Роберт Фреза - Вихрь с окраин Империи
– У нас ночные учения, – смущенно признался Санмартин.
– Что еще за выдумки, Рауль? Сейчас Рождество, идет дождь, а после празднования прошлой ночью половина твоего батальона наверняка мучается похмельем. Это идея Петра?
Санмартин кивнул. Полярник хотел избавить солдат от избытка энергии, дабы у них не возникло искушение провести всю неделю в барах в поисках стычек с «черноногими».
Брувер вздохнула.
– Хорошо. Только подожди, пока Хендрика не ляжет спать. – Убедившись, что никто не обращает на них внимания, она тихо добавила: – Вчерашними выстрелами дело не кончится – будут и другие теракты, верно?
– Мы приглядываем за ними, – ответил ее муж.
Старший рядовой Ян де Беерс с беспокойством вглядывался в темноту. Хотя глаза его ничего не видели, слух и инстинкт подсказывали, что в лесу что-то движется.
Спустя восемьдесят четыре секунды он был «убит».
Де Беерс плюхнулся в грязь, глядя на красные пятнышки на своей форме, которые изображали пулевые ранения, превратившие его в «труп».
– Вот дерьмо! – с искренним чувством воскликнул он.
«Разделавшись» с де Беерсом, солдаты 3-й роты, кстати его друзья, без труда покончили с 1-м взводом. Межротные маневры, воспринимались солдатами вполне серьезно, и «убитого» де Беерса терзали неприятные предчувствия, что он утратил былое уважение у товарищей.
Его опасения целиком оправдались, когда сержант Кирилл Орлов сел рядом и стянул с себя маску. Спина и правый бок Орлова были испещрены пятнышками, почти такими же красными, как его щеки.
– Привет, Ян. Неужели ты не слышал, как приближаются ребята Кольдеве, прежде чем они тебя «подстрелили»? – любезно осведомился Орлов. – Или ты был слеп и глух?
– Слеп и туп, – поправил его де Беерс. – Это были ребята де Канцова. Теперь я понимаю, что они проделали. Пока один из них отвлекал внимание, Еленов подкрался сзади и дал по мне очередь из автомата с глушителем. Мне и впрямь почудилось, что там кто-то есть, но ведь Палач говорил, что в лес вход воспрещен.
– Ты и впрямь тупица, Ян! Да, Палач это говорил. Но ведь я предупреждал тебя, что он врет, чтобы сделать маневры поинтересней. И на кой черт мне понадобилось становиться сержантом? – привычно заныл Орлов. – Наверняка я тогда был пьян!
Никто не был так щедр на похвалы, как Кирилл Орлов, – когда все шло хорошо. Впрочем, он не утрачивал общительности и при противоположном варианте.
– Знаешь, сколько пройдет месяцев, прежде чем де Канцов и Береговой перестанут меня изводить? – задал он риторический вопрос.
– Много, – вздохнул де Беерс. – И каждый раз, когда они будут напоминать тебе об этом, ты не преминешь отыграться на мне.
– Тоже верно, – мрачно согласился Орлов.
Де Беерс ощущал себя полнейшей посредственностью, но, как однажды заметил Карл фон Клаузевиц, на войне даже посредственность достижение.
Прислонившись к древовидному папоротнику в ожидании конца маневров, де Беерс позволил себе отвлечься.
– Правда, здесь какая-то призрачная атмосфера? Что бы ты сделал, если бы из-за кустов вдруг появилось чудовище Франкенштейн?
– Что ты несешь? Неудивительно, что Грязный Дэ-Ка смог тебя одурачить! Чудовище Франкенштейн? Я видел этоГ фильм. У нас во 2-м взводе есть такой парень. На поверку он не такой уж крутой.
Де Беерс решил не рассказывать Орлову, что его внимание было отвлечено тихими стонами и звяканьем цепей в кустах.
Три стрелковые роты 1-го батальона значительно отличались друг от друга. 1-я рота, сформированная Полярником, славилась устрашающей эффективностью, 2-я рота – уверенной компетентностью, а 3-я рота – безумной решительностью. Причин такого расклада никто не знал.
Верещагин, Харьяло и Санмартин издали следили за маневрами.
– Ханс не менее ловок, чем Рауль, – заметил Харьяло.
– Даже более, – подтвердил Санмартин.
– Ты видел прошлой ночью Юрия Малинина? – спросил у Харьяло Верещагин.
– Наш достойный сержант шлет тебе свои комплименты и хочет знать, может ли он расстрелять старшего рядового Пригала?
– А что натворил Пригал на сей раз? – осведомился Верещагин с бледным подобием улыбки.
– Наш старший рядовой добрался до старого бака с запасом топливного спирта и решил, что это поможет ему весело провести Рождество. К несчастью, он орудовал паяльной лампой с большим рвением, нежели опытом, и у него ничего не вышло.
