Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы
Снова черное авто. Чиф разочарованно вздохнул – ему не везло. Он уже решил попытать счастья на следующий день, как вдруг в дверях появилась высокая фигура в серой шинели. Тот, кто вышел из подъезда, пожал руку другому, собиравшемуся сесть в автомобиль, взглянул на часы и достал пачку папирос. Еще не веря в удачу, Чиф оглянулся, чтобы не попасть под шальную машину, и направился прямо через улицу. Ступив на тротуар, он хотел выбросить цветы, но внезапно пожалел ни в чем не повинные астры…
…Тот, в серой шинели, обернулся, холодный взгляд светлых глаз скользнул мимо, но вот на пунцовом, налитом кровью лице, проступило недоумение.
– Вы? Какого черта? Записались в клуб самоубийц?
– Мне надо поговорить с вами, Венцлав.
Тонкие губы дернулись:
– Что вам надо? – Волков подошел совсем близко, и молодому человеку стало не по себе от взгляда – полного ненависти и одновременно странно неживого. – Я вам все сказал. Вас ищут по всей Столице!..
– Я передал ваши слова отцу. Желаете выслушать ответ?
Налитое кровью лицо на какой-то миг побледнело:
– Сейчас я занят. Через два часа, в сторожке на новом Головинском кладбище. Спросите Фраучи…
Чиф, не прощаясь, быстро повернулся и зашагал прочь, не оглядываясь. Бледные астры внезапно показались счастливым талисманом. Удивило лишь пристрастие краснолицего к кладбищам. Может, странный комбриг считает, что там легче избежать любопытных глаз?
Он сделал круг по городу, проверяясь, как учил его Казим-бек, а затем нашел нужный автобус и втиснулся в потную недовольную толпу. На этот раз поездка ничуть не раздражала, может быть потому, что Джон ехал туда, где его ждали мертвецы и те, которые ничуть не лучше их.
Он вышел на Ленинградском шоссе и, расспросив бабушку на остановке, повернул направо. Город остался позади. Вспомнив карту, Чиф сообразил, что чуть дальше находится большой заводской район, но эта местность была безлюдна. Строители, выполнявшие сталинский план реконструкции Столицы, еще не успели застроить огромные, покрытые травой и кустарником пустыри. Справа темнела небольшая роща, голые черные деревья прижимались друг к другу, словно спасаясь от ноябрьских холодов. Слева было поле – неровное, в небольших промоинах и уродливых буграх. Здесь, вне каменных лабиринтов большого города, ледяной холодный ветер брал свое. Джон засунул руки поглубже в карманы, жалея, что не захватил теплых перчаток. Было тихо, лишь сзади доносился шум проносящихся по шоссе машин.
Он шел минут десять, но вокруг была все та же безрадостная мертвая равнина. Где-то высоко послышался пронзительный резкий крик – черная птица вынырнула из поднебесья, сделала круг над самой землей и вновь унеслась к низким тучам. Наконец, слева показался высокий серый забор. Кладбище было новым, деревья не успели поднять свои кроны, и за серым камнем ограды, казалось, царила пустота. Что-то тут было не так. Чиф оглянулся и понял: на кладбище не было церкви. Здесь не искали успокоения в Боге… Вновь закричала птица – крик был злым, недовольным. Сырой холод стал пронимать, до самых костей…
Наконец, он увидел ворота, чугунные, небрежно покрытые свежей зеленой краской. Чиф оглянулся и, не заметив ничего подозрительного, быстро перешел дорогу.
…Слева и впереди тянулись ряды могил, окруженных стальными оградками, возле которых торчали невысокие прутики голых саженцев. Прямо перед воротами оградок не было, и Чиф рассудил, что перед ним своеобразная почетная аллея. Его внимание привлекло большое низкое здание из серого камня, стоявшее справа. На сторожку оно никак не походило, скорее напоминало склад или провинциальный кинотеатр, зачем-то построенный в столь неподходящем месте. Очевидно, Венцлав имел в виду именно его…
Ветер стих, но Косухина почему-то начал бить мелкий озноб. Он стиснул зубы, быстро растер занемевшие руки и направился вдоль аллеи, куда выходила дверь, вернее, целые ворота. Они оказались заперты, и Чиф пошел дальше, решив обойти здание вокруг. Еще одна дверь обнаружилась с тыльной стороны. Замка не было. Джон потрогал рукой сырой металл и постучал. Послышался скрип, железная дверь начала медленно отворяться. Чиф вздрогнул: из полутьмы на него глядела безжизненная, покрытая глубокими морщинами личина. Желтая кожа обвисала складками, из-под надвинутой по самые брови шапки-треуха недобро глядели светлые, словно выцветшие глаза…
– Тебе чего?
Кажется, гостю здесь не были рады.
