Владимир Корн - Артуа.Звезда Горна
— Год, от силы полтора — подумав, заявил я.
— Сколько? — надеюсь, что разочарование в ее голосе было искренним.
— Может даже чуть меньше. Янианна, пойми меня правильно, пожалуйста. Я очень тебя люблю и не представляю жизни без тебя, но мне бы хотелось, чтобы и остальные сочли меня достойным тебя. Для меня это очень важно, и ты даже не представляешь, как. -
— Ну почему Артуа, тебя это так волнует, никак я этого не пойму? Любой другой на твоем месте сам торопил бы меня. У нас же получается, как будто я сама настаиваю на скорой свадьбе. И вообще, ты никогда ничего не просишь, хотя отлично знаешь, что я не смогла бы тебе отказать ни в чем. -
— Вот тут ты Яна не права, я как раз хотел попросить тебя об одном деле, но не знал, как подступиться. Но, коль скоро, разговор зашел об этом сам собой, есть у меня одна просьба, и сейчас я тебе о ней расскажу. -
Когда Янианна выслушала ее, она вздохнула, посмотрела на меня долгим взглядом, снова вздохнула и, наконец, сказала.
— Хорошо Артуа, но лучше бы ты меня совсем ни о чем не просил. -
Глава 12
Золотая крона.
Наверное, традиция отмечать дни рождения пришла только тогда, когда повсеместно появились календари, иначе как можно узнать, что именно сегодня твой день рождения, а не через неделю или он уже был полгода назад.
Мысль глубокая и верная, усмехнулся я, глядя на застывшего в глубоком раздумье Коллайна. Через несколько дней Анри исполнится тридцать пять, своеобразный экватор жизни, и, вероятно, тот самый рубеж, после которого следует подводить первые итоги. Что-то подобное и происходило сейчас с моим другом, бароном Анри Коллайном, кавалером ордена Доблести и Славы четвертого ранга.
— Анри — посмел отвлечь его я от грустных мыслей. В его возрасте почти все уже чего-то добились, обременены семьей, многочисленным потомством и даже готовятся стать дедушкой. А что есть у него? Да абсолютно ничего, кроме этого самого ордена, пары сотен любовных интрижек и некоторой суммы денег, которые он смог заработать только благодаря мне.
Причем это уже не мои мысли, это то, что я услышал от него буквально пару минут назад.
— Анри, у меня к тебе совсем небольшое предложение — произнес я таким вкрадчивым голосом, что тот заметно напрягся. Как же, сейчас я скажу что-нибудь такое, после чего ему придется парировать мой выпад, причем достойно, иначе проигрыш. — Может быть, все же пока не станешь стреляться из-за того, что еще не прославленный полководец, или кем ты представлял себя в своих сокровенных мечтах, пока мы не отпразднуем твои именины? Кстати, у меня есть для тебя подарок, из которого не стыдно будет пустить себе и пулю в лоб.-
А подарок для Коллайна я нашел действительно знатный, пару пистолетов работы того же Бонелли в футляре из драгоценного дерева кинди. Оба пистолета были одноствольными, но такого как у меня, я еще не встречал.
Нет, конечно, попадались двуствольные пистолеты, но настолько громоздкие, тяжелые и неудобные в обращении, что сама суть двух выстрелов подряд напрочь растворялась в массе отрицательных аспектов. Мой, в отличие от большинства других пистолетов, был несколько меньшего калибра, но и это обстоятельство нисколько не умаляло всех его достоинств.
Достались пистолеты мне после одной истории, которая заслуживает того, чтобы о ней рассказать.
Ко мне, как к человеку, к которому близость и привязанность императрицы была широко известна, достаточно часто обращались с различными просьбами, в расчете на то, чтобы решить ту или иную проблему. Я всегда отказывался, никогда даже не пытаясь вникнуть в ее суть, считая, что главное не создать прецедента, иначе в следующий раз отказать будет значительно сложнее.
Так вот, на одном из раутов в доме Вандереров, где я продолжал бывать от случая к случаю, ко мне обратился некий граф, который попал в опалу еще при жизни императора Конрада III, отца Янианны. Несколько раз он пытался мне объяснить, что немилость императора была вызвана не проступком, как таковым, а его трактовкой, благодаря искусным действиям его недоброжелателей.
Граф пытался через меня сделать так, чтобы опала была снята, и он мог снова бывать при дворе. Я достаточно ясно давал ему понять, что не буду даже поднимать эту тему при разговоре с Ее Величеством, не говоря уже о том, чтобы ходатайствовать перед ней о снятии той самой опалы.
