Алексей Кулаков - Промышленникъ
— Вы лучшие!!! И мы вместе — вы и я, делаем жизнь светлее, неуклонно добиваясь того, чтобы дети наши жили счастливее, чем их родители. Не голодали, были хорошо одеты, учились наукам и ремеслу… Радовались и жили, а не выживали.
Фабрикант замолчал, и казалось, о чем-то глубоко задумался — а слушатели, затаив дыхание и боясь даже сморгнуть лишний раз, ждали продолжения. Наконец, со сцены опять полились тихие слова:
— Но об этом мы с вами поговорим в другой раз. А пока — есть среди вас те, кого я уважаю особенно. Те, кто делится своим светом и сердечным теплом с другими, помогает им расти в мастерстве и знаниях, не жалеет времени и сил на чужие заботы. Виктор Кузьмич Динов!
Мастеровой, поглядев по сторонам и убедившись, что Хозяин обращается именно к нему, неуверенно встал. А потом, повинуясь властно-приглашающему жесту, зашагал на сцену.
— Два ученика, подтвердившие шестой разряд. Семь, шагнувших с четвертого на пятый. За три года. Ничего не прося взамен, частенько допоздна задерживаясь в цехе ради очередного урока…
Смущенный Динов стоял под взглядами сотни мастеровых, и не знал, куда же ему деть руки, ставшие вдруг ужасно лишними.
— Виктор Кузмич. Чтобы вам было проще следить за временем — примите вот этот скромный подарок. И месячный оклад в виде небольшого поощрения.
В намертво пропитанную маслом и запахом металла ладонь улеглась открытая коробочка, а зал одобрительно загудел, вгоняя наставника мастеровых в самый настоящий румянец. Пока чествуемый возвращался на свое место, все желающие смогли увидеть его награду — серебряные часы с цепочкой. А соседи, имевшие возможность полюбоваться на швейцарские "Павел Буре" вблизи, разглядели на верхней крышке и дарственную надпись-гравировку.
— Хорошо.
В актовом зале моментально воцарилась тишина и порядок. Оглядев ряды мастеровых, ловящих каждый его жест и каждую интонацию, Александр легонько улыбнулся:
— Есть некоторые дела, до которых ни у меня, ни у фабричного начальства никак не доходят руки. Зато, могли бы дойти у вас. Например, в управу часто жалуются, что маловато журналов и газет в клубной библиотеке. Да, мало. Но если каждый из присутствующих здесь скинется по гривеннику, можно будет заказывать не один, а сразу по десять экземпляров и журналов, и газет. А если рублей этак по десять-пятнадцать, то можно было бы подумать о многом. Например, о жилье.
Шум поднялся — и стих, повинуясь всего лишь легкому движению руки.
— Да, я знаю, что многие из вас хотели бы жить в своем дому — но квартиры есть и будут в неотчуждаемой собственности фабрики. Исключений не будет ни для кого. Но можно ведь изначально строить жилье ЧАСТНОЕ… Что-то вроде небольшого поселка из отдельных двухэтажных домов. На одной из окраин Сестрорецка, и не дальше получаса ходьбы от работы.
В зале царила воистину мертвая тишина.
— Еще вы иногда подумываете и о том, чтобы дать хорошее образование ВСЕМ своим детям. Или, например, о том, чтобы хоть раз в жизни увидеть море. Поездить по святым местам…
Мастерового, начавшего тихо-тихо хвалиться сыном, которого как раз наградили путешествием в Иерусалим (как и остальных его товарищей из клубной команды, блистательно победившей в "Тактических играх"), энергично заткнули тычком локтя. Причем сразу с двух сторон — ну достал уже, своими постоянными похвальбами!
— Или я ошибаюсь, и вы ни о чем таком даже и не думали?
В этот раз руку пришлось держать гораздо дольше — Александр и сам не ожидал, что сможет вот так просто "завести" слушателей.
— Тогда мы поступим следующим образом. Сейчас я уйду, вы же останетесь. А завтра ко мне в кабинет, к часу дня, придут три человека. Самых честных, самых уважаемых из вас. Те, кому вы все доверяете. Одним словом, таких, как Виктор Кузьмич!
Динов беспокойно заерзал на своем месте.
— Мы поговорим. Да, и насчет жилья тоже.
Пожилой мастеровой из первого ряда, в глазах которого так и сверкал этот вопрос, довольно улыбнулся.
— И беседы эти станут регулярными, ведь на них мы будем обсуждать все ваши ОБЩИЕ просьбы и пожелания. А я, через них, буду доводить до вас всех — уже свои. Просьбы. И пожелания.
Фабрикант шагнул к краю возвышения-сцены, и оглядел всех внимательным взглядом. Помолчал, затем слегка наклонил голову, показывая, что разговор закончен. А затем, провожаемый сотней внимательных взглядов, ушел.
