Владимир Кусакин - Все равно!
— Всем предъявить пропуска на осмотр!
Все вынимают. Мы пошли вдоль строя. У одного пять, у другого шесть штампиков-допусков. И стоит такой замухрышистый солдатик в очках, держит пропуск. Весь уштампован!!!
— Видишь? — командир меня спрашивает, — У меня только пятнадцать, а у него сорок два! Кто ему это дал?! Загадка! Да ты посмотри на него!
Али говорил, а я лихорадочно соображал. Кто же из наших попадает под описание замухрышки в очках?
— Подожди Али! Может у этого солдатика какая-нибудь примета была? Скажем обе ноги левые, или родимое пятно во всю щёку?
Прижмурился Али, вспоминая.
— Особых не было. — наконец сказал он. — Только вот глаза…
— Что глаза?
— Складки верагута очень большие, края глаз накрывали. Я ещё тогда внимание обратил.
— Ага, знаю о ком ты говоришь.
Обычно мы работаем в одиночку, но бывают случаи, когда посылают компанию. Поэтому начальство устраивало для нас семинары, чтобы народ узнал и увидел с кем работать придётся. Вот там мы с ним и познакомились. У Виктора вид замороченного интеллигента, иногда надевает очки, чтобы спрятать свой несчастный взгляд, иногда снимает.
Преимущественно на работе, чтобы всерьёз не относились.
Он тогда уже зубром был, сотни находок. А как ножи кидает?! Вот этому он и меня научил. Подготовки у нас практически никакой. Кто-то был в армии, кто-то нет. Искать можешь? Вот и ищи! А Виктор мне своего кузнеца отдал. Берёт дорого очень, зато уж сделает…
— Ты не зацикливайся, — сказал он, — тебе не нужно десять ножей, он сделает один, но твой!
На вопрос: "Из чего делать?", ответил:
— Метеоритное железо! Самый лучший вариант. Завтра пойдём к коллекционеру, который такие штуки скупает, он продаст.
— Точно продаст?
Виктор улыбнулся.
— А куда он денется? Деньги готовь!
— Сколько?
— Тысяч десять.
— Рублей?
— Ага, рублей, только американских.
Десять тысяч — это всё что у меня было.
— Потянешь? А то могу занять.
— Нормально. Только у меня ещё никогда не было ножа, который можно поменять на машину.
Метеорит мы купили. Коллекционер долго смотрел на Виктора печальными глазами.
— Только если для работы. — наконец сказал он, и полез доставать.
Метеорит был чёрного цвета и выглядел как обычный булыжник, но с одной стороны отполирован. Там были видны серебряные точки-вкрапления, как звёздное небо ночью.
Кузнец заломил несуразную цену, а денег больше не было. Пришлось подогнать ему мой старый «Москвич», без одной рессоры.
— Утешил ты меня, Евгений Александрыч! Буду теперь на машине по селу разъезжать. — говорил он разводя огонь. — А рессора, чего ж, скуём новую. Ты посиди здесь в тенёчке, жена сейчас квасу принесёт.
Процесс ковки занял всего полчаса, не считая приготовлений, которые заняли почти целый день. И подгонки по руке, ещё час.
Нож получился большой и грубый, с отметинами молота.
— Вот, — сказал кузнец, — это он! Можешь называть произведением искусства.
Должно быть у меня была очень разочарованная физиономия. Он засмеялся.
— Ну не хочешь, не бери.
Подошёл к сундуку, открыл.
— Можешь всё забирать!
Сундук был набит холодным оружием. Кинжалы, шпаги, сабли. Я взял одну, сверкающая, украшенная инкрустацией, на лезвии клеймо "Сделано в году 1802 мастером Михеевым". Вот это да! Может этой саблей с Наполеоном воевали!
— Ну ты и жулик, Михалыч! — голос Виктора от двери заставил меня вздрогнуть.
— Брось эту железяку Жека! Он такие для музеев делает, из китайской нержавейки. Нарочно сходи в областной краеведческий, сколько там этого барахла? А, Михалыч?
Он взял из рук кузнеца мой нож.
— Смотри!
Виктор поставил лезвие на ломик, лежащий на верстаке, и ударил по нему молотком. Конец лома отвалился и запрыгал по полу.
— Такую вещь спортили. — проворчал Михалыч, впрочем вид у него был довольный.
— На! — Виктор протянул нож мне. Я взял его холодную тяжесть и провёл рукой по лезвию.
— Ничего не напоминает?
— На кремнёвый нож смахивает. В музее видел.
— Бери выше! — он вытащил из-за пояса родного брата моего тесака. — Так делали обсидиановые ножи, самые острые и тонкие лезвия на Земле. Ещё в древние времена ими делали операции, да и сейчас делают. Но обсидиан хрупкий, а это …
Он бросил свой нож на наковальню плашмя. Тот подпрыгнул, перевернулся в воздухе и воткнулся в пол.
