Дмитрий Хван - Знак Сокола
– Что c того вышло, многие новгородцы ещё крепко помнят, – вздохнув, проговорил со злостью дьяк.
Послушав советы местных рыбаков, на припай Волховской губы караван выезжать остерёгся, пойдя берегом. И, только достигнув берега Ладоги в районе современной Смирнову бухты Петрокрепость, многочисленные возки смело выехали на установившийся совсем недавно недвижный лёд. Лишь под вечер, прибыв, наконец, к истоку Невы и найдя подходящее место для лагеря, примерно в километре от берега реки, ангарцы принялись немедленно обустраиваться. Разместились в покинутой много лет назад деревеньке, ожидая скорого прибытия остальных товарищей. В окрестном лесу в вечернем сумраке застучали топоры и молотки, зажужжали пилы. Гулко бились друг о друга промороженные брёвна раскатываемых остовов изб, некогда имевших своих хозяев, а сейчас представлявших собой покосившиеся развалюхи с провалившимися крышами.
У полковника, да и не только у него, наверное, не раз ёкнуло сердечко от вида брошенных деревень – как это всё напоминало российские деревни века двадцать первого!.. На Русском Севере таких были сотни – вымершие, молчаливые ряды кривобоких построек и один-два жителя на всю округу. Да и те доживают свой век, меряя его от бутылки до бутылки. Первым делом Андрей Валентинович устроил караулы, после чего отправил к Нотебургу-Орешку парламентёров – того самого словоохотливого дьяка Михаила и лейтенанта ангарских стрелков из бывших морпехов. Новгородец бойко говорил по-шведски, а офицер должен был внимательно осмотреть крепость. Однако внутрь их не пустили, заставив говорить у обитой железом тяжеленной двери одной их массивных башен. Начальник гарнизона полковник Иоганн Кунемундт язвительно заметил, что до сих пор он-де не видел достойного для осады войска. После чего швед заявил, что намерен исполнять данный ему приказ – оборонять вверенную ему крепость до конца, – и посоветовал послам убираться подобру-поздорову, посетовав на свою излишнюю доброту.
Вернувшись в строящийся лагерь, лейтенант подробно описал Смирнову массивные и крепкие стены, тяжёлые, будто вросшие в землю, башни с множеством бойниц на разных уровнях.
– Стены сажен по девять будут, а башни так под дюжину сажен высотою. В Новгороде бают, что пушкари у шведов искусные, а пушечного зелья и ядер вдосталь. Токмо людишек до пятисот солдат у них будет, мало… – подал голос новгородский дьяк. – Стены надо рушить, да зело трудное это дело будет, – вздохнул он, сложил рахитичные, увитые синими жилами кисти рук на животе.
– Нет, эти стены не разрушить, товарищ полковник! – покачал головой лейтенант. – Их немцы бетонобойными снарядами за полгода не сокрушили! У нас столько боеприпасов, а тем более времени просто нет.
– Немцы? – удивлённо переспросил дьяк. – Фряжские?
– Да, я помню, – кивнул Смирнов, чем ещё больше поразил новгородца. – Геройская оборона была, пятьсот с лишним дней наши держались. Короче…
Держа перед собой полученный ещё в Москве план крепости, Андрей Валентинович присел на крестьянскую лавку. Для штаба полковник выбрал наиболее сохранившийся в пустой деревне дом.
– Тут другой подход будет нужен…
С наступлением сумерек Нотебург был окружён наблюдательными постами ангарцев, сменявшимися каждые два часа. Ближе к ночи в лагерь была приведена группа иззябших стрельцов – голодных и укутанных в какое-то тряпьё поверх кафтанов. Караул заметил их спешивающихся у леска и, вызвав подмогу, задержал стрельцов. К счастью, те на конфликт не шли, требуя лишь встречи с воеводой «онгарского войска».
– Как нацики под Сталинградом, – удивлённо говорили люди из первоангарцев, осматривая входивших в лагерь воинов. – Как дошли до жизни такой, братцы? Что случилось-то?
Бородачи непонимающе смотрели на румяных и сытых ангарцев, с подозрением косились на азиатов – тунгусов и бурят. Среди стрельцов был сотник, Иван Кобылин, он-то и поведал о том, что по государеву указу к Орешку пришёл отряд тихвинского воеводы Афанасия Ефремова.
– Для помочи во взятии Орешка, – сипло пояснил стрелец.
– Сколько вас числом? – подошёл Евгений Лопахин, заместитель полковника Смирнова в этом походе.
– Восемь сотен будет, – отвечал Иван. – Да мужички работные.
– Негусто, – усмехнувшись, оценил царскую милость Лопахин. – И где же ваше войско?
– В деревеньках, что в верстах двух и далее отсель будет. Нас Афанасий Михайлович и послал для догляду. Малец из крайней деревеньки говорил, свеи тут лес валят, а это… не они, – неуверенно закончил Кобылин.
