"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Хонихоев Виталий

Хотя Хизаши человеком никогда не был.

– Что ж… Покажи мне свое мастерство.

Рано утром этот гадатель покинет затерянный в горах семейный рёкан, а Хизаши останется, сбитый с толку сказанными им накануне словами.

«Меч, сердцем демона движимый, путь проложит к изначальному».

Это звучало слишком похоже на то, что Хизаши искал, но в той же степени могло оказаться просто красивой фразой из набора для одурачивания суеверных крестьян. Только с Хизаши гадатель денег не взял и ничего больше не добавил.

Весна шла на убыль, все длиннее и жарче становились дни, все чаще Хизаши смотрел на тропу, начинавшуюся за воротами рёкана. И все сложнее было удержаться от искушения. И однажды Хизаши ушел. Брать ему было нечего – только свой веер да немного еды, уж больно вкусно тут готовили, – и тропа удобно легла под ноги, уводя проклятого богами ёкая, прозванного среди своих предателем и «тем, который не смог», змей-из-под-сосны, спустился с горы и отправился в новое путешествие, которое приведет его в первые дождливые деньки месяца хризантем в Лисий лес, где он встретит юношу, чтобы изменить его судьбу, околдовать и запутать, заставить впустить себя в школу оммёдо и экзорцизма Дзисин, ведь именно там хранился «меч, сердцем демона движимый».

Но одного только Мацумото Хизаши тогда знать не мог – что день его триумфа омрачится виной, болью и разочарованием. И он же начертит новую линию судьбы – его общей судьбы с Куматани Кентой.

Борьба

Остров покинули с твердым сердцем. Они и так слишком долго позволяли всему течь своим чередом, их тела давно восстановились, и боги больше не спешили вмешиваться в ситуацию. Хизаши до сих пор не определился с отношением к случившемуся, въевшаяся в кровь обида за несправедливость не давала ему поверить в добрые намерения Адзи-сики и его божественного приятеля, но и поспорить с тем, что без их помощи сегодня для них бы вовсе не наступило, не мог.

Небо постепенно светлело, глаза уже выхватывали в ровной линии горизонта очертания земли, значит, скоро вынужденное затишье порвётся, как излишне натянутая струна. Хизаши стоял на палубе и позволял морскому бризу гладить своё лицо и волосы.

– Из тебя вышел бы очень красивый ками, – услышал он за спиной. – К твоим святилищам приходили бы просить удачи в любви.

Под конец Кента всё-таки усмехнулся, не выдержав серьезную мину. Хизаши поймал прядь собранных в хвост волос и накрутил на палец – белое на белое.

– Продолжишь так шутить, подумаю, будто ты уже решил предпочесть меня той шаманке.

– Это лишь отчасти шутка, – пошел на попятную Кента. Появившись сбоку, он положил ладони на деревянный борт лодки и тоже вгляделся вдаль. – И если тебе показалось, что я серьезен в отношении Чиёко, то мне пока нечего на это ответить.

– Так ты и не мне должен отвечать.

– Знаю. Но кто поймет меня лучше, чем ты?

Хизаши пожал плечами.

– Мадока. О делах сердечных лучше поговорить с ним, он-то научит тебя уму-разуму.

Они одновременно вспомнили, как Джун получал затрещины не таких уж и слабых женских рук, и рассмеялись, и в предрассветной тишине звук их смеха разнёсся над океаном.

– Прости, я не хотел нагружать тебя еще и этими своими сложностями, – извинился Кента и навалился на борт грудью. – Просто… Она хорошая, но я… Не думаю, что я готов к чему-то такому.

Хизаши ничего не сказал. Ему терзания юного сердца были чужды, он не понимал страданий и радостей влюбленности, не стремился к ней и надеялся, что до такой степени человечности дойти не успеет. По любой из причин. Но…

– Мне кажется, я понимаю, что такое – стремиться быть с кем-то, пока хватает сил, – сказал он тихо, кладя свои ладони рядом с руками Кенты и изучая разницу. – Если ты почувствуешь, что Чиёко та, с кем ты захочешь быть, просто сделай это. Не пытайся стать хорошим для всех вокруг. Ты и так всем нравишься.

Пальцы Хизаши длинные, тонкие и очень светлые, ногти у него вытянутые и отливают нездоровой синевой. Если он родился человеком, то был ли он всегда таким непохожим на других, или это еще одна насмешка богов?

– Я так и поступлю, – сказал Кента решительно. – Я послушаю свое сердце в тот миг, когда придется давать ответ, и оно подскажет мне честный путь.

Он выпрямился, подался вперед, будто хотел упасть в море, но не успел Хизаши напрячься, громко продекламировал:

– Пф, – не сдержался Хизаши и поймал смеющийся, ничуть не оскорбленный зеленоглазый взгляд. – Твои стихи становятся лучше, но все же проза тебе идёт больше.

– Я лишь хотел посвятить тебе прекрасные строки, но прими хотя бы то, что получилось.

Хизаши кивнул. Над лодкой стремительно пронесся серокрылый буревестник, извещая о скором завершении морского путешествия. Управляющий Тояма лично вез их, выбрал скромную бухту, скрытую от любопытных глаз, и от души обнял обоих и пожелал удачи. На этом их дороги расходились. Провожая взглядом темный силуэт на водной глади, Хизаши в очередной подивился тому, как странно складывается нынче жизнь, и как много будто бы совершенно случайного, неважного или откровенно, по его мнению, раздражающего теперь обретало свой смысл. То наказание от Ниихары, обернувшееся кораблекрушением, познакомило их с местом, где они смогли прийти в себя, и с людьми, готовыми подставить плечо.

«Ты был прав, Кендзи, – со щемящей, но все же светлой грустью подумал Хизаши. – Это я запретил себе замечать добро, потому что раз не смог пережить зло».

– Куда мы теперь? – спросил он, поворачиваясь к Кенте.

Они снова выглядели так, как раньше. Госпожа Юэ достала из закромов форму Дзисин, Кента завязал волосы белой тканевой лентой, но хвост стал длиннее и сильнее лохматился от соленого воздуха и ветра. А вот Хизаши досталась в довесок соломенная сугэгаса [212], чтобы убрать под нее узел побелевших волос, уж слишком эта особенность бросалась в глаза. Признаться, Хизаши терпеть не мог прятать себя, ещё на горе Акияма он страдал от необходимости маскироваться под невзрачного путешественника, и со временем легче не стало. Он зло потянул за плетёный край, натягивая шляпу ниже на лицо.

– Туда, – Кента, подумав немного, махнул рукой прочь от побережья.

– Пешком?

– Помнится, ты не очень жаловал лошадей.

– В них есть свои преимущества, – проворчал Хизаши, прикидывая, сколько дней займёт путь. Старик Ниихара отправил их узнать нечто, что поможет им в борьбе с Хироюки, но что именно это за сведения, писать не стал. Точно снова решил погонять их.

Меж тем наступал новый день. Едва они покинули бухту, как море заискрилось под первыми солнечными лучами. Их тепло согревало спину, будто ласковыми руками провожая в дальний путь. Отдых на Камо-дзиме затянулся, но он дал им обоим время привести в порядок не только тела, но мысли. Хизаши всё ещё не принимал себя Ясухиро, всё ещё не готов был смириться с тем, что источник зла – его старший брат, чье имя всплыло из тьмы памяти столетия спустя. Но во тьме ему и самое место. Однако же отрицание ничего не изменит, сопротивление истине не сделает его счастливее, как не спасет Кенту, Мадоку, Сасаки, Учиду – вообще никого, даже его самого. И, несмотря на страх посмотреть себе в глаза и увидеть там незнакомца, Хизаши наконец вернул свою силу – не ту, что дремала, свернувшись змеиными кольцами в клетке смертного тела, а силу духа, силу нести себя вперед назло всему миру. О, Хизаши ведь всегда умел извлекать из ненависти желание действовать.

Пожалуй, это единственное, что он мог разделить с Хироюки.

Эти края были довольно далеки от окрестностей горы Тэнсэй, и сюда судьба их прежде не закидывала. Здесь по южному сильнее ощущалось приближение самого жаркого сезона, так что сугэгаса пришлась неожиданно к месту. В ближайшей же рыбацкой деревушке узнали направление к цели – старым серебряным штольням. Народ тут был благодушно настроен к чужакам, но охотно рассказал и о напастях, распространяющихся от столицы в разные стороны. Якобы император заперся во дворце, самураи охраняют богачей, а оммёдзи до сих пор не нашли способа побороть злокозненного демона. И все же здесь, неподалеку от моря, будто был совсем другой мир, защищённый от темных ветров империи.