Виктор Глумов - Нашествие. Мститель
Впрочем, Галебус и так никому не доверял. Его скорбный опыт показывал: даже под пытками люди умудряются врать — неумело и неумно, но такова природа человеческая.
А вот если Эйзикил все знает, конец планам.
На улице уже несколько месяцев с неба сыпал то снег, то лед. Более унылого места, чем Териана, Галебус не видел. Накинув капюшон, он зашагал через Радужную площадь, которая сейчас радужной ну никак не выглядела, к трехъярусной пирамиде Центавроса, возвышающейся над двух- и трехэтажными домами-башенками Наргелиса. Было в ней величие, умиротворение и покой. Изнутри же Центаврос напоминал огромный муравейник, кипящий жизнью. Носились по своим делам тёмники, лелеяли планы Гроны и Махи. Ждали своего часа на взлетном поле за Центавросом гранчи. Прикажут — и они птицами взмоют в небо.
Преодолеть вымороженную площадь, кивнуть беспристрастным охранникам-крюкерам, знающим Галебуса в лицо и не задающим вопросов. На фоне серой стены Центавроса крюкеры смотрелись черными сайдонскими идолами со сплющенными с боков и вытянутыми вперед клювами. На самом деле это всего лишь шлемы.
Крюкеры дернули пиками — закачалась оледенелая бахрома, свисающая из-под наплечников. Галебус шагнул в святая святых, где в янтаре света застыли охранники. Дабы царило равновесие, Центаврос охраняли воины, набранные из кланов Махов и Гронов. Но и крюкеров, славящихся беспристрастностью и верностью нанимателю, традиционно использовали для этого. И еще, незаметные, но опасные, присутствовали в Центавросе клерики, бойцы тёмников.
В просторном зале, украшенном резными светильниками, под пристальными взглядами охранников, недвижимых, как мертвецы, Галебус чувствовал себя даже не голым — без кожи. Вот Гроны в серебристо-черном, со стоячими воротниками, все как один — стройные, с раскосыми глазами на хищных лицах. Махи, облачение которых отливает багрянцем, в противоположность Гронам крупные, даже рыхлые. Крупнолицые, с возрастом их щеки обычно отвисают, как песьи брылы. Однако не стоит обманываться кажущимся простодушием бер᾿Махов, они — превосходные воины и виртуозные интриганы.
Раньше тут вдоль стен стояли целые отряды, сейчас их мобилизовали для борьбы с повстанцами. Хотя после бойни с артиллерией и гранчами в Наргелисе тихо, повстанцев не видно, но порядок есть порядок.
Сначала Галебус решил внизу не задерживаться, но в сотый раз остановился, придавленный величием Центавроса. В центре зала высились три колонны, соединенные арками, а на алтаре сиял Сиб, переливался, пульсировал, как огромное сердце. Завораживал, манил. Галебус заставил себя отвести взор и по широкой мраморной лестнице подняться на второй ярус.
Вдаль убегал длинный коридор, отделанный терианским мрамором. На потолке через каждые восемь шагов красовался Мировой Змей Бурзбарос. И — ряд одинаковых деревянных дверей, покрытых лаком.
Галебус вышел на открытую галерею. Отсюда, со второго яруса, открывался вид на город, укутанный сероватым пледом непогоды. Домишки терианцев маячили внизу сплошной темной массой, тучи, беременные градом, были ближе земли. Протяни руку — коснёшься пухлого бока.
Вот она, дверь в «зал», — деревянная, с чеканными узорами по углам, а в середине — выкованный из железа и покрытый черным лаком пожиратель миров змей Бурзбарос, кусающий себя за хвост. Галебус постучал молоточком и, не дожидаясь приглашения Эйзикила, вошел. Скрипнули петли, и Галебуса обдало влажным теплом, пахнущим пылью.
Эйзикил стоял спиной и обозревал окрестности в сводчатое окно. Пощелкивал четками. Вдоль стены «зала» громоздились разномастные шкафы, на полках валялись книги, в углу притулился древний стол, укрытый алой бахромчатой скатертью. На ней Галебус рассмотрел пятна и хлебные крошки. Вдоль противоположной стены рядком выстроились кресла, стулья и табуреты.
— Мастер, вы звали, вот, я прибыл.
От голоса Галебуса, казалось, качнулись темно-зеленые шторы и слетела пыль со старинных книг. Он был слишком могуч, слишком молод для места, где с каждого предмета скорбно глядела дряхлость.
Медленно-медленно повернулся Эйзикил. Когда провалился захват Земли, старый тёмник осунулся, похудел и побледнел. В последнее время он взял моду не снимать капюшон — лицо Эйзикила скрывала тень, были видны лишь тонкие губы, испещренные сетью морщин.
— Галебус, ты воистину пунктуален, — прошелестел Эйзикил. — Давай присядем, нам предстоит долгий разговор.
