Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 3
— Она и так ласковая.
— Тут не бывает предела, Вук, — грустно сказал я. — Поверь мне! Я тоже кое-что знаю о женщинах. И не забудь: через десять дней, на закате, у крайнего входа в старые пещеры. У крайнего на восход! Запомнил?
— Запомнил, — отозвался Вук.
На этом мы с ним простились, и я открыл дверку машины. Мыслеприёмника с гостя я не снял — не по забывчивости. Да и вещь уже принадлежала ему.
Как хорошо, что новоиспечённый вождь ничего не знает про официальные рукопожатия и официальные политические поцелуи! Мы обошлись без этого, но он всё равно ушёл очень довольный.
6. Нур-Нур среди аборигенов
Он умел разговаривать с местными жителями безо всяких приборов. Догадывался об этом я давно, ещё с первых мифов о Нур-Нуре. Теперь я это увидел. Племена в его исповеди менялись. Метод разговора оставался один: он легко читал чужие мысли и так же легко транслировал собеседнику свои. В коэме это были прежде всего разговоры с вождями.
Наверняка общался он так же и с колдунами, и с рядовыми охотниками. Но коэма этого не отражала. Она говорила о главном.
Никаких объяснений по способу общения Нур-Нур не давал. И, значит, с его точки зрения, это не требовало объяснений, было нормой. А уж для кого нормой — дело тёмное. Может, только для звездолётчиков? Может, с этого умения и начинался их первичный профессиональный отбор? Как у нас — отбор в гипнотизёры… Один умеет, другому от рождения не дано… Потому что если бы обладали свойством читать чужие мысли все жители планеты, то и облик её, и уровень бытия были бы там другими, глубокие политические распри стали бы невозможны, и сам Нур-Нур не остался бы здесь, даже если случайно и залетел.
На этой земле Нур-Нур спокойно проходил сразу к вождю племени, дарил ему какую-нибудь сущую безделицу, вроде искусно вырезанного из дерева свистка, и получал разрешение поставить свою надувную палатку на окраине селения.
А дальше начинался обычный быт, изучение местных нравов, помощь советами, приобретение друзей, знакомство с окрестностями и окрестными племенами. Когда Нур-Нур и его жена становились в каком-то племени в доску своими и крайне необходимыми — они неожиданно исчезали и объявлялись в другом племени.
Там начиналось то же самое, а тут их жалели, часто вспоминали, и они уходили в легенду.
Спустя долгое время они появлялись вновь — и их встречали почти как богов, вернувшихся из легенды. Если раньше с ними просто советовались, то со второго захода им беспрекословно повиновались. И вожди и колдуны принимали теперь их советы как указания свыше.
Именно в результате этих скитаний и появились у вождей тиары из перьев. Первую Азгу сплела для себя, от солнца. Вторую сплела мужу. Когда их издали стали узнавать по этим тиарам, Нур-Нур и Азгу начали дарить такие же тиары вождям. И убеждали их не убивать других вождей, а только брать в плен, требовать выкуп и даже женить на женщинах своего племени.
Постепенно тиары проникали и в те места, где не бывали звездолётчики. Вожди сами стали дарить друг другу тиары при заключении союзов и установлении мира. Обычай этот вышел из-под контроля Нур-Нура. С усмешкой он подытожил:
— Этого-то я и хотел.
Бывшие астронавты кочевали по материку много лет, и почти в трёх десятках племён успели пожить по три, а то и по четыре раза. Они спасали племена от соседних нападений, узнавая о них заранее. Они отговаривали «своих» вождей и колдунов от агрессивных акций против соседей, предсказывая верное поражение. Они лечили болезни и принимали роды. Вместе со здешними умельцами они изобретали салазки и колёса. Нур-Нур показал, как человек в набедренной повязке из пальмовых листьев везёт на деревянной двухколёсной тележке какую-то растительную поклажу. Колёса «жидкие», меняющие форму при движении, сплетённые из лиан, но это колёса! И, значит, где-то на юге материка мне предстоит их увидеть.
У Роли и Азгу появляется сын. Я вижу, как он, белокожий и рыжеватый, играет с темнокожими ребятишками. Такой же голенький, как и они. Но вот он вырастает и учится стрелять из какого-то оружия вроде нашего древнего фотоаппарата. И вдали, пронзённый мелькнувшей как молния световой стрелой, падает на бегу олень.
