Павел Нечаев - Цена жизни
Обзор книги Павел Нечаев - Цена жизни
Павел Токаренко (Нечаев)
Цена жизни
Глава 1. Дружба
У двери в квартиру Ильи Вишневецкого не было звонка. Тяжелая стальная дверь, обитая толстым слоем резины, не пропускала звуков. Тем, кого Илья приглашал в гости, он давал свой телефон. Гости звонили, Илья открывал им дверь. Остальных он игнорировал. Тратить свое время на разговоры с теми, с кем он не хотел разговаривать, он не собирался. На перешептывания соседей ему было плевать. Можно сказать, что в этом отражалось отношение Ильи к миру. Он не считал себя кому бы то ни было обязанным, и всегда надеялся только на свои силы. Возможно, именно поэтому, когда все рухнуло, Илья не только сумел выжить, но и преуспел.
Шими Грин был одним из немногих, кому посчастливилось побывать у Ильи дома. Помог случай: Борьку, сына Ильи, невзлюбила компания Янива, главного школьного лоботряса. За что — понятно: эмигрант, в очках, да еще и умный. Если бы он подчинился их диктату, стал отдавать им свои карманные деньги, они бы, может быть, и позволили бы ему ходить по «их» школе, но он сопротивлялся. Этого они простить не могли, и стали его травить. Шими не раз замечал, как они то выбьют у Борьки из рук поднос в школьной столовой, то выльют стакан кофе в его рюкзак, то подставят подножку. Борька держался, держался в одиночку. Остальные эмигрантские дети, которых в школе было немало, делали вид, что ничего не замечают. Шими не раз видел, как они, опустив глаза, стараются побыстрее прошмыгнуть мимо терзающего свою жертву Янива.
Однажды Шими не выдержал, и вмешался. Идя по лестнице, не по главной, что у входа, а по второй, боковой, он услышал внизу какой-то шум. Спустился, и заглянул, перегнувшись через перила. Борька стоял, прижавшись спиной к запертой двери бомбоубежища, а перед ним, полукольцом, Янив и трое его прихлебателей.
— Ну что, эмигрант вонючий, все! Бежать некуда, — с нарочито «восточным», сарацинским акцентом протянул Янив. Под ногами у него шелестели страницами тетради из выпотрошенного борькиного рюкзачка. Янив поддел ногой книгу, Шими увидел, что это учебник математики. Учебник раскрылся посередине, и Янив с довольным выражением лица припечатал его ногой.
— Янив, гля! — толстый Мошик, оруженосец Янива, углядел что-то среди валяющегося на полу барахла. Он поднял с пола кожаный чехол, и протянул Яниву.
— Вау, это еще что за старье? — протянул Янив. Из чехла на ладонь выпали часы. Он повертел их в руках, рассматривая. — Хорошо, эмигрантик, — кивнул Янив. — Будем считать это как первый взнос.
— Отдай! Это от дедушки, «Командирские»! — крикнул Борька, и рванулся вперед. Толстый Мошик отбросил его назад к двери.
— Не пыли, недоносок, — прищурился Янив, и спрятал часы в карман. Затем он протянул руку, и снял с носа Борьки очки. — Блин, и как в это можно смотреть, кривое все? — Он хмыкнул, и протянул очки остальным, те с готовностью подхватили смех.
— Хватит! — неожиданно для себя Шими вышел из-за угла, и подошел к собравшимся. Янив удивленно развернулся, но испуг на его лице тут же сменился глумливой ухмылкой.
— Ты гляди, у эмигранта нашелся защитник. И кто? Грини! — в неписаной школьной табели о рангах Янив был намного выше Шими. Он был старше, сильнее, наглее, у него были подручные. Бояться ему было нечего. — Шагай отсюда, Грини. Тебя не трогают, скажи спасибо. Не лезь не в свое дело, мальчик.
Шими не успел ответить. Все подручные Янива, и сам Янив смотрели на него, поэтому Шими оказался единственным, кто увидел, как изменилось выражение лица Борьки. Куда только делась растерянность: сжатые губы, и горящие гневом, чуть прищуренные, глаза, и все это за какое-то мгновение. Воспользовавшись тем, что все смотрят на Шими, Борька рванулся вперед. Он с размаху, точно по футбольному мячу, двинул Мошика ногой в пах, отчего тот моментально согнулся и упал на колени. Борька, обойдя Мошика по дуге, ударил Янива кулаком в нос. Удар получился что надо, Янив в тот же миг забыл о всяком сопротивлении. Из глаз его хлынули слезы, и остальных борькиных ударов он уже не видел. Тот точно с цепи сорвался, и молотил Янива по чем попало, приговаривая: «гад, гад, гад». Двое подручных Янива, не участвовавших в схватке, в ужасе бежали. Подвывающий Мошик согнувшись, ковылял к лестнице.
— Стой, погоди! — Шими пришел в себя, и оттащил Борьку от Янива. — Хватит, не надо больше.
Борька пришел в себя, и опустил руки. Шими отпустил его, и взглянул на Янива. Тот, закрывая голову руками, скорчился в углу.
