Сергей Снегов - Люди как боги (сборник)
– Обними! – требовала Ирина, прижимаясь к нему. – Обними, Эллон!
На этот раз он посмотрел на нее осмысленным взглядом.
– Обними? – повторил он с недоумением. – Тебя обнять? Зачем?
Закрыв лицо ладонями, она заплакала. Я взял ее под руку:
– Ирина, Эллон не может тебя понять.
Она вырвалась:
– Что вам надо от меня? Вы злой человек! Вы сами никого не понимаете!
– Не до тебя, Ирина! Прекрати истерику! Эллон, что произошло? Ты включил генератор метрики?
Он говорил с трудом:
– Адмирал, я не успел ничего сделать. Меня вдруг стало крутить и бросило на пол. – Он с прежним недоумением посмотрел на Ирину. – Что с тобой? Ты что-нибудь повредила?
Она сумела взять себя в руки, даже улыбнулась, только голос ее был нетверд.
– У меня все в порядке, Эллон. Я буду прибирать лабораторию.
Она отошла. Эллон повторил, что упал, когда собирался запустить в улитку оба корабля. Я вспомнил, что ничего не знаю о Мери, и послал вызов. Мери чувствовала себя неважно, но постепенно приходила в себя. Приступ боли застал ее, когда она собиралась в свою лабораторию, она сумела дотащиться до кровати.
– Не тревожься обо мне, Эли. Занимайся делами.
Теперь надо было спешить в рубку. В ней все было без изменений. Я в изнеможении прислонился к стене. Меня поддержал Граций. Галакт был бледен, но на ногах стоял твердо. Через силу я пробормотал:
– Голос, Граций, какие это были чудовищные фантомы!
До меня – как бы издалека – донесся Голос:
– Эли, это были не фантомы. Солнце неслось на солнце в действительности.
– И они столкнулись? И не произошло взрыва? И солнце прошло сквозь солнце? Граций, ты что-нибудь понимаешь? Мы попали в мир, где отменены законы физики! Даже тяготение упразднено!
Граций выглядел не менее растерянным, чем я. Голос продолжал:
– Во мне внезапно разорвалась цепь времени. Я был в прошлом и будущем одновременно, но не было настоящего. Меня выбросили из моего «сейчас». Это было ужасно, Эли. Время во мне словно кровоточило. И из прошлого я не мог воздействовать на будущее, ибо не было «сейчас», через которое шли все воздействия.
У меня раскалывалась голова – я ничего не мог понять. В ту минуту я был способен только на простые действия – кого-то спасать, с кем-то драться, на кого-то кричать…
– Голос, я спрашиваю тебя о столкнувшихся солнцах, а не о твоем самочувствии!
– Не было столкновения, Эли! Разорвалась нить времени, которой были связаны светила. В этот разрыв угодили и мы, и наше время разорвалось тоже… Солнце налетело на солнце не в их «сейчас». Вероятно, одно пребывало в прошлом, а другое вынеслось в будущее. Они лишь пронеслись через место столкновения, но в разных временах – вот почему не было взрыва.
Хоть и с усилием, но я начал понимать.
– Ты говоришь чудовищные вещи, Голос. Я способен допустить, что Юлий Цезарь и Аттила ходили по одной земле, ставили ногу на одни камни, но не могли столкнуться, потому что их разделяли века. Но чтобы само время разорвалось!..
– Это единственное объяснение.
Я возвратился в командирский зал. Олег и Осима чувствовали себя слабыми, но двигались без усилий. Осима снова вел «Козерог».
Вскоре мы подавленно смотрели на машинные расчеты. Даже в горячечном бреду нельзя было вообразить себе того, что казалось таким простым при записи формулами. Звезды реально неслись одна на другую, но в миг, когда взаимное их тяготение достигло какого-то предела, у них нарушилось течение времени. Время разорвалось, перестало быть синхронным. Разрыв составлял микромикросекунды для микрочастиц, секунды для нас, тысячелетия для солнц. Эти вневременные секунды едва не прикончили нас – еще надо будет разбираться, почему мы уцелели. И почему нормальное время одинаково для любых частиц и космических тел, а величина его разрыва зависит от массы, мне тоже неясно. Но для микрочастиц было достаточно и микромикросекунд, чтобы не столкнуться в одновременности. А для светил сдвиг в тысячелетия гарантировал свободный проход через то место, где они, не будь такого сдвига, столкнулись бы и взорвались. Все было ясно. Это была непостижимая ясность.
Вечером к нам с Мери заглянул Ромеро. Он чувствовал себя не лучше других. Он сказал, что только на Мизаре не сказался разрыв времени, пес бодр. Гиг тоже почти не сдал, а Труб заболел. Ромеро назвал происшествие драмой в древнем стиле. Писатели старых эпох охотно живописали ужасы, возникавшие от расстройства течения времени. Он называл много имен, среди них я запомнил Гамлета и Агасфера, Мельмота и какого-то Янки у короля Артура. Исторические изыскания Ромеро меня мало тронули. Разрыв психологического времени – а только о нем шла речь у древних – приводил к страданиям души. Мы же столкнулись с физической аварией – и от нее трещали наши кости и поскрипывал сверхпрочный корпус корабля!