Старший рядовой Пригал был водителем бронемашины в штурмовой роте Палача. За свою четырнадцатилетнюю военную карьеру он десять раз получал звание старшего рядового и девять раз его лишался. Причиной последнего, как правило, были поступки, которые не стал бы совершать даже последний придурок, однако некоторые из них требовали немалой изобретательности.
Если командир взвода Пригала, лейтенант Муравьев, считал его своим личным крестом, который ему придется нести до конца дней, то Палач смог значительно улучшить показатели своей роты, донимая нерадивых и тупых солдат вопросом, сколько они платят Пригалу за уроки. Многие подозревали – и не без оснований, – что Хенке держит Пригала при себе из чистого любопытства, стремясь увидеть, что тот выкинет в следующий раз. Справедливости ради следует отметить, что по крайней мере в двух сражениях Пригал сработал именно так, как от него требовалось, хотя и по абсолютно неверным причинам.
Верещагин закрыл глаза.
– Попробую угадать, чем это кончилось. Пока Пригал размышлял, почему спирт не выливается, бак взорвался.
– Очевидно, ты лучше Пригала разбираешься в физике. Как ни странно, с ним все в порядке, если не считать полностью выгоревших бровей, – закончил Харьяло.
– Пожалуйста, передай батальонному сержанту, что он не может расстрелять рядового Пригала, если только тот не повторит свою попытку. Что еще говорил Юрий?
– Просил передать, что «chizhiki» опять не дают ему покоя.
Верещагин усмехнулся. «Чижиками» называли бюрократов в мундирах. Не говорящие по-русски солдаты утверждали, что это самое страшное ругательство в устах батальонного сержанта Малинина. Вполне возможно, так оно и было. Улыбка исчезла с лица Верещагина.
– Что сказал онколог? – спросил он.
Харьяло нахмурился.
– То же, что и в прошлый раз. С применением химиотерапии, облучения и замены клеток он дает Юрию максимум двенадцать месяцев.
– И как это воспринял Юрий? – настаивал Верещагин. Санмартин отвел взгляд.
– Как и прежде. Вежливо сообщил врачу, что умрет только когда ему заблагорассудится – а именно: спустя четыре минуты после того, как я удостоверю его негодность к строевой службе. – Лицо Харьяло исказила гримаса боли. – Антон, Юрий научид меня, как быть солдатом. Он знает об этой профессии больше, чем Господь Бог. Как я могу приказать ему собирать вещи и отправляться умирать, потому что он больше не в состоянии выполнять свою работу?
– Ты не можешь, Матти, и я тоже не могу. Мне приходилось делать много малоприятных вещей, но всему есть границы. – Верещагин приложил ухо к радио и заметил: – Петр вставляет фитиль взводу Мигера. Что ты думаешь об АДС?
– Аксу, Рауль, Петр и я сошлись на том, что они что-то замышляют. Петр считает, что у них полно мальчишек, желающих самоутвердиться. В лесу с ними не будет особых неприятностей – они голодны и сбиты с толку. А вот городские ребята могут попытаться спровоцировать адмирала Хории.
– Да, хотел бы я знать, сможем ли мы их нейтрализовать, прежде чем они осуществят достаточно бессмысленных актов насилия, чтобы побудить Хории ответить столь же бессмысленными репрессиями. Пожалуйста, напомни Петру, что террористов лучше брать живыми – от них может быть польза.
Харьяло кивнул, понимая, что Полярник по-философски воспримет подобные требования. Хотя Коломейцев искренне полагал, что брать в плен определенные категории личностей – в частности, студентов-террористов – пустая трата сил, он привык к своеобразному взгляду Верещагина на эту проблему.
Верещагин посмотрел на часы.
– Мне нужно возвращаться в штаб-квартиру Хории. Дашь знать, как здесь идут дела.
Харьяло снова кивнул.
– Если хочешь, попрошу Ханса выбрать для тебя книжку поинтересней.
– Спасибо, Матти, но может показаться немного вызывающим, если я в такой момент буду слоняться с книжкой по штаб-квартире адмирала Хории.
– А еще все-таки чисто теоретически существует опасность, что ребята из АДС, мерзнущие в своих промокших палатках, могут попробовать затеять с нами свару, пока мы тут палим друг в друга холостыми патронами. Что ты собираешься сообщить адмиралу?
– Откровенно говоря, – признался Верещагин, – я не собираюсь обсуждать с ним эти вопросы.
Харьяло объявил об окончании учений спустя девять часов, когда значительные части обеих рот оказались «выведенными из строя». По пути назад Санмартин заглянул в казарму 3-й роты на окраине Йоханнесбурга.