Вслед за стариком Галебус опустился в допотопное кресло со следами былого величия в виде позолоты на подлокотниках и приготовился внимать. Эйзикил откинулся на спинку, принял непринужденную позу и уставился на Галебуса. Щелк-щелк-щелк — ударялись друг о друга бусины четок, перебираемые тонкими пальцами, похожими на птичьи когти. Галебус подпер голову рукой.
— Разговор пойдет о нашей лаборатории, захваченной повстанцами, — мягко, даже ласково заговорил Эйзикил и снова замолчал, вызывая Галебуса на диалог, но, не дождавшись реакции, уточнил: — Пришло время поведать тебе нечто важное. Почему, спросишь ты, и я отвечу. Я долго наблюдал за тёмниками и решил, что ты — достойнейший, ты распорядишься знаниями с умом.
Эйзикил привычно взял паузу, потянулся к стакану с водой, отхлебнул. Гость, чуя недоброе, глядел на янтарный перстень с шестерней и заключенной в ней человеческой фигурой. «Вот оно, — думал Галебус с горечью. — Как не вовремя! Дергайся, не дергайся, все, ты — букашка под колпаком. Остается ждать и принять правду достойно».
— Ты, наверное, слышал легенду о древнем оружии, способном стирать целые континенты и уничтожать миры.
— Конечно, — пророкотал Галебус с невозмутимым видом и пристально посмотрел в черноту, туда, где влажно блестели глаза Эйзикила. — Её знает каждый мальчишка.
— Мне стало ведомо, что Дамир бер᾿Грон получил сведения о местонахождении этого оружия. Да-да, Галебус, Забвение существует, оно воссоздано пеоном Омнием по чертежам Предтеч. Дамир знал и это. Ему удалось провести нас и отправиться за сведениями без нашего присмотра… Впрочем, Дамир погиб, погибли и его братья — Зармис и Ильмар. Страшная, страшная потеря для клана бер᾿Гронов: молодые, сильные, перспективные берсеры… А для остальных — урок: к тайне Забвения нельзя прикасаться в одиночку, без помощи Гильдии.
Галебусу захотелось рассмеяться от бессилия. Все время, пока он следил за Дамиром, Эйзикил не спускал с Галебуса глаз. И теперь намекает: не лезь! Но сделал вид, будто открывает предателю великую тайну. Таким образом, старик обретает союзника, Галебус уже никуда не денется и будет делиться сведениями. Что ж, подыграем. Все равно выбора нет. Эйзикил умён.
— Сельмур тебе все расскажет, — безмятежно продолжал Эйзикил. — Ты сможешь распорядиться знаниями достойно. Тот, у кого в руках Забвение, будет править миром. Если ты хорошо себя проявишь, Гильдия замолвит за тебя слово. Ты ведь хочешь вернуться на Ангулем?
Пальцы Эйзикила зажали бусину, тонкие губы растянулись в подобии улыбки. Сейчас высунется раздвоенный язык ящера. Галебус понял, что помимо воли сжимает подлокотники, и заставил себя расслабиться. Стоит ли утверждать, что партия проиграна? Скорее нет, чем да. Он заполучил мощного союзника, велика вероятность, что совместными усилиями они справятся. А потом… Эйзикил уже очень стар. Галебус еще силен.
— Прости старческую многословность, — продолжил Эйзикил. — Есть и еще одна новость: на самом деле Дамир не погиб. Его личность была переписана моими учеными. Но на лабораторию напали, все наши братья мертвы… Да что это я, ты сам там был. Скорее всего, нападение на лабораторию организовал кто-то из варханов, они даже трансплантатор умыкнули и, возможно, осваивают его. Нас спасло, что они не знали, как работает устройство. Памятью Дамира обладает один из пятидесяти подопытных, которых завтра отправят на зачистку в Дикий город. Кто именно — мне не ведомо.
Голова закружилась от обрушившихся знаний, Галебус ощутил себя марионеткой в руках кукольника и с трудом подавил желание сжать виски. Он ненавидел внезапные перемены. Сумев взять себя в руки, проговорил:
— Те самые кристаллы, что я передал на Ангулем…
Эйзикил закивал.
— Это ведь… эксперимент! — громче обычного пророкотал Галебус. — Эйзикил приложил палец к губам, и пришлось перейти на шепот. — Вы уверены, что Дамир получил интересующие вас сведения? Уверены, что его память прижилась? Раньше подобного рода опыты проваливались!
— Если прижилась, мы вырвем её из носителя. Давай надеяться на лучшее, Галебус. От этого слишком многое зависит! — В голосе Эйзикила проскользнула грусть, он встал, широким жестом обвел «зал». — Посмотри, во что превращается наш народ! Клан Махов! Распущенность, везде распущенность! А ведь силой веры мы почти замкнули Кольцо миров, сейчас же… Наше поражение на Земле — наказание за распущенность и ослабление веры. Если не вернуть все на круги своя, скоро варханы уподобятся пеонам, коих интересует лишь собственная шкура. И мы падем. Явятся эти… с Земли, и установят свои порядки.
