи скопилось. А на двести монет развернуться можно! Думал, наконец-то заживу как человек! Нашел купца, вложился в товар, да и поехал вместе с ним в древлянские земли. Мы туда стекло возим, оружие, а обратно янтарь да воск. Свой товар сбыли, тамошним подзакупились. Ну, едем обратно. Я ведь, когда к купчине прибился, совсем дурной был. Думал, что все будет так, как в наемниках, — один за всех и все за одного!
Жак приложился к бутылке, опустошив остатки одним мощным глотком и продолжил:
— А купчишка-то, волчара… Подсыпал мне что-то в вино, а потом резать стал… Паскуда, не мог сразу убить. Всего истыкал и в реку бросил. Хорошо, вода холодная, а не то бы кровью изошел. Выполз кое-как, дотащился до большака, лежу и смерти жду… Повезло — ехали добрые люди, подобрали, перевязали, как сумели, до монастырской больницы довезли. А брат-лекарь ногу мне напрочь отпазгнул… Вылечили монахи, не выбросили… Как выжил — не знаю. Наверное, злость помогла. А еще вспоминал, как ты меня тащил, хотя у самого стрелы торчали… Сделали мне монахи костыль, а ногу деревянную сам смастачил. Вот, шел, побирался именем Божьим, да сюда и пришел. Вначале несладко было. Ну а когда на ногах увереннее стал стоять, то уже и ничего стало. Мог за себя постоять и за других заступиться. А потом, когда прежний старшина умер, народ меня и избрал. Лет уж десять, почитай, здесь живу.
— Купчишку искал? — поинтересовался я.
— Чего его искать? — хмыкнул Жак. — Когда старшиной стал, то просто попросил, чтобы его ко мне привезли. Привезли. Я с ним по справедливости поступил. Он меня обокрал — ну я у него деньги и товары забрал. Он меня ножом ударил — я его ударил. Он меня в воду бросил, ну и я его… Эх, капитан, не видел ты, как он плакал… Ну а теперь рассказывай, — потребовал он, проверяя, осталось ли что-нибудь в бутылке: — Что тебе нужно от старшины нищих? Только не говори, что ничего. Все-таки я твоим лейтенантом четыре года служил.
Умен! Ну а иначе не был бы он ни лейтенантом, ни старшиной нищих и воров.
— Изначально никаких мыслей не было. Просто пошел на рынок, чтобы прикупить кой-чего, — начал я издалека.
— Чего именно? — деловито поинтересовался Жак. — Списочек набросай — парни у меня грамотные — принесут все в гостиницу задаром! Сегодня-то уже поздно, разошлись все. Но, если срочно — я ребят пошлю, они по купцам пробегутся и все сделают в лучшем виде…
— Да ладно, — засмеялся я. — Мне одежда новая нужна, так ведь ее шить надо. Опять-таки — ножи метательные. Ну еще по мелочи. Сам еще толком не знаю.
— Ага, — кивнул Жак. — Портного я тебе прямо к фрау Уте пришлю, мерку снимет. А за остальным вместе сходим. Рассказывай…
— Вот, стало быть… — задумался я, не зная с чего и начинать. Но потом сообразил: — О герцоге Фалькенштайне тебе что-нибудь известно? Ну не то, что знают бургомистры, а что-нибудь еще? Например — не будет ли у герцога каких-нибудь союзников?
— Что может быть известно? — удивился Жак. — Все проще квашеной капусты! Вольный город Ульбург стоит между герцогством Фалькенштайн и графством Лив. Жена герцога — дочь графа де Лив. В случае войны с Ульбургом граф может прислать свои войска на помощь зятю. Но, по слухам, старый граф не очень-то ладит с зятем. Тут пятьдесят на пятьдесят — либо пришлет, либо — не пришлет.
— Ты знаешь Фрица Фиц-роя?
— Немного, — уклончиво сказал Жак. — Парень клянется, что он не виноват и все такое прочее. Может, и не врет.
— А где Фиц-рой сейчас? — поинтересовался я.
— В подвале, под ратушей. Бургомистры боятся, что его кто-нибудь убьет. Мои молодцы так и хотели сделать. Если Фиц-рой будет убит, то зачем Фалькенштайну штурмовать Ульбург?
