Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег

Так прошёл октябрь и ноябрь. От Базилио не было ни слуху ни духу. Дважды в Пирапью посылали Санчо, но тому не дали пообщаться с Франциско, уверив, что прогресс в излечении очевиден, и что вскоре он вернётся в семью. И вот уже настал декабрь, и терпение Лопеса иссякло. Он снова одолжил двуколку, но запряг не ленивого ослика, а нормальную лошадку, и доехал до Пирапью за день.

Подоспел он как раз к вечерней мессе, которую вёл брат, и, не скрываясь, зашёл в зал. Брат его, очевидно, заметил, судя по тому, как он сбился, когда читал очередной стих из Евангелия. Когда служба закончилась, он махнул рукой, зовя Карлоса проследовать за ним.

— Здравствуй, — просто сказал Базилио. — За сыном?

— Надеюсь, он жив? Ты его не сжёг на костре? — несмешно пошутил Карлос.

— Жив, — сухо ответил священник и уверенно зашагал к кельям.

Подойдя к одной из дверей, он остановился, собираясь что-то сказать, но, видимо, передумал и просто открыл дверь.

«Она не заперта, — отметил про себя Карлос. — Значит, брат больше демона не боится».

В полумраке кельи, в углу на табурете, сидел Франциско. Свет лампы в руке Базилио осветил лицо мальчишки, оставляя всё помещение в тени.

— Сын! — позвал Карлос. Но фигура оставалась неподвижной.

— Франциско, — повторил он, подошёл ближе и присел на корточки.

Ужас начал заполнять душу Карлоса Лопеса. Взгляд сына не выражал ничего. Он был абсолютно пустым, без проблеска узнавания или каких-либо эмоций. Он не реагировал на прикосновения и никак не отреагировал на объятия, в которые схватил его отец.

— Что ты с ним сделал? — глухо прорычал Карлос.

Базилио внешне был спокоен и отвечал ровно, без эмоций:

— Битва была тяжёлой. Демон заставлял твоего сына лгать и притворяться. Его не беспокоило, что будет с вместилищем, и оно пострадало.

Карлос гневно вперился в брата.

— В чём был виновен мой сын? За что ты сделал его таким?

— Такова была воля Господа. Как сказано в Евангелии от Петра: «Как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуйтесь». Его страдания полностью очистили его душу. Он сейчас для Господа нашего подобен ангелу.

Губы Карлоса дрожали от сдерживаемых слёз и богохульства. Он снова обнял сына и сильно прижал его к себе. А потом поднял на руки и понёс в бричку.

— Подожди до завтра, — предложил Базилио. — Темно уже.

— Ноги моей больше не будет в твоём доме.

При свете лампы и луны Карлос увидел то, чего не заметил в темноте кельи. На запястьях подростка были отчётливые отпечатки. С замиранием сердца Карлос задрал рубашку и увидел следы рубцов на коже. Из груди мужчины сам собой вырвался тихий рык. Он рывком усадил равнодушного сына в кузов брички и взялся запрягать лошадь, которую добрые францисканские братья уже выпрягли и поставили в стойло. Лошадка была недовольна тем, что её оторвали от кормушки и брыкалась. Но Лопесу надо было сорвать на ком-то свою злость, и коняшке не повезло.

— Он не всегда такой, — с неизменно непроницаемым лицом произнёс Базилио. — Как правило, он может вполне обслуживать себя и даже общаться. Но такие состояния, как сейчас, у него часты. Так что следи за ним. И если дух злой проявит себя ещё раз — дай знать.

Карлос затянул ремешки на недоуздке, расправил вожжи и уселся рядом с сыном. Из его души рвалось множество слов, но он волевым усилием заставил себя молчать. Он скажет всё, что надо, потом, когда разум его будет холодным и ясным. А пока темнота тропической ночи встретила его за воротами обители криками обезьян и запахами трав.

Луны едва хватало, чтобы различать ленту дороги перед собой. Через час показался знакомый мост над ручьём, где не так давно купались голые гуарани. Лопес свернул с дороги и направил бричку в знакомую деревушку. Перепуганная собачка тут же разбудила поселенцев, и многие любопытные жители выглянули посмотреть, что случилось. Увидев недавнего знакомца, все расслабились, а староста тут же увёл гостей в свой дом, где и предоставил место для сна.