***
Первого сентября одна тысяча восемьсот девяносто второго года, на главном (потому что единственном) перроне Сестрорецкого вокзала, собралась интересная группа мужчин. Одинаково рослые, мощные, и в то же время гибкие, они провожали своего товарища в очень дальнюю дорогу.
Вот только Сошников, которого суд присяжных за неумышленное убийство железнодорожного вора почти единогласно приговорил к двухлетнему поселению в Сибири, подавленным или хотя бы мало-мальски расстроенным не выглядел — потому что уезжал он не отбывать наказание, а всего лишь в командировку.
— Ну что, брат, до встречи?
По очереди обнявшись со всеми тринадцатью провожающими, Демид глубоко вздохнул, прощаясь с привычной обстановкой и кругом общения. Еще раз огляделся, со значением всем подмигнул, и пропал за фигурой кондуктора, зайдя в зеленый вагон. Нашел свое место, успокаивающе улыбнулся жене, шикнул на старшенького, чтобы тот сидел спокойно, и пошел проверить — как там устроился десяток его новых подчиненных, до недавнего времени работавших в фабричной охране. Все, как и он, были семейными мужиками, все отслужили свое в Пограничной страже, много знали и еще больше умели, вот только, в отличие от него, ехали на Дальний восток империи не в долгую командировку, а навсегда. Что бы там осесть на земле, спокойно жить, и спокойно работать… Амурскими егерями. И то, что их только десять, никого не смущало — к тому времени, когда они доберутся до Николаевска на Амуре, из Сестрорецка выедет еще одна такая же десятка, а то и две. И будут выезжать до тех пор, пока дальневосточные владения князя Агренева не станут полностью защищены от разных там браконьеров и воров, а его работники от любых посягательств на их жизнь и здоровье.
Оставшиеся же на перроне экспедиторы, терпеливо дождались отправления состава, молча переглянулись и зашагали в поселок, проигнорировав все зазывания и вопросы привокзальной извозчицкой братии. Еще недавно их было пятнадцать и все было хорошо — а теперь командир ими недоволен, вдобавок один уехал, а второго предстояло положить в сырую землю. В закрытом, и очень добротно заколоченном гробу: тело Глеба, скинутое в канализационный коллектор, и вынесенное Неглинкой в спокойные струи Москва-реки (где его и увидели мальчишки-рыбаки), успело основательно испортиться и разбухнуть. Так основательно, что опознать его еще можно было, а вот нормально попрощаться…
О том же самом думал и их непосредственный начальник, направляющийся от проходной на третий этаж управы — а еще о том, как тяжело говорить жене и детям о том, что отец и муж никогда больше их не обнимет. Его ведь вина, он всем экспедиторам прямой начальник!..
Тук-тук!
Сидевший за столом фабрикант удивленно воззрился на господина главного инспектора.
— Гриша, что с тобой, уж не заболел ли ты часом?
— А?
Растерявшийся от такого приветствия Долгин машинально себя осмотрел.
— Да нет, вроде. А что такое?
— С каких это пор ты стучаться начал?
— А!..
Вместо долгих объяснений просто махнув рукой (мол, с кем не бывает), отставной унтер-офицер Олькушского погранотряда легонько пнул большой холщовый мешок с накопившейся корреспонденцией командира, и придвинул к нему поближе стул. Мимоходом едва не опрокинув еще один такой же мешок, только уже наполовину опустевший.
— Это не к спеху. Помнишь, обсуждали мы с тобой твою командировку?
— Было дело.
— Пришла мне тут весточка, от моего аргентинского партнера, Лоренсо Агилара.
Как бы в доказательство его слов, хозяин кабинета небрежно повертел в руках желтый конверт, испятнанный целой кучей марок и почтовых штемпелей.
— Пишет, что сильно обижают его всякие нехорошие люди, просит совета. Или обещанной ему защиты.
Письмо легло обратно, увенчав собой невысокую стопочку похожих конвертов.
— И ревизора к младшему из братьев Луневых пора отправлять. А то подумает еще, что мы про него забыли, обидится.
— Так.
Хандра Долгина пропала, словно ее вообще никогда и не было.
— По пути в САСШ было бы неплохо заглянуть в Англию, и познакомиться с сэром Чарльзом Парсонсом. Я думаю, в его лаборатории и кабинете найдется немало полезных сувениров, особенно по части производства и проектирования турбин. Согласись, будет очень жалко, если они сгинут в каком-нибудь пожаре.
— Так. А самого?
— Смена деятельности на полгода-год, пойдут ему только на пользу. Подлечится, восстановит душевное равновесие, и примется за работу с новыми силами. Если, конечно, с ним опять чего-нибудь не приключится.
