Лев Вершинин - Сельва умеет ждать
К примеру, та же Компания. Левую, опухшую, ногу пробила короткая судорога, трость прогнулась, удерживая тяжкое тело, но Даниэль Александрович выровнялся. Присел на одну из скамеечек, в изобилии расставленных там и сям. Осторожно помассировал колено.
Нельзя заводиться. Консилиум категорически воспретил скверные мысли в нерабочее время.
Собравшись, Его Высокопревосходительство приказал себе на ближайшие два часа забыть о плохом…
Он думал о хорошем, когда верзила лейб-массажист распластав пациента на диване, перебирал мышцу за мышцей жесткими и нежными пальцами, высекающими из дряхлой плоти искорки давно угасшего огня.
Он думал только о хорошем под окающий говорок курносой сестрички, хлопотливо снующей вокруг нефритовой ванны, до краев заполненной оранжевой маслянистой жидкостью, то и дело вскипавшей бутонами лимонной пены.
Он думал исключительно о хорошем, расслабившись в опутанном сотней разноцветных проводков угловатом кресле, крепко смахивавшем на древний электрический стул — жемчужину президентской кунсткамеры.
В сущности, думал он, внуку ничто не угрожает. Шамиль не идиот. Димка необходим ему живым и максимально целым. Это хорошо. Хуже, что парни из Истанбула повели себя так, словно Президент уже ушел в историю. Такое хамство прощать нельзя..,
Стоп, сказал он себе. Ни слова о драконах.
Гипноизлучатель замурлыкал, залепетал тихо и вкрадчиво, словно лесной ручеек, ненавязчиво подталкивая Даниэля Александровича в струящееся внебытие лечебного сна…
Все пошло своим, загодя размеренным чередом.
Семнадцать ноль-ноль: процедуры завершены.
Лечащий врач, добродушный здоровяк, трясет эспаньолкой и рассыпает мелкий смешок на пороге санчасти. (Все там будем. И вы, батенька, тоже. Но очень не скоро.)
Семнадцать тридцать: кинозал.
Просмотр очередной версии «Даниэля раскованного». В главных ролях: Абдулла Искандеров и Голди Вупберг, в роли генерала Коршанского Гиб Мелсон. (Не так это было, совсем не так!)
Девятнадцать тридцать: ужин при свечах.
Тосты с джемом. Бокал апельсинового сока. Прозрачный парок над серебряной кастрюлькой и низкие поклоны испуганного шеф-повара. (Какая гадость, Чжао, ваша заливная рыба…)
Двадцать ноль-ноль.
Личное время.
Можно поиграть в шахматы с киберпартнером. Или в шашки. А можно и не играть. Вот, на столике у кровати непременная «Антология анонимной поэзии конца XX века». Читано-перечитано, едва ли не сотня любимейших рубайи заучена наизусть, а все же…
— Коль жизнь дана, пройди ее сполна, — с чувством продекламировал лох-ллевенский Дед, подтягивая поясок легкого халата, — изведай вкус пуркарского вина, младою девой насладись, коль сможешь, и перечти сатиры Лукина…
Замер, вслушиваясь в отзвук.
Покачал головой.
Буркнул:
— Эк сказано! А мы тут в игрушки, понимаешь, играем.
На краткий миг светло взгрустнулось.
Вот это — нетленно. Всех .черви сгложут, а это останется…
Из горних высей Его Высокопревосходительство выдернул колокольчик пневмопочты.
Шуршание. На столе — россыпь кристаллов.
Один из полупрозрачных ромбиков, помеченный крохотным полумесяцем — эмблемой истанбулского отделения Конторы — и алой полосой — символом строжайшей конфиденциальности, был аккуратно отодвинут в сторону. Остальные, один за другим, канули в пасть дешифратора.
По мере ознакомления Даниэль Александрович то скупо улыбался, то слегка хмурился, а пару раз даже удивленно покачал головой.
Донесение из «Стерео-Центра». И.о. директора имеет честь сообщить, что проект «Возвращение Одинокой звезды» запущен в производство сегодня, 29 августа; первые серии выйдут на стереоэкраны не позднее середины сентября.
Похвально. Оперативно. Будешь, «и.о.», директором.
А вот господин Смирнов Ю.В. в очередной, пятый раз подчеркивает, что ни о какой компенсации за помощь государству в поисках объекта «Туз» не может быть и речи.
Ясно. Пора опять звать Юрия Валерьевича на чашку чая.
Информация от Тахви: объект «Туз» доставлен. В соответствии с инструкцией, приступили к стандартной проверке.
Отлично. Вся эта мистика, видимо, чушь, но, если личное дело Туза не липа, хлопчик и впрямь может быть полезен.
Опять от Бебруса: досмотр рейсовиков Компании таможнями космостанций осуществляется по графику. Нарушений нет.
