Крест и полумесяц (СИ) - Агишев Руслан
До боли возмутило. Ведь этот оборванец, не один такой, решивший снова выйти на большую дорогу. Получается, все его прошлые усилия напрасны? Значит, снова будет литься кровь, вновь смуглые будут резать светловолосых? А для чего? Чтобы опять кто-то барыш с этого имел⁈ У Рината от этих мыслей в глаза потемнело. Так захотелось по скулящей роже грабителя врезать, что сил просто никаких не было сопротивляться. С трудом себя пересилил.
— Вставай. Свое барахло собирай, домой поедем, — тяжело выдыхая воздух, проговорил Ринат, пиная лежавшего. — Вставай, вставай, не скули. Вон в том курджуме[2] у меня запасная одежда. Себе возьми.
Не верящими глазами горец вытаскивал из мешка поношенные, но еще крепкие штаны, теплую шерстяную рубаