Елизавета Ельская - Голгофа XXI
— Андрей, — позвал Святослав, но тот не откликнулся.
«Он без сознания… если вообще жив», — решил Святослав.
Запрокинув голову, он крикнул:
— Эй, потише! Я его вижу.
Спуск понемногу замедлился.
— Все, довольно! Пока так держите.
Андрей лежал ничком прямо под ним. Чтобы встать на ноги, не задев его, Святославу надо было хоть немножко отклониться в сторону. Он взялся за нижнюю скобу, но едва потянул, как та подалась. Он взялся за другую — эта оказалась прочнее. Кое-как он умудрился поставить ноги сбоку от Андрея и выпустил веревку.
— Как ты там? — раздался сверху голос Филиппа.
— Нормально.
В туннеле, куда выводила ранее скрытая люком шахта, тоже было тесно. Низкий потолок уходившего куда-то вдаль коридора не позволял выпрямиться во весь рост. К тому же опоры и крепления были столь же ненадежны, как отвалившаяся скоба, все здесь каждую минуту могло осесть, завалив их землей. Пригнувшись, Святослав перевернул Андрея на спину: тот был без сознания, но пока дышал. Святослав наскоро осмотрел его, чтобы выбрать способ подъема. У Андрея были сломаны обе ноги и левая рука, ребра и спина казались целыми.
— Сбросьте мне спальник и опустите веревку потолще, — крикнул Святослав.
Спальник долетел до дна.
— Порядок?
Святослав узнал голос Иоанна.
— Да. Вылезай, здесь и так не повернуться.
Иоанн поднялся наверх. Он не спросил, жив ли Андрей: для вытаскивания трупа спальники не требовались.
Спальником Святослав обернул грудь Андрея, после чего принял спущенный сверху конец веревки и обвязал пострадавшего под мышками стандартной «восьмеркой». Андрей был крупным и тяжелым, и Святославу приходилось нелегко, тем более что он действовал в согнутом положении и пару раз, забывшись, больно ударился головой о потолок.
— Когда скажу, тяните, но очень аккуратно.
— Поняли, — отозвались сверху.
Святослав подтащил Андрея так, чтобы его плечи оказались посредине отверстия, и крикнул:
— Давайте!
Веревка натянулась и стала плавно подниматься. Святослав придерживал тело Андрея, пока мог дотянуться до него. Потом веревка опустилась снова, и Святослав обвязал страховку вокруг груди. Фонарь он засунул в карман куртки, чтобы обе руки были свободны.
— Готово, тащите.
Его поднимали быстрее. Свет снаружи показался чересчур ярким, и Святослав на мгновение зажмурился, затем посмотрел на Андрея: тот лежал на спальнике и был по-прежнему без сознания. Теперь, на свету, Святослав, опустившись на колени, обследовал его более тщательно, разрезав ножом штанины: множественные переломы обеих ног и совершенно раздробленная правая коленная чашечка.
— Аптечку, — сказал Святослав, стараясь не выдать охватившего его отчаяния; с этим без врача, без серьезного и длительного лечения не справиться.
Кто-то тотчас протянул ему аптечку. Святослав набрал в шприц обезболивающего и сделал укол. Вскоре веки Андрея дрогнули — он приходил в себя. Потом его глаза открылись, он попробовал пошевелиться и скривился от боли.
— Не двигайся, — сказал Святослав. — Тебе нельзя шевелиться.
— Что со мной? — хрипло спросил Андрей и закашлялся.
Иоанн поднес к его губам фляжку с водой, и тот сделал несколько глотков.
— Ты провалился в люк и упал на дно, — ответил Святослав.
— Что с ногами?
— Они сломаны. — Лгать не было смысла. — Левая рука тоже.
С минуту Андрей молчал, а потом сказал:
— Раз так вышло, то чего уж… Филипп верно говорил: «конфетка» не хуже пули, а к пуле я всегда готов. Давайте ее сюда. Ну, чего застыли? Самому мне, что ли, доставать?
Здоровой правой рукой он потянулся к нагрудному карману, где каждый держал коробочку со средствами первой помощи. В этой коробочке лежала и черная капсула — быстрая смерть. Святослав перехватил его руку.
— Постой! Мы отнесем тебя обратно в дом, и кто-нибудь останется с тобой.
Андрей криво усмехнулся:
— Пока я не поправлюсь?
Святослав отвел взгляд, и Андрей заговорил отчетливо и твердо:
— Ты заешь, что мне крышка, и я тоже знаю. Допустим, я протяну еще пару дней, а какой толк? Вас теперь всего девять. — Марию он за боевую единицу не считал. — Если кто-то останется со мной, будет восемь, а вам еще идти и идти. Нет, не хочу, чтобы из-за меня все сорвалось. И сам зря мучиться не хочу. Это мое решение, и я его уже принял, обсуждать тут нечего. Давай «конфетку», пока я снова не отключился.
Все понимали, что Андрей прав: с такими травмами без врача и госпиталя ему не выжить, но ни у кого не хватало духа дать ему смертельную капсулу.
— Эх вы, — пробормотал Андрей и снова потянулся здоровой рукой к карману.
— Я достану, — сказал Святослав.
Он был командиром, и этот груз ему надлежало взять на себя. Он достал коробочку, вынул оттуда черную капсулу и вложил в правую руку Андрея. Стоявшая у него за спиной Мария закусила губу. Капля крови прочертила узкую полоску на подбородке и скатилась за воротник куртки. Взгляд Андрея прошелся по лицам собравшихся возле него и остановился на Фоме. На губах обреченного появилась кривая усмешка.
— Правильное решение, верно? Ты же говорил, что я правильный.
Фома порывисто шагнул к нему.
— Прости! Прости, что я… — Он запнулся, не зная, как закончить.
— Все в порядке, я не в обиде, — сказал Андрей. — Ну все, ребята…
Он вложил капсулу в рот, и по тому, как напряглись его скулы, стало ясно, что он сжал зубы и раскусил ее. В следующую секунду он был уже мертв.
Они похоронили его не на пустыре, а на склоне, повыше. Земля там была суше и вид не такой мрачный. Потом, постояв немного над могилой, молча закинули рюкзаки на спины и пошли дальше, оставляя позади город, который, даже мертвый, отнял у них еще одну жизнь.
Евангелие от Иоанна, глава 3.
22 После сего пришел Иисус с учениками своими в землю Иудейскую и там жил с ними и крестил.
Глава 6
Своим заместителем Святослав назначил Филиппа. Во-первых, потому, что Филипп казался ему наиболее подходящим для этого. Во-вторых, выбор ограничивался всего тремя кандидатурами: Филипп, Младший, Кирилл. Только они трое были вне подозрений, среди пятерых прочих один был предателем.
До спид-зоны они добрались за три дня. Еду приходилось экономить, потому что приготовленные для них продукты пропали вместе с угнанной машиной.
После скудного ужина Симон, тщательно выскоблив ложкой свою миску, с чувством сказал:
— Надеюсь, тот гад, который свистнул нашу машину, врезался на ней во что-нибудь или затонул в болоте.
Филипп спокойно заметил:
— Если б ты обнаружил исправную машину с полными баками, запасом горючего и еды, разве прошел бы мимо?
— Это была наша машина, — упрямо повторил Симон. — И наша еда.
Фома насмешливо фыркнул:
— Какая кристальная честность вдруг прорезалась! Знаешь, Симон, на кого ты сейчас похож? На автора одной книжонки, которую мне довелось полистать. Занятный был мужик! Он писал, что когда едет в переполненном автобусе сидя, то злится на стоящих рядом за то, что они давят на него и пихают в бок своими сумками. Раз уж ему выпало сидеть, а им стоять, то пусть стоят как следует и не толкаются. А если он стоит, то злится на сидящих: расселись, будто они в такси, и еще раздражаются, если их чуть заденешь. Раз уж им повезло занять сидячее место, то могли бы и потерпеть. Ты, Симон, со своим нытьем точно такой же. Усек?
Иоанн и Кирилл засмеялись, а Симон хмуро проворчал:
— Можно подумать, что вам нравится пешком топать.
— Ничего, скоро у нас будет машина, — сказал Иоанн.
— Ее еще добыть надо, — отрезал Симон. — Она не стоит готовенькая, ожидая нас, как баба, которой не терпится.
Он покосился в сторону Марии, буркнув:
— Ты, рыжая, нас не слушай.
— В следующий раз предупреждай заранее, — сердито сказала Мария. — И между прочим, если уж кто всегда готов, так это вы, мужики. Это вам не терпится.
Фома тряхнул своей и без того растрепанной светло-каштановой шевелюрой.
— Что, Симон, получил? И она права. Лично я с ней, например, всегда готов. — Он задорно ухмыльнулся. — А что? Теперь мне нечего скрывать свои чувства: костюмы уже вычищены, а рюкзаки из-за таких обжор, как ты, Симон, изрядно полегчали. Поэтому, рыженькая, я согласен не только подавать тебе рюкзак, но даже и нести его. Километра два или три, — осмотрительно уточнил он, — в зависимости от того, что мне за это будет. Так как, может, сговоримся?
— Я подумаю, — с улыбкой ответила Мария. — Два или три километра — какое заманчивое предложение! Но я все-таки еще подумаю: как бы не продешевить.
— Ну думай, рыженькая, думай, — согласился Фома. — Когда надумаешь, свистни. Помни, что я, как ты заметила, всегда готов.