Что и требовалось доказать.
Тю! А это еще что?
Семья покойного Буделяна, кусошничающая, по слухам, на паперти в Килие, благодарит Его Высокопревосходительство за строгий, но справедливый урок и нижайше молит господина Президента о снисхождении…
Они там, видимо, поехали мозгами. Арест на счета и недвижимость наложен в строгом соответствии с законом; при чем тут Президент?! За свои нынешние достижения несчастные христарадники могут благодарить лично господина Салманова.
Покачав головой, Даниэль Александрович улыбнулся.
Такие послания, смешные и немножко трогательные, ничуть не хуже любимых стихов соответствуют сентиментальному чтению, прописанному консилиумом на сон грядущий…
Каким образом сей документ оказался в вечерней почте, разумеется, придется выяснять, и выяснять крепко, но в целом цидулка развлекла.
Ну, какие новости из Истанбула?
Экран дешифратора выдает: «УВЫ». Ничего больше, но лицо Президента застывает, словно на юбилейной монете.
Шамиль удержался.
Жаль. Имам не готов к компромиссу. Имам напуган. Он не выйдет на переговоры, пока не поймает Димку. Но появись в рукаве Компании такой козырь, и господа Смирновы пойдут на все. Вплоть до финансирования радикал-сепаратистов во Внешних Мирах. А это уже Четвертый Кризис.
Почти двадцать лет Президент поощрял равномерное укрепление позиций Компании и «ССХ».
Сегодня «концепция Коршанского» трещит по швам… Тягучий холодок заворочался под диафрагмой, мягкие лапки сдавили сердце, во рту появилась сухая горечь, и жилка на виске запульсировала звонко, словно бубенчик.
Даниэль Коршанский, четырежды Герой Галактики, кавалер «Берсерчьего Зуба» первой степени с мечами и полного банта «За амок в бою», присвоенного еще прежним, давно забытым Федерацией президентом, был растерян.
Наверное, сейчас было самое время воззвать к Господу, иже милостив и молящих не отвергает. Увы, господин Президент, хотя и первоприсутствуя по долгу Всех святынь Попечителя на самых разных церемониях, в душе так и остался агностиком.
Посему молиться он не стал, а, секунду помедлив, решительно протянул руку к дряхлому черному телефону без проводов.
Покрутил рычажок. Сказал:
— Это я. Вы бы не могли сейчас зайти? Положил трубку на медные рожки. Прикрыл глаза. И сначала ничего не произошло, разве что в кончиках пальцев, как всегда в таких случаях, возникло морозное покалывание.
А потом пунцовый огонек лампадки, трепещущий под темноликой иконой в тяжелом серебряном окладе, запрыгал, замельтешил, наливаясь живым светом, и крылья трех ангелов встопорщились, а нежные лики осветились улыбками.
— Здравствуйте, Коршанский. — Высокий, немного нескладный человек неспешно вышел из пламенного всплеска, опустился в креслице и мягко поинтересовался:
— Есть проблемы?
Господин Гуриэли смотрелся потрясающе.
Элегантнейший костюм-тройка, на сей раз — лилейно-белый, с легким перламутровым отливом. Бордовая сорочка. Жемчужно-серебристый галстук, завязанный умопомрачительным узлом. В маленьких, лукаво прищуренных голубых глазках — сама доброжелательность и чуточку иронии.
Эдвард Юсифович не считал нужным менять имидж.
Примерно так же выглядел он тридцать с лишним лет назад, когда корпус генерала Коршанского, растерявший в непрерывных боях девяносто процентов техники и треть личного состава, увяз в ноябрьской грязи между Вилковом и Савранью…
В ту осень Жирный Балух пошел ва-банк. Подонок не подлежал амнистии и мог выжить, только уничтожив самое Федерацию. Его вышколенные головорезы, не испытывавшие недостатка ни в жратве, ни в медикаментах, сумели отрезать Особый корпус от баз, а резервов у правительства не оставалось вовсе.
Четырежды в час над буераками и колдоёбинами гнусаво взвывали матюгальники, призывая «невидимок» вязать командиров, суля немерено бабла и голдяхи, а тем временем на пригорках один за другим вырастали зеленые купола, дикобразно щетинящиеся трубами излучателей. Сорокаствольные армейские «Жупелы», уминая гусеницами глину, выходили на огневые позиции…
К четырем утра бойцы переоделись в чистое, капеллан, разложив утварь на зарядных ящиках, служил для желающих молебен по упрощенной программе, а начальник штаба Валерио Бебрус, Тахви, в те дни ещё бесшабашно-черноусый, отложив в сторону брусок, любовался лунным сиянием до синего звона заточенного вакидзаси. Прощальный хайку, противу ожидания, удался, и обряд сеппуку, намеченный начштаба на миг восхода, обещал стать образцовым.