– Ладно. – Евгений критически осмотрел осунувшиеся лица стрельцов. – Вам надо отдохнуть малость. Потом будем разговаривать.
Лопахин приказал отвести гостей в одну из тёплых изб, дабы те отогрелись и поели горячей каши, после чего направился к полковнику рассказать о вспомогательном отряде стрельцов, посланных Михаилом Фёдоровичем ангарцам.
– Почему у тебя и твоих воинов столь непотребный вид, сотник? – неожиданно строго спросил полковник у Кобылина сразу же после того, как ответил на приветствие стрельца, вошедшего в его избу.
– Так кафтанишки-то худые! А морозец в них так и пробирает до костей, – попытался оправдаться Иван.
– Отчего же не озаботились зимней одеждой?
– Воеводе нашему Афанасию Михайловичу Ефремову в государевой грамоте писано было, что-де войско его при онгарцах будет…
– Погоди, не понял! – оборвал его Смирнов, и Кобылин тут же замялся, увидев несказанно удивлённое выражение лица полковника. – Это на нашем довольствии, что ли? Мы же договаривались только насчёт вольно-наё… мужичков – они и будут на нашем кормлении.
Настала очередь удивляться Ивану. У сотника даже красные пятна на лице появились от сих вестей. Андрей Валентинович сразу же понял, о чём закручинился стрелец, – в девяностых самого Смирнова постоянно обуревали тяжкие думы о своевременной выплате скромного жалованья.
– Иван, мне воевода твой надобен – для разговора, – отвлёк от скорбных мыслей Кобылина полковник. – А о жалованье не беспокойся – всё будет.
– Воевода наш говорил о вас, онгарцах, и не раз. А слыхал он се… – тут сотник понизил голос, – от Никиты Самойловича Бельского.
– Вот как! – приподнял одну бровь Смирнов.
– Под Наровой он сейчас, – проговорил Иван. – Как Афанасий Михайлович прознал о службе своей скорой у Орешка, так он Никите Самойловичу отписал об сём. А тот весточку вам шлёт, но токмо письмецо евойное у воеводы Афанасия Михайловича при себе. Они с Никитой Самойловичем одно время в Себеже служили воеводами, а Ефремова-то в позапрошлом годе в Тихвин услали.
– Ну что же, Иван, завтра с утра за воеводой отправишься, – сказал Смирнов. – А пока ты мне про Орешек расскажешь да, что делали тут, поведаешь.
По словам Кобылина, на южном берегу Невы стрельцы появились в середине осени. Соваться под стены крепости Ефремов не стал, разделив свой отряд на две части. Первая, под началом самого толкового сотника, переправилась на северный берег немного ниже по течению реки. Остальное войско стало лагерем в трёх верстах от Орешка. В течение седмицы оба отряда сумели уничтожить дюжину дровосеков, самонадеянно вышедших из крепости на двух баркасах, а также перехватить небольшой обоз из десятка телег с сеном и снедью, шедший в Нотебург из Ниеншанца, и в скоротечном бою уничтожить небольшой отряд из двух десятков шведов, направлявшийся к Орешку, – среди них были, по словам сотника, попы лютеранской веры да служки. Причём этот отряд стрельцы избивали на виду крепостных стен. Начальник гарнизона Орешка, прознав о дерзких злодеяниях небольшого числом русского войска, один раз под утро переправил на берег около трёх сотен солдат под командованием умелых офицеров, и те попытались напасть на лагерь русских, видимый по дымам костров. Но после короткой перестрелки Ефремов увёл стрельцов, не желая доводить дело до прямого столкновения. Огрызаясь горячим свинцом, воины уходили на запад, а шведы, в свою очередь, не стали преследовать русских, опасаясь далеко отходить от Нотебурга.
До наступления зимних холодов стрельцы воеводы Ефремова ещё несколько раз успели вступить в схватки со шведами, нападая на небольшие отряды врага. Афанасий Михайлович даже спускался вниз по Неве до Канцев – шведской крепостицы Ниеншанц. Там, неожиданно для шведов атаковав из ближнего леса посад фортеции, стрельцы в скоротечном бою уничтожили до двух сотен шведов – и солдат, и поселенцев. Запалив чужие дома, ефремовцы, не дожидаясь схватки с гарнизоном Канцев, ушли восвояси, похватав что было можно утащить с собою, включая десяток девиц. Именно эти наглые действия московитов и вызвали скорый сбор ополчения в Выборге.
Ну а воевода Ефремов, потеряв четыре десятка стрельцов убитыми и умершими от ран, вернулся к Орешку, дабы встать тут на зимовку. Поиздержавшиеся провизией, свинцом и порохом, воины укрепились в трёх деревеньках и принялись ожидать обещанного им в Тихвине «войска онгарского». Именно оно и должно было осадить Орешек, а Ефремов должон быть при воеводе их, слушать его во всём. Для досмотру за онгарцами были при войске тихвинского воеводы и дьячки, загодя с самого Новагорода к Афанасию Михайловичу присланные.