Вообще это палка о двух концах, с одной стороны моя принципиальность в таких вопросах заставляла меня уважать, а с другой многие аристократы, проводившие большую часть своей жизни в интригах, и, даже сделавшие их своим основным занятием, отказывались меня понимать. Хотя и они не переставали, время от времени, закидывать удочки, пытаясь, чтобы я все же заглотил ту или иную наживку.
При дворе даже пополз слух, что наши отношения скоро прервутся, поскольку Яна совсем не прислушивается к моим словам, и вся моя принципиальность именно отсюда. Не знаю, долго бы он гулял, но произошло одно событие, которое не оставило от него и следа.
Очередной слух был о том, что меня тяжело ранили на дуэли, и, видимо кто-то хорошо постарался, чтобы он сразу же достиг ушей Янианны. Янианна, присутствующая на заседании, решавшего судьбу какого-то важного законопроекта, смертельно побледнела и почти бегом покинула зал, рассказывали потом очевидцы. К счастью я был дома и разговаривал с садовником, когда в саду объявилась не на шутку встревоженная Яна. Она начала крутить меня, рассматривая со всех сторон, а я стоял в совершеннейшем недоумении, выпучив глаза и широко открыв рот. Наконец, закончив осмотр и убедившись, что на мне нет ни одной царапины, да и откуда бы им взяться, она села на скамейку и расплакалась. Мне пришлось долго утешать ее, и я никак не мог добиться, что же является причиной столь внезапного визита…
Вероятно, ставка была не только на меня, поскольку разговор об опальном графе завела сама Янианна. В общем, граф был помилован без моего участия, но через пару дней я обнаружил среди своей почты тот самый футляр с теми самыми пистолетами. Чертыхнувшись и захватив его с собой, я отправился в дом графа. Напрасно я пытался ему объяснить, что в этом нет ни капли моей заслуги, все было тщетно, он категорически отказывался принять его обратно. В конце концов, пришлось ему объявить, что поскольку он отказывается забрать пистолеты а себе я их не оставлю, то у меня найдется человек, который вполне заслуживает такого подарка. В ответ граф мне сказал, что теперь это мое личное дело, сам же он будет рад видеть меня у себя в любой день.
Вот так у меня и появились пистолеты, которые станут подарком Коллайну буквально через несколько дней…
Коллайн вяло открыл рот, намереваясь отразить мой выпад, затем махнул рукой и снова углубился в свою хандру. Через некоторое время он осознал, что застрелиться можно только из огнестрельного оружия, к которому он питал непреодолимую слабость и попытался выяснить подробности. Как же, стану я лишать его такого сюрприза, хотя у меня заготовлен и еще один, нисколько не хуже. Да чего там не хуже, когда он узнает о нем, и о пистолетах забудет.
Как-то он признался мне, что у него две мечты, из которых одна уже исполнилась. Я не успокоился, пока не узнал и о второй. Теперь лежит она у меня в кабинете, в письменном столе и дожидается своего часа.
Промучив его еще с четверть часа, я решительно заявил, что подарок все же дождется своего часа, и с его стороны совершено неблагородно пытаться выведать у меня подробности.
В ответ я услышал, что во всей Империи не найдется более беспринципного человека, которому доставляет истинное удовольствие издеваться над самыми близкими ему людьми. Мой конь мне более близок, хотя и не является человеком и это единственный его недостаток, парировал я.
В таком случае нет ничего удивительного, что именно это животное на моем гербе, услышал я от Коллайна, забывшего о своей меланхолии. Пока я готовил достойный ответ, в дверях показался слуга, пригласивший к ужину. Ну вот, теперь еще пару рюмок бренди в качестве антидепрессанта и больной окончательно поправится. Так оно и случилось.
Отмечать это знаменательное событие мы выехали на пленэр. Буквально в паре лиг от столицы имелось живописнейшее озеро, знакомое мне еще по прогулкам с Дианой. Вспомнив о леди Диане, я не почувствовал ничего, а ведь в то время мне казалось что люблю ее и люблю очень сильно.
Теперь же с улыбкой вспоминал подобности наших встреч, как она смеялась, услышав впервые слово пикник. Что ее веселило, я так и не выяснил, и в староимперском такого слова нет, Анри долго морщил лоб вспоминая, но не нашел ничего даже немного созвучного.
На берегу озера, так и просившегося на кисть живописца, весело переговариваясь, гуляли пары, белели купола шатров, раскинутых на том случай, если солнышко, весело светившееся на безоблачном небе, начнет кому-то докучать.
