Евгений Красницкий - Отрок. Богам — божье, людям — людское
— Что убедительно? — не понял Алексей.
Осьма в ответ заломил перед собой руки, блудливо повел глазками и поведал, имитируя женские интонации:
— Лежу я себе и думаю: вроде бы и не баба, но… то ли тебя бес попутал, то ли я сам не все про себя знаю? И так, знаешь ли, томно мне сделалось…
Оба заржали так, что кони, поведя ушами, на всякий случай отшагнули от двух хохочущих посреди дороги, вывалянных в пыли и засохшей хвое, мужиков.
Осьма, громко фыркая, закончил умываться и принялся сгонять ладонями воду с волосатой груди.
— Ух, хорошо!
— Да, это хорошо… — рассеянно отозвался сидящий на берегу ручья Алексей, задумчиво разглядывая поднятую на вытянутых руках грязную рубаху. — Тебе… гм, небаба, хорошо, у тебя запасная одежда в тороках лежит, а мне как ехать? — Алексей сменил позу и глянул на рубаху под другим углом, словно надеясь, что так она будет выглядеть чище. — Или простирнуть? Так, в мокрой тащиться неохота. — Старший наставник Младшей стражи встряхнул рубаху, убедился, что от этого лучше не стало и впал в глубокую задумчивость.
— Да-а, вот Аннушка-то удивится: грязные, морды поцарапанные и трезвые! — Осьма звонко прихлопнул на шее какую-то летающую живность и подвел итог своим рассуждениям: — Аж противно!
— А у тебя с собой нет? — слегка оживился Алексей. — Тогда бы в самый раз!
— Нет. — Осьма покаянно развел руками. — Не подумал.
— Ну… — Алексей безнадежно вздохнул — тогда придется стирать. Ничего, на солнышке подсушим, гляди, как жарит, а до крепости уже недалеко, до темноты поспеем.
— Поспеем, если кровососы не зажрут. — Осьма снова звонко шлепнул сам себя и принялся выковыривать из могучей поросли на груди раздавленную мошку.
Выстиранные рубахи мирно висели рядышком на кустах, а их хозяева сидели на берегу ручья и вяло отмахивались ветками от комаров и прочей мошки.
— Леха, здесь что, болото близко, откуда этой гадости столько?
— Нету тут никакого болота, просто Велесов день[57] скоро, чуют кровососы последние деньки, вот и лютуют.
— Ну уж и последние… пока еще холода наступят…
— Ну, тогда не знаю…
— Слушай, Леха, а какие у волхвы дела могут быть с княгиней Ольгой?
— И этого не знаю… и никто не знает. А тебе-то что?
— Да понимаю я, что не знаешь, но может быть мысли какие-то есть? Странно же — волхва и княгиня Туровская. Не вяжется как-то…
— Не лез бы ты, небаба, в эти дела, а то придется опять, как из Ростова, смываться.
— Леха, Христом Богом прошу: не ляпни свою «небабу» при ком-нибудь. Привяжется же, не отстанет!
— Ладно…
— И все-таки… волхва и княгиня… и княгиня-то не наша — из ляхов. Дурь какая-то…
— Вот и не лезь, мозги вывихнешь, вправлять потом намучаемся.
— Да я ж не для себя! Ты что, не понимаешь? — Осьма зло отмахнулся от мошкары и повернулся всем телом к Алексею. — Если у княгини с волхвой какие-то дела, а Корней, и впрямь, надумает вместо ее мужа в Турове Вячеслава Клецкого посадить, то Нинея же язычников против нас поднимет! Ты понимаешь, что начаться может?
— О как! — Сонную расслабленность с Алексея как ветром сдуло. — А ведь и верно! Хотя… но не может же волхва славянская Рюриковичей защищать?
— А не один ли хрен? Два Вячеслава, и тот и другой Рюриковичи. Нет, Леха, у нее тут какой-то иной интерес должен быть!
— Ну а нам-то с того интереса что?
— Ругаться нам с волхвой нельзя, она единственная, кого, как я понимаю, Корней по-настоящему уважает, и, при случае, мнением ее не пренебрежет! Если же, Корнея в этакую дурь, все же, понесет, то Нинея последним средством станет, чтобы его остановить. Так что, Леха, ты на нее хоть и обиделся, но виду не показывай, мало что, еще пригодиться может.
— М-да… не зря тебя Осмомыслом прозвали…
— Ну вот, а ты: небаба, небаба…
Со стороны дороги вдруг донеслось конское ржание, на которое отозвался жеребец Алексея, следом, через некоторое время, донеслись звуки, которые сопровождают всадника, продирающегося через подлесок. Здесь — на пути между Ратным и Нинеиной весью — опасаться, как будто, было и некого, но Алексей мгновенно схватил меч и до половины вытащил его из ножен, а Осьма, подхватив пояс с оружием, колобком откатился за ближайшую елку, выбрав место так, что если Алексею придется вступить в схватку, можно будет напасть на его противника сзади.
Лапы молодых елочек ширкнули по голенищам сапог и на берег ручья выехал десятник Анисим.
