Дмитрий Старицкий - Вверх по течению
Оргвывод меня поразил, хотя на такое я даже не надеялся, желал лишь только скипнуть из роты этого придурка-барона, который ко мне цеплялся от безделья. По представлению инженера комбат произвел меня перед строем в ефрейторы. Ротного аж перекосило. Опять все мимо него прошло.
Но пока мы оставались все в ротах.
9
В тот роковой для меня день мы вдвоем с бойцом-чертежником Йозе Страшлипкой укрепляли перекрытие практически готового ДЗОТа изнутри. Те самые знаменитые «в три наката». Точнее, в два, так как фугасного обстрела не ожидалось. И все самое интересное я пропустил. А когда выглянул из окопа на бруствер, увидел над собой только щеголеватые хромовые сапоги со шпорами и черные лакированные ножны сабли. Подняв глаза выше, обнаружил офицера в незнакомой мне синей форме при красных бриджах, который в левой руке на отлете держал саблю, а правой целился из револьвера в моих соратников. При этом залетный крендель кричал с чудовищным акцентом на том общеимперском языке, который здесь учат в школе:
— Первый, кто сунется, пуля в живот! Все, кто стоит на месте, живут!
Меня он не видел, так как я оказался у него за спиной.
Метрах в десяти от нас еще двое незнакомых мне синих солдат, закинув винтовки за спину, тащили, заломив руки, пытающегося упираться ногами Вахрумку.
«Если с винтовками, то это не наши, — прикинул я, — у наших оружия нет».
А дальше все произошло практически на автомате, без участия собственных мозгов и переживаний. Точнее, переживания были, но за Вахрумку, который ко мне относился с симпатией, и я не желал терять в батальоне такого покровителя.
Штыковая лопата с разворота врубилась под правое колено залетного диверсанта.
Тот, ойкнув, выпустил из руки револьвер и повалился на меня в окоп, где я его и принял как родного, двинув кулаком по затылку и освободив от сабли.
Приказал Страшлипке:
— Держи и вяжи.
А сам выпрыгнул на бруствер, где подобрал выпавший у врага револьвер.
Крутанул барабан — полный. Это по-нашему.
Только вот Вахрумку почти до леса доволокли. Метров пятнадцать-шестнадцать от меня уже. Еще шагов десять, и их скроют деревья.
Но лиха беда начало. Я с такого расстояния, даже большего, даже из «макарки» в армии двадцать восемь очков вышибал из тридцати. Взял револьвер двумя руками — по-американски, для устойчивости. Взвел курок, чтобы на самовзводе револьвер в руке не «клевал». Выдохнул, слегка присел, прицелился…
Есть! Один злоумышленник по ходу движения отпустил Вахрумку и упал носом в хвою. Как поц. Вот стоял и упал.
Второй не нашел ничего лучшего, чем бросить пленника и потянуть через голову винтовку. Ну, ему и прилетело пулей прямо в грудь. А не стой как мишень на стрельбище.
Дальше дело техники, как учили.
Догнал.
Произвел контроль. Уже по откровенному трупу. Со страху, наверное.
Засунул револьвер за пояс, отцепил флягу с водой и подал ее капитану — ему в себя прийти. Это же стресс какой для человека, когда его ворует вражеская разведка.
А сам занялся мародеркой.
Результат особо не очаровал. Бедновато. Две короткие винтовки, скорее карабины. Новенькие, что характерно — магазинные. В магазине четыре патрона. Сам магазин заряжался пачкой.
У каждого на поясе восемь кожаных подсумков. В каждом пачка. Тридцать шесть тупорылых патронов с длинной гильзой. Гильза с небольшой закраиной. А вот капсюль уже для центрального боя. Продвинутый девайс.
Две сабли с латунными креплениями для винтовочного штыка на ножнах. И сами штыки длинные игольчатые в этих креплениях. Трехгранные.
Два серебряных портсигара с фабричными папиросами. Тут же еще и два кисета с табаком. Огнива. Портсигары, видать, трофей.
Немного незнакомых монет, завязанных узелком в платочек.
Письма какие-то на незнакомом мне языке.
И никаких документов.
Форма на диверсантах странная. Ничего вообще похожего не только на камуфляж, даже на защитные цвета. Ярко-синяя, с красными погонами и выпушками. На погонах трафаретом набит желтой краской номер — «14». Ясные золотистые пуговицы на однобортном мундире. Красные штаны, заправленные в справные кожаные сапоги из юфти, которые я тут же стянул с покойничков — им-то уже они без надобности. Кепки хипповые такие, с красным околышем и высокой синей тульей, надвинутой на лоб. Козырек из черной лакированной кожи. Все натуральное, никаких эрзацев, никакой химии.
