Олег Верещагин - Очищение
Он отложил книжку. Несколько секунд смотрел на нее. И думал, где сейчас Владислав Петрович. Жив ли? И во что превратился — если уцелел — отряд «Каравелла»?.. Это были пустые мысли. Он пожалел, что это логово давно уже пусто. И о том, что нельзя настичь тех, кто деловито работал в его стенах. Не успел, со злой тоской подумал он. Не спас. Не смог. Не вытащил, не ворвался сюда в последний момент, строча из пулемета…
Не успел — это — навсегда.
В тысячу мест — не успел.
Он ударил обоими кулаками по стеллажу — тот качнулся. Романов ударил снова, сильней и злей, и стеллаж упал — он сам еле успел отскочить. На шум прибежал Женька — и откуда-то из-за стеллажей (грохнула невидимая дверь), как по заказу, ворвался Игнат. Он был бледный и какой-то… странный какой-то.
— Что?! — рявкнул Романов, поворачиваясь к ним обоим. — Я опрокинул стеллаж, что случилось?!
— Тут… это, — Игнат махнул рукой куда-то за спину. — Это клиника… тр… тр… тра… — Его заело. Лицо Шалаева мучительно, жутковато перекосилось в неистовом желании выговорить недававшееся слово.
— Трансплантологическая, — сказал Романов. Игнат дико на него поглядел и выдохнул:
— Николай Федорович… она — работает.
— Что? — теперь уже тихо-тихо и очень страшно, страшней любого крика, спросил Романов. И переспросил — еще тише и страшней: — ЧТО?..
Мальчишке было лет восемь — русый, худенький, он был похож на заспанного котенка, смотрел невидящими серыми глазами, чуть ворочал головой и явно не понимал обращенных к нему вопросов. В примагниченных к спинке кровати бумагах никаких данных, кроме медицинских, не было — видимо, имя или фамилия просто никого не интересовали. Романов, стараясь не задеть трубочки и шланги, опутывавшие мальчика, отбросил хрусткое белое покрывало и пошатнулся — правый и левый бока мальчика пересекали длинные шрамы операций по удалению почек. Один — довольно старый, второй — свежей.
— Что вы хотели у него забрать? — повернулся Романов к врачу, висевшему на руках двоих порученцев. С лица, рассеченного ударом нагайки, тягуче капали алые струйки. Но тем не менее врач злобно пропыхтел, шмыгая носом:
— Вы ответите… за нами стоят очень важные люди…
Это было, как голос из иного ми… Нет: Голос из могилы. Голос ожившего мертвеца-вампира.
— Отпустите, — приказал Романов. И едва порученцы — нерешительно — отпустили врача и тот, гордо выпрямившись, одернул закапанный алым халат, Романов ударил его — ногой в живот — с такой силой, что сломанного пополам потрошителя вынесло со слетевшей с надежных немецких петель дверью в смежную комнату — туда, где под охраной сбились в кучу рулевой легкой подлодки, три медсестры, еще один врач, моложе, какая-то женщина лет сорока и мальчишка лет десяти. Там поднялся крик, потом грохнули два выстрела в потолок — и стало тихо. Простучав по выбитой двери, Романов вышел в комнату и выстрелил над головой рулевого из «макара» — тот в обмороке рухнул под стену. На этот раз крик был коротким, и кричали только две медсестры. Врач, хрипя, корчился на полу, и Романов уловил, что к нему дернулся мальчишка, его поймала за плечо женщина.
— Как зовут мальчика? — спросил Романов, показав за плечо. Молчание, бывшее ему ответом, не было нежеланием отвечать — никто не знал, как зовут материал. — Давно он тут?
— Три ме-ме-месяца, — сказала одна из медсестер, полненькая блондинка с глупыми глазами, и расплакалась. Романов тут же застрелил ее в лоб. На этот раз никто не закричал — все смотрели на молодого мужчину в черной форме с небольшим увесистым пистолетом в руке.
— Что у него вырезали? Отвечать, иначе застрелю остальных, — сказал он.
— Поч… кху, — кашлянул младший из врачей и, зажмурившись, бурно обмочился.
Но Романов не выстрелил. Вместо этого он спросил:
— Почему вы все еще работаете?
— Последняя операция… срочно нужно сердце… — сказал младший врач. — Очень большие деньги, — он судорожно кивнул на стол в углу комнаты.
Повинуясь короткому жесту, Шалаев метнулся туда, дернул завязку пластикового мешка. Оттуда посыпались, нет, не бумажные деньги — золото. Вперемешку английские соверены, бурские кругерранды, червонцы Сбербанка РФ. Золота было много.
— Забираем, — приказал Романов. Игнат кивнул, опустился на колено, стал собирать золото. Романов снова обернулся к кучке… существ: — Куда отправляется груз?
— В Китай… в смысле, туда, где был Китай, — заторопился врач. — Там колония… надежно защищенная… они бежали из Штатов… очень богатые люди… и предусмотрительные… Мы тоже должны были перебраться… нам обещали… с этим рейсом… последняя-а-ай-ай-ай!!!
Романов застрелил его — выстрелил в колено, через секунду, прежде чем взвывший и захромавший в сторону врач упал, — в живот, потом — в затылок уже упавшему. Дружинники коротко перешепотнулись. Романов присел рядом со старшим врачом, который тяжело дышал.
— Это твои сын и жена? — спросил Романов тихо. — Сын похож на тебя… Решил взять их с собой подальше от этих жутких мест, так? В фантастический рай? Думаешь, что его там купили и построили за золото? Откупились от планеты? От землетрясений и наводнений? Ну тогда слушай меня. Сейчас ты встанешь. С этими двумя сучками, — он кивнул на живых медсестер, — все приготовишь. Вырежешь своему сыну почку и вошьешь тому мальчику в палате.
— Я не… — в ужасе приподнялся врач. Выстрел раздробил его жене правое колено, и она с криком повалилась на пол. Мальчишка с истошным криком бросился поверх матери, но Провоторов оторвал его и швырнул двум другим дружинникам. — Что вы делаете… — простонал врач.
Романов ударил его рукоятью пистолета по голове.
— Молчи и делай, подонок, — сказал он тихо. — Если почка вдруг не подойдет — я лично выдеру твоему сыну сердце. Просто так. За то, что почка не подошла. Ножом и рукой. На глазах твоей курвы и на твоих… Перевяжите ее, а то подохнет! — крикнул он порученцам. — Пацана осторожней, он ценный донор.
— Па… па-а-а-а!! — надрывался мальчишка. Врач метался взглядом от жены к сыну и обратно, облизывая кровь с губ. Он, казалось, не верил в происходящее, и Романов приказал:
— Женька, отрежь курве уши.
— Я согласен! — закричал врач. — Я согласен! Но я… поймите, я же… я же ничего не могу гарантировать… совместимость… некому ассистировать… вы убили… я не могу гаран…
— Придется.
— По… пообещайте, что вы оставите нам жизнь…
— Не обещаю.
Врач закрыл лицо руками. Романов поднялся с колена и пошел в палату к мальчику…