— Здрав будь, Алексей! — Анисим остановил коня, покосился на елочку, за которой спрятался купец и позвал: — Осьма!.. Осьма, ау! Спрятался-то ты хорошо, но слышно, как чешешься! Здрав будь, вылазь!
Осьма со смущенным видом вылез из-за елки.
— Здрав… — купец звонко шлепнул себя по плечу — … будь и ты. Никак за нами гнался? Случилось чего?
— Да нет, ничего такого особенного… — Анисим пожал плечами — Корней мне присоветовал наставником в Воинскую школу пойти. Я завтра ехать собирался, а тут смотрю: вы поехали, ну, думаю, заодно… по пути…
— Да ты слезай, присаживайся. — Радушно пригласил Алексей. — Сейчас рубахи подсохнут и поедем. Наставником, значит?
— Ага. — Анисим спешился и принялся оглядываться в поисках места, где можно было бы присесть. — А вы, я вижу, искупаться надумали… и постираться… чего на полпути-то?
— Да так, знаешь ли… жарко, пыльно… — Осьма опять шлепнул себя ладонью. — Леха! А может в сырых поедем? Совсем зажрали, аспиды!
— Ой, нежный ты какой, Осьмуха! А еще небаб… — Алексей осекся и преувеличенно тщательно расправил усы. — Ну хочешь, дымокур разведем? Неохота мокрым ехать.
Через некоторое время на берегу ручья задымили гнилушки, Осьма залез в самый дым, изредка покашливал и вытирал слезящиеся глаза, но в сторону не отходил. Алексей посматривал на него с ухмылкой и одновременно слушал объяснения Анисима.
— Новый десяток мне к Велесову дню не собрать, тут и времени осталось-то всего ничего, а в Младшей страже я ребяток подберу, сам выучу, выпестую… хороший десяток получится. Все равно в сотне новиков совсем мало, а тут целый десяток, а то и полтора. Только, Леш, ты помоги мне ребятишек подобрать, чтобы телом покрепче были, а умствованиями не увлекались бы — не получается у меня с умственными…
— А глупых у нас нет. Мы же их не только воинскому делу учим, но и грамоте, наукам всяким.
— Да? — Анисим в затруднении полез скрести в бороде. — Но не все же одинаково к наукам способны, и школа-то Воинская, а не… это самое… ну, не монахов-книжников учите.
— Да, не монахов… Так, значит, ты к нам временно — только десяток себе собрать? А с чего ты взял, что Воинскую школу создали для того, чтобы десятники, своих десятков лишившиеся, могли бы себе людей, как скотину на торгу выбирать?
— Так… а как же еще? Выучатся ребятки, придут в сотню, их по десяткам и разберут. Как иначе-то? И при чем тут скотина? Это ж воины, я и сейчас уже к ним с уважением… ну, не как к зрелым мужам, конечно, но и не как к детишкам несмышленым.
— С уважением, значит, но чтобы не умствовали… — Алексей задумчиво покивал. — Осьмуха! Я всяких купцов навидался, а вот копченого еще ни разу! Может, тебя на веревочке над костерком подвесить, чтоб еще и зарумянился?
— Осиновой головней потыкать надо, — со знанием дела добавил Анисим — от этого чешуя золотистой становится, только аккуратненько, не перебрать, а то…
— Себя в задницу головней потыкай, или где у тебя там чешуя растет… — сердито отозвался Осьма — Леха, пощупай, может уже подсохло?
— Да чего ж ты так мошкары боишься? Вроде бы, и жрут-то не так, чтобы сильно… — Алексей небрежно помахал веточкой вокруг себя. — У тебя же запасная одежда есть — оденься.
— Неохота выходную рубаху трепать, она у меня шелковая, золотом шитая. А насчет мошкары… случай у меня был… не приведи Господь… врагу не пожелаю.
— Ну-ка, ну-ка, что за случай? — заинтересовался Алексей. — Поведай-ка, все равно сидим.
— Было дело, — не стал ломаться Осьма — поймали меня тати. Надо было им узнать: когда караван с богатым товаром пойдет и через какое место. Тюкнули меня на постоялом дворе по затылку, да в лес уволокли, но ни резать, ни жечь не стали — главарь у них, вот, как ты, Анисим, говоришь, умственным оказался. Велел меня голого к дереву привязать, а прямо под этим деревом муравейник был. Здоровущий — чуть не по пояс высотой. Поворошили муравейник палкой, чтобы, значит, мурашей разозлить, а главарь мне толкует: «Или рассказываешь нам, все, что знаешь, или… у мурашей праздник нынче случится — обжираловка».
— И что? Рассказал? — Анисим живо заинтересовался историей Осьмы, даже рот слегка приоткрыл.
— А то сидел бы я тут с вами! — Осьма поскреб ногтями грудь и снова начал выбирать что-то из волос. — Потерпел сперва, сколько смог, а потом рассказал все… почти. А еще взялся место для засады указать — что хочешь готов был сделать, лишь бы от того дерева отвязаться, мураши-то уже до самого… этого самого добрались…