Все, кроме винтовок, покидал в трофейную шапку.
— Оклемались, господин инженер-капитан? — поинтересовался я у Вахрумки.
А сам в это время винт рассматривал. Ничего особенного. Болт он и в Африке болт. То есть поворотно-скользящий затвор. Дома у нас такие были. И как у охотников — с лицензией, и для самообороны — подпольные. А тут… трудно сказать, на хорошо знакомую мне «мосинку», да и на «маузер» похожи они только принципом конструкции затвора, а так различий больше, чем общего.
— Спасибо, ефрейтор, — ответил мне инженер, оторвавшись от фляги. — Я вам если не жизнью, то избавлением от позорного плена обязан.
— На том свете сочтемся угольками, господин инженер-капитан, — улыбнулся я. — Нужно по лесу поискать, там у них лежка должна быть. Не пешие же они сюда притопали, — показал я на сабли. — Кто они хоть такие?
— Это, ефрейтор, цугульские драгуны восточного царя, — подтвердил мои подозрения инженер. — Четырнадцатый полк. Они конные, но могут и пеши воевать.
— Вот и славненько, — осклабился я плотоядно, — думаю, вам лошадь не помешает в качестве моральной компенсации за попытку пленения? А то вы всё, господин инженер-капитан, ножками да ножками целый день по объекту, а он большой.
Одна пара сапог мне подошла по размеру, и я недолго думая поменял на них свои уже разбитые горами, перемотав свои портянки на сухую сторону.
С цугульского офицера, который активно ругался незнакомым мне матом, порой сбиваясь на имперские ругательства, уже стащили сапоги, разрезали его щегольские, подшитые кожей «революционные» штаны и перебинтовали разбитое колено.
Я взглядом спросил ротного санинструктора.
Тот только рукой махнул:
— Хромой теперь на всю жизнь.
— Язык-то у него целый? — спросил уже голосом.
— Цел. Даже не прикушен.
— А больше нам от него ничего не надо. В штабе допросят. Несите его в батальон.
Говорил, а сам при этом обшмонал все его карманы.
Картонная пачка револьверных патронов.
Золотые часы с цепочкой и двумя крышками. Золотой же тяжелый портсигар.
Деньги бумажные и монетами.
Ташка с какими-то бумагами.
Опять-таки никаких документов.
Все, кроме часов, покидал в его ташку. Еще приватизировал с него двойную портупею с кобурой. К ранее захваченному револьверу, который никому я отдавать не собирался.
Саблю пленного офицера я отдал Вахрумке.
— По праву она ваша, господин инженер-капитан.
— Да я и свою-то не ношу, — слегка замялся интеллигентный инженер и тут же принял облик офицера. — Что собрался делать, ефрейтор? Я же вижу, что ты что-то задумал, — озаботился он, перейдя на «ты».
— Так точно, господин инженер-капитан, задумал, — сказал я, застегивая на себе трофейную портупею. — Гнездо их накрыть в лесу. Разрешите кликнуть охотников? Двух лесовиков мне будет достаточно. — И, видя, что инженер в чем-то сомневается, добавил: — Тут по горячему следу действовать надо, иначе можем опоздать. Тогда лошадки тю-тю… ускачут. А с ними и разведдонесение противнику о наших укреплениях.
Пока инженер размышлял, я перезарядил револьвер. Был этот вороненый аппарат намного короче и легче тех, что стояли на вооружении у наших горных стрелков. И в руке сидел удобней. Прогрессивной конструкции — барабан из рамки откидывался вправо, что несколько непривычно, но с экстрактором. У того американского револьвера, что нелегально завел себе отец после наезда чечен, барабан откидывался влево. В барабане восемь гнезд. Калибр где-то восемь миллиметров. Но вот спуск одинарный. Хорош я был бы с ним в бою, понадеявшись на самовзвод. Вынул стреляные гильзы и дозарядил барабан запасными патронами из специального кармашка в кобуре.
— Действуй, ефрейтор, — наконец решился инженер, глядя на мои уверенные манипуляции с оружием.
Оба мои добровольца из нового пополнения действительно оказались хорошими лесовиками, ходили по чаще намного тише меня и следы читать хорошо умели.
Вооружил я их, с молчаливого согласия инженера, трофейными винтовками.
Вывели меня наши чингачгуки на место дневки вражеской разведывательно-диверсионной группы довольно быстро, минут за сорок. Время я засекал по своим новым часам. В то место, где сосняк сменялся лиственным лесом.
Схоронились враги в нашем лесу грамотно, в неглубоком овражке, сверху заросшем густыми кустами лещины и с бойким узким ручейком на дне. Костерок развели неприметный — в ямке. Обед там готовил на всю команду цугульских киднеперов молодой безусый драгун лет семнадцати.