— Отдай часы, гад! — шагнул к нему Борька. Янив, всхлипывая, достал из кармана часы, и протянул Борьке. Тот забрал у Янива часы, и бережно положил в рюкзак, затем стал собирать с пола рассыпанные тетрадки. Шими подобрал с пола борькины очки, и протянул ему, и стал помогать собирать вещи. Вот так, собирающими тетрадки, их и застали прибежавшие учителя и школьный охранник.
Криков, конечно, было много. Прибежал папа Янива, и, размахивая руками, кричал, как он засадит это «эмигрантское отродье» в тюрьму, где таким и место. Стучала карандашом по столу директриса, распинаясь о недопустимости решения проблем насилием. Что-то бормотали школьные соцработник с психологом. Но приехавший с работы Илья поставил всех на место. За несколько минут разобравшись в сути дела, он полным холодного презрения голосом сказал:
— Насколько я понимаю, эти четверо мальчиков напали на моего сына, и пытались отобрать у него вещи. Вы можете подавать жалобы куда угодно, но из этого ничего не выйдет. У нас есть свидетель, — он кивнул на Шими, который честно обо всем рассказал. — Кроме того, весь наш разговор я записал на диктофон. Закону это не противоречит. Реплика о «вонючих эмигрантах» вполне тянет на статью, — кивнул он в сторону отца Янива.
— Ты! — задохнулся от гнева отец Янива. — Ты хоть знаешь, кто я?
— Знаю. Ты торговец овощами Леви, — ответил Илья. Сказал вроде бы вежливо, но так, что Леви понял, что этот странный эмигрант ни в грош его не ставит, и не боится ни капельки.
— Ну, погоди же, вонючий… — подавился окончанием фразы отец Янива.
Дело кончилось тем, что всех участников драки, в том числе, почему-то, и Шими, отстранили от занятий на неделю. Когда они выходили из школы, Илья остановился, и сказал Шими:
— Спасибо, что помог сыну. — Он пожал Шими руку. — Ты — человек. Приходи к нам в гости, Борька тебе покажет свои книжки. Покажешь? — спросил он у Борьки. Тот кивнул, и, в свою очередь, пожал Шими руку.
Не без трепета Шими переступал порог квартиры Вишневецких. Он жил в соседнем доме, и был в курсе слухов, что ходили среди соседей. Он ожидал увидеть что-то особенное, а оказалось, что за стальной дверью скрывается вполне обычная квартира, со стандартной недорогой мебелью. Правда, в квартире оказалось много книг. А еще — не было ни одного телевизора.
— Откуда все это? — почему-то шепотом спросил у Борьки Шими, остановившись перед громадным книжным шкафом.
— С собой привезли, — небрежно бросил в ответ Борька. — Вот на Родине… в смысле, там, откуда мы приехали, у нас было книжек — пять тыщ. Ну, почти пять. Все стены в шкафах. А это так… то, что папа не смог бросить. Хочешь взять что-то почитать?
— Да я как-то… — замялся Шими. — Это, наверное, все на вашем языке.
— Ну, да. Но у меня есть и на других языках книжки. Хочешь взять что-то почитать?
— Можно… — стараясь сохранять солидность, промямлил Шими. Книг он не читал… почти не читал. Но признаваться в этом ему почему-то показалось стыдно.
— А в шахматы играешь? — Борька мотнул головой в сторону столика. На столике, в полной боевой готовности черная армия готовилась сразиться с белой на клетчатом поле.
— Нет… — тихо ответил Шими, и посмотрел на Борьку. — Научишь?
— Конечно! — сверкнули Борькины глаза за линзами очков. Когда встревоженный странной тишиной Илья через некоторое время заглянул в комнату, и увидел две склонившиеся над доской головы, с души у него упал камень. У его сына наконец-то появился друг. Было им тогда по двенадцать лет
Отец и мать Шими разошлись, когда ему было всего шесть лет. Мама хотела уехать в Империю, где жила почти вся ее семья. Отец, горячий патриот Земли Отцов, уезжать отказался. В конце концов, они разошлись. Мама уехала в Империю, и взяла с собой Шими. Три года он жил на ранчо у дяди, а мама, как она сама говорила «пробивала дорогу» в городе. Шими она взять с собой не могла, дела у нее шли не очень. А может, и сам Шими ей был не очень-то и нужен. Во всяком случае, он был только рад жить у дяди. Это было самое светлое время в жизни Шими — солнце, прерии, лошади. Здоровенные загорелые мужики — погонщики скота, учили его ездить верхом. От них пахло табаком и потом, а под вылинявшими клетчатыми рубашками бугрились мускулы. Они были настоящие, не такие, как папины друзья, от которых если чем и пахло, так это туалетной водой. Увидев в один из нечастых визитов, как стремительно дичает сын, мама решила отправить его назад. Как ни любила она Империю, но мысль, что ее сын вырастет похожим на этих грубых мужланов, повергала ее в ужас. Поэтому Шими, несмотря на его протесты, отправили назад в Землю Отцов, к Тамар, маминой сестре, которая жила в небольшом городке на берегу Залива, на севере страны.