Долго не мог уснуть Карлос. Он разнуздал лошадь, дал ей вволю пощипать сочной травы, а сам всё сидел и смотрел на Млечный Путь, мысленно вопрошая Бога.

Тот ничего не ответил.

* * *

Тихий ужас вполз в дом Лопесов. На глазах матери не просыхали слезы. Днем и ночью она винила себя в произошедшем, ибо она помнила, что сама настаивала на экзорцизме. Братья и сёстры смотрели на бесчувственного и неподвижного Франциско со страхом и непониманием. Вот именно сейчас он им казался одержимым демоном, а не тогда, когда делал игрушки и рассказывал новые, необычные сказки про мальчика-луковицу или про девочку унесенную ветром в волшебную страну.

С тяжёлым сердцем Карлос вернулся к своим заботам.

Спустя неделю подвернулся ещё один повод пошатать правящую хунту. На этот раз с помощью Убальды Гарсия де Франсия — незаконнорождённой дочери диктатора. Которую тот никогда не признавал официально, но всегда выделял из всех и баловал, насколько мог это делать столь бессердечный человек. Он даровал её матери свой старый дом в пригороде Асунсьона, местечке Ибирай.

Но одному члену хунты захотелось прибрать к рукам имущество Супремо, и двум женщинам велено было убираться из дома в течение пяти дней. Три уже прошли, и женщины не знали, что делать.

— Убальда, — усмехнулся Карлос. — У тебя же хорошие отношения со всеми, кто носит золотой гребень?

— Конечно, — удивилась Убальда, которая была негласной покровительницей всех парагвайских проституток.

Однажды, по молодости, она, не в силах утихомирить свою страсть, начала торговать своим телом чуть ли не на ступенях его резиденции, совершенно не стесняясь всемогущего Супремо. Наверное, это был своего рода бунт против отца, который отказался её признать. Ханжи тут же донесли ему, чем занимается его «служанка» — кем она числилась официально. На что Супремо, видимо, в пику недобитой тогда ещё испанской оппозиции, объявил, что проституция — это благородное и достойное занятие. И повелел всем дамам лёгкого поведения носить в качестве отличия золотой гребешок в волосах.

Цинизм распоряжения был в том, что такой гребень был традиционным знаком отличия благородных испанских дам, так что из их причёсок он исчез мгновенно. А девки ужасно веселились по поводу такого признания своей профессии, и Убальду чтили как свою покровительницу. Та уже давно перебесилась и не практиковала такой род заработка, но в памяти сестёр по опасному бизнесу по-прежнему жила.

— Я честно тебе скажу. Пока эти тупицы у власти, ни о какой законности можно и не мечтать, — улыбнувшись, продолжил мысль Карлос. — Но у тебя есть невероятная сила, способная их заставить себя уважать.

Карлос замолчал, наслаждаясь удивлением клиентки.

— Объясни ситуацию девочкам и попроси их прекратить обслуживание хунты и всех их подпевал. Всех вообще. Пусть тот, кто хочет платной любви, каждый раз произносит фразу: «Я не поддерживаю правительственный совет Ортиса». Вот увидишь. К тебе прибегут уже через пару дней с извинениями.

Убальда расхохоталась от всей души. Она даже запрокинула голову, и вся её пышная грудь ходила ходуном от хохота.

Отдышавшись и оттерев слёзы с покрасневшего лица, женщина поднялась из-за стола.

— Я сделаю именно так, как ты сказал. Спасибо, Карлос. Буду рада оказать тебе какую-нибудь услугу.

И она бросила на него характерный блудливый взгляд.

Карлос поднял ладони в шутливом испуге.

— Ты ничего мне не должна.

И тут в кабинет влетел Венансио и быстро оглядел все углы.

— Что случилось? — нахмурился отец.

— Франсиско пропал, — хлюпнул носом сын.

— Как пропал! — удивился отец, позабыв о клиентке. — Что ты такое говоришь?

— Он сидел под навесом, как всегда, а потом мы побежали за собакой, и когда вернулись, его уже не было.