– Мне… Мне Фраучи…
Внезапно взгляд стал другим – снисходительным, понимающим. Бледные, цвета щек, губы скривились:
– А-а-а! Заходи, здеся он…
Косухин несколько растерялся. Почему-то думалось, что «Фраучи» – это просто пароль. Впрочем, отступать было поздно. Чиф перешагнул через порог. Тот, кто встретил его, выглянул наружу, удовлетворенно кашлянул и тщательно запер дверь.
В небольшой комнате стояли ведра с желтым песком и стальной сейф. На стене красовался знакомый портрет человека с усами в окружении несколько грамот, вымпел с цифрой «1» и большой график, оказавшийся «Экраном социалистического соревнования спецкомбинатов Столицы». Подслеповатое окошко нехотя пропускало серый дневной свет.
Чиф решил, что разговор состоится здесь, но встречавший, очевидно, сторож, ухмыльнулся и, достав из кармана старого ватника ключи, отворил дверь, ведущую в глубину здания. За ней оказалась еще одна комната, заставленная свежими, пахнущими хвоей венками, а следом железная дверь, ведущая в темный коридор. Наконец, Джон вдохнул холодную сырость большого зала. Тонкий луч света с трудом проникал сквозь забитые досками окна, падая на штабеля ящиков, загромоздивших углы. У двери стояли стол, два старых табурета и железная печка. В центре, прямо в полу, чернел большой железный люк, запертый на массивный замок.
За столом сидел мужчина средних лет в серой шинели. В первую секунду Чифу показалось, что это Венцлав, но человек встал, и стало ясно, что они ничем не похожи, разве что ростом. Незнакомец был постарше, с лицом незлобным, скорее даже добродушным. На петлицах тускло светились три шпалы и знакомая саперная эмблема.
– К вам, гражданин начальник. Из наших вроде… – буркнул сторож и удалился неровной шаркающей походкой. С грохотом захлопнулась дверь. Человек вышел из-за стола, внимательно взглянул на гостя, протянул широкую ладонь:
– Фраучи.
– Косухин…
Собственная фамилия вырвалась невольно, и Чиф тут же пожалел о своей неосторожности.
– Соблаговолите присесть…
Джон устроился на табурете, соображая, с чего начать разговор. Странная фраза сторожа удивила. «Из наших…» Что это могло означать? В кладбищенских чинах Косухин-младший не состоял, да и полковник Фраучи не походил на могильщика.
– Чем могу служить, товарищ Косухин? Что-то случилось?
Тон был доброжелательный, спокойный. Невольно подумалось, что у этого вежливого красного офицера может быть общего с краснолицым?
– Мне назначил встречу Венцлав… Волков. Сказал, чтобы я спросил вас. Честно говоря, я думал, что это условный знак.
Фраучи улыбнулся:
– Мы с Всеславом Игоревичем сослуживцы. Он обещался быть попозже, так что извольте обождать. Вы, как я понимаю, его друг?
– Едва ли…
Чиф помнил о конспирации, но быть «другом» краснолицего не хотелось даже на словах.
– Всяко бывает, – кивнул Фраучи. – Постойте, товарищ Косухин… Ну конечно! Легки, как говорится, на помине! Не боитесь средь бела дня ходить по Столице, Степан Иванович?
Оставалось вновь удивиться, на этот раз всерьез. Кажется, его опять спутали с отцом, но…
– Неужели я похож на сорокалетнего?
Полковник взглянул на Чифа удивленно, всмотрелся, покачал головой:
– Похожи, как и все мы… «СИБа» легко узнать. Да и фотографию я вашу видел, ведь вы в розыске состоите.
Чиф не стал переспрашивать. Почему-то стало не по себе.
– Всеслав Игоревич рассказывал. Они не оставили вас в покое…
Получалось что-то дикое и невозможное. Его не просто спутали с отцом, его принимали за покойника!
– Простите, товарищ Фраучи. Я – не Степан Косухин. И я живой…
Полковник грустно улыбнулся:
– Как и все мы. В определенной степени…
Договорить он не успел. Что-то заскреблось в дверь, ударило, послышался сердитый голос сторожа…
– Стой! Куда ты! Стой, говорю!
За спиной Чифа что-то завозилось, сторож охнул, а затем недовольно проговорил:
– Вот, гражданин начальник! Опять…
У дверей стояла девушка в легком, явно не по погоде, черном платье. Длинные светлые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Она стояла неровно, чуть пошатываясь, голова то и дело заваливалась на бок.
– Уходи! Уходи, слышишь! Нельзя тебе!
Сторож стоял рядом, явно намереваясь взять гостью за плечи и увести обратно. Фраучи медленно встал, бросил Косухину: «Извините», подошел поближе:
– Вера! Вера, вы меня слышите?