– Почему ты такой хмурый? – спросила Мери, когда Ромеро, легко постукивая по полу тростью, удалился к себе. – Ведь все окончилось благополучно.
– Благополучно окончилось только начало. А каким будет продолжение? Я со страхом жду завтрашнего дня.
Завтрашний день прошел благополучно. И еще несколько дней минули без происшествий, если не считать происшествием зрелище беспорядочно снующих светил. А затем опять зазвучала Большая тревога, и каждый поспешил на свое боевое место. На экранах обрисовалась знакомая картина: звездный рой вокруг – и вдруг все звезды посыпались на нас. Осима испуганно закричал, что это тот же звездный рой, где мы уже побывали. Олег потребовал от Голоса справку. Голос передал, что звездное окружение – то самое!
– Мы мчимся в наше прошлое! – Олег, побледнев, впился глазами в горошинки, быстро выраставшие в солнца.
– Мы мчимся в наше будущее, – поправила Ольга. – Но это будущее уже было в прошлом.
Я переводил взгляд с нее на Олега, с Олега на Осиму. Я отчетливо ощущал, как во мне ум заходит за разум. Полет в будущее, которое является прошлым, означал, что мы угодили в такое искривление времени, где нет ни начала, ни конца и где каждое мгновение является одновременно и прошлым и будущим. До сих пор похожие ситуации служили темой фантастических романов, но никто и не подозревал, что завихрение времени может обнаружиться реально.
– Мы в кольце времени, Олег, – сказал я. – И, судя по тому, что прошлое настало очень быстро, диаметр кольца невелик. Мы будем теперь безостановочно гоняться за собой, как пес за собственным хвостом. Твои намерения, Олег?
Олег не потерял решительности:
– Постараемся не попадать в то будущее, которое является нашим прошлым. Эллон, готовь включение генераторов метрики! Голос, дай команду на включение до повторного разрыва времени!
Теперь оставалось только ждать. Снова обжигающе засверкали на экранах сто разрастающихся солнц. Снова два бешеных светила вырвались из роя и исступленно понеслись одно на другое. Я весь сжался, готовясь к новому удару по нервам и по тканям, которого на этот раз, может быть, и не перенес бы. Но летящие одно на другое солнца стали тускнеть и закатываться. И больше не было компактного звездного роя – была прежняя звездная сумятица и толкотня, может быть, лишь немного погуще и посумасбродней.
Мы вырвались из опасного промежутка между сшибающимися светилами в обычную звездную сутолоку ядра.
– Разрыв времени был не просто разрывом, – с облегчением сказала Ольга. – Он еще означал и выброс в прошлое. Ведь только из прошлого мы могли мчаться в будущее, которое уже было.
Я переадресовал ее соображения Голосу. Тот первый открыл разрыв времени. Они могли поспорить вдосталь и выдать что-либо важное. Меня больше беспокоило, что скольжение по гравитационной улитке не выбросило нас за пределы ядра, а подтолкнуло вглубь. Этот факт мне показался тревожным.
8
Трубу было совсем плохо, мы с Мери посетили его.
Старый ангел лежал на мягкой софе, свесив на пол огромные крылья. Лицо Труба, постаревшее, морщинистое, было серым, как его сивые бакенбарды. По привычке он расчесывал их кривыми когтями, но так медленно, так слабо, что Мери не удержалась от слез. Ангелу прописали все виды лечения и все роды лекарств, но было ясно, что дни его сочтены. Он и сам знал, что смерть приближается.
– Эли, разрыв времени не по мне, – шептал он горестно. – Ангелы не могут существовать разом в нескольких временах. Ты ведь знаешь, адмирал, у нас дьявольски крепкий организм, мы способны вынести любую физическую нагрузку. Но разновременность нам противопоказана. Мы принципиальные одновременники. Все остальное для нас – катастрофа.
Мери утешала Труба, я не мог. Женщины, не раз замечено, готовы восстать против очевиднейшей очевидности, если она не совпадает с их чувствами. Я молча слушал, как она убеждает ангела, что курс лечения не закончен, а когда закончится, Труб не встанет, а взлетит с постели. Возможно, она и сама в это верила. Труб не верил, но смотрел на нее с благодарностью. Вошел Ромеро и шепотом спросил, о чем я думаю. Я думал о том, что разрыв времени почти не отразился на мертвых предметах, а на всех живых, кроме Мизара, отозвался тяжкими потрясениями. Ромеро погладил Мизара, прилегшего у его ног. Умная собака не сводила глаз с Труба. Она слышала, что я сказал о ней, но не откликнулась. Хотя благодаря стараниям Лусина она отлично разбирала человеческую речь, сама она по своей собачьей деликатности не вмешивалась в разговоры.