— Избегал я только людоедских племён, — признаётся Нур-Нур. — И из брезгливости и из осторожности. Туземцы обычно угощают. Не хотелось по незнанию отведать однажды жареной человечины. И самому не хотелось быть съеденным. Как ни берегись, но если живёшь среди людоедов, они тебя однажды сожрут. Поэтому среди них я не провёл ни одной ночи. Впрочем, у них и селений, как правило, нет. Кочуют по определённой местности, ограниченной более сильными племенами… И нет смысла в эту местность заглядывать. Хотя изредка приходится…
В четвертой коэме я и обнаружил начало рассказа о племени, которое называло себя урумку — люди лесов! — и жило не на деревьях, а в шалашах. Среди каннибалов оно было, пожалуй, наиболее развитым. Поэтому, как сформулировал Нур— Нур, «за него стоило бороться».
Однако борьбу пришлось отложить до следующего раза, так как ладонь моя под шестым пальцем уже ныла и отчётливо намекала на желательность перерыва.
…Лу-у знала: когда я зажимаю в руке коэму, не стоит меня отвлекать. Сути того, что происходит, она не понимала. Довольствовалась простым объяснением: я слушаю Нур-Нура. А значит, занимаюсь делом явно колдовским. Ибо не колдуну это недоступно: Нур-Нур давно ушёл к предкам.
Но уж когда я коэму отложил, можно и потревожить…
— Что это? — Лу-у держала за уголок переплёта раскрытый букварь, который извлекла из неразобранного багажа.
Страницы букваря рассыпались веером. Держала его Лу-у вверх ногами.
— Книга, — ответил я.
— Зачем это?
Она часто спрашивала «зачем», когда видела незнакомую вещь.
— Сядь рядом, Лу-у, — попросил я и пересел на раскладушку. — Давай посмотрим книгу вместе.
Первая картинка изображала разрезанный арбуз. Его я и назвал.
— Это кхет, — поправила Лу-у. — Но почему красный?
Внутренность кхета была бледно-оранжевой. И семена того же цвета, не чёрные. И отчётливых полос на кожуре кхета не водилось.
— У нас нет кхетов, — объяснил я. — Есть арбузы. Когда ещё раз полетим на ферму, я их покажу тебе. У них другой цвет и другой вкус.
Арбузы мы выращивали в теплицах. Только для детей. Потому что теплицы расширялись слишком медленно. Лу-у в них заглядывала. Но, увидав там цветы, дальше не пошла.
Через страницу она увидела петуха и обрадовалась.
— Кок! — закричала она. — Смотри — кок!
На петухов она насмотрелась. А букварь шёл на неизменной «глобе» — смеси английского с русским.
…Над букварём мы просидели долго. Картинки жену мою заинтересовали. Букв она не замечала, и я решил не отвлекать пока на них внимание. Перелистывать страницы научилась быстро. Названия предметов запоминала сразу. Не думал я, когда брал с собою буквари, что именно так произойдёт первое знакомство с ними у купов. Но получилось вот так…
— Я хочу показать это Гару. Можно взять твою книгу? — спросила Лу-у.
— Конечно! У нас ещё есть.
Лу-у убежала вместе с книгой к братишке, и так первый на этом материке букварь пошёл извечным путём — к детям. Правда, пока не как букварь, а скорее как альбом.
На другой день к хижине Тора потянулись дети — как до этого тянулись женщины. И Лу-у без конца перелистывала перед хижиной книгу, терпеливо называла предметы, объясняла их назначение — как сама поняла. Меня уже ни о чём не спрашивала.
За неделю букварь истрепали в клочья. Я отдал другой. В этот заглядывали и женщины. Вперемежку с детьми. Мужчины почему-то оказались к букварям почти равнодушны. И подумалось, что в предстоящей ликвидации безграмотности работа с мужчинами будет самой сложной.
7. Астронавты и каннибалы
О том, что урумку едят людей, Нур-Нур узнал в соседних племенах. Они избегали тех лесов, где постоянно шныряли быстроногие каннибалы.
Однако урумку сами врывались во владения соседей, захватывали одиноких охотников, вылавливали женщин и детей, которые собирали ягоды и грибы возле своих селений.
Если жители селений ловили людоедов, то убивали на месте. Никакой жалости к ним никто не испытывал. Но урумку потерь не замечали. Видно, не умели считать. И, разумеется, не понимали ценности жизней соплеменников. Коли уж ели их…
Озлобление и предельная жестокость окружали это племя. Лишь севернее него никто не жил, и под давлением ненависти соседей урумку постепенно и неохотно выжимались в более холодные места.
Нур-Нур и его жена, которую в местных племенах прозвали Уйка — белая важенка, — побывали в селениях и килов, и айкупов, и ту-пу, и других племён, живших южнее и западнее килов. Звездолётчики видели, как отравляют жизнь мирных племён энергичные и жестокие людоеды. Однако не сразу нашлась возможность помочь тем, кто вызывал симпатии и жалость.