— Видишь? Сам втыкается! А почему? Михалыч не говорит. Ты знаешь Жека, что все кузнецы с чёртом братовья? Давай клей, чёртов брат, сейчас ручку сделаем.
Он опустил рукоятку в банку с клеем, который варил кузнец, дал стечь всё лишнее. Посмотрел, похмыкал.
— И верёвку, старый барсук! У тебя ещё должно с прошлого раза остаться.
Эти верёвки плетут на Мадагаскаре. — продолжал он обматывая рукоятку. — Дал я этому кулаку бухту, так он её быстренько растранжирил. Продаёт он её, что-ли? Если красоту захочешь, у него ещё проволока есть специальная, сам тянет.
— Нет, красоты не надо. — отказался я, уже начиная любить своё новое оружие.
— Сейчас подогреем его, чтобы клей встал намертво, и всё. Пользуйся! Только сначала научись попадать в цель!
И я научился.
— Виктор Васильевич Карасёв, на брови маленький шрам, вот такой! — я показал.
Али обрадовался.
— Точно, а я уже подзабыл. Так ты его знаешь?
— Больше года не видел.
— Встретишь, скажи что я с ним хотел бы встретиться. — Али зашевелился от переполнявших его чувств.
— Найди его по своим каналам.
— Нельзя, как потом объяснить такое внимание? Вы же все под колпаком.
— А как же я?
— Тебя встречают те, кому можно.
В Шереметьево у трапа нас встречал Араб и его команда.
— Рад что всё обошлось, Евгений Александрович! — сказал он и осёкся.
Я заметил как Али наступил на его блестящий ботинок, и повернул каблук.
— Поговорим в машине? Или …
— Или …
— Тогда поехали.
За всю дорогу Араб позволил себе только одно замечание.
— Ваши действия вызвали громадный резонанс в некоторых кругах, сейчас они пытаются потушить пожар в собственном доме, но не исключаю, что он может перекинуться на нас. От вас, вернее вашей подачи, Евгений Александрович, будет зависеть очень многое.
— Сделаю всё что смогу! — ответил я.
Видимо удовлетворённый моим ответом, Араб качнул головой и закрыл глаза.
Остальной путь мы проделали молча.
Целую неделю после этого, меня тренировали. Как глядеть в глаза, как отвечать на вопросы. Гипс не снимали.
— Походи так, — сказал Араб, — Пусть китайцы видят, что не одни они пострадали в этой схватке.
Ожидали проверяющего из Пекина. Он должен был решить дальнейшую судьбу нашего отдела. И его хозяев тоже.
— Их арестуют?
— Нет смысла делать это сейчас. Что им могут предъявить?
— Ну-у… — я задумался. — Измену Родине, например.
— Евгений Александрович! Измену можно повесить на меня, на вас. И можете не сомневаться, что так оно и будет. Лучше ответьте, не хотели бы вы, пока суть да дело, пройти курс молодого бойца?
— Молодого бойца?
— Хотите, назовём его курсом неуловимого мстителя. Только так! — он сжал сигарету в пальцах, — Заниматься будете, когда у нас найдётся время. Поэтому вы должны быть готовы днём и ночью. Согласны?
А что я должен был ответить?
После этого время стало двигаться скачками. Спортзал, кроссы, класс теории, стрельбище, обычно под утро приезжал Араб. Объяснял основы и разглядывал меня клюющего носом. Я всё время находился на острие, а люди не могут так жить.
— Могут! — сказал Араб. — Люди могут! Собачка помрёт. Поэтому мы учим не собачку, а тебя.
И всё покатилось дальше.
Примерно через полгода, приехал Араб и сказал:
— Хватит! Два дня на то чтобы утряслось! Потом экзамен. Если не сдадите, до конца своей жизни будете звать меня "Ваше сиятельство".
— Я сдам!
— Если так, то я начну вас звать Жекой. Вы знаете перевод вашего имени с китайского?
— Это нечестно! — сказал я чувствуя, что где-то здесь подвох, но никак не мог его увидеть.
— Да, и Алишер приезжает завтра. Он собирается учить вас летать, а то один самолёт вы у него уже разбили. Так он опасается за другой.
Всё решили за меня, потому что мной двигала месть, а они собирались направить её в нужное русло.
— Ты сгоришь на этом пути! — сказал Али однажды.
Араб сидевший у камина, с интересом глянул на нас поверх газеты.
— Не беспокойся за него, он постарается гореть потише. — ехидно усмехнулся он.
Начинался бесконечный спор о психометрике, который они заводили почти каждый вечер. Али был за то, что все люди разные, нельзя ко всем подходить с аршином Араба. Другой же считал, что психическая энергия является некоей константой, примерно такой же как складной метр.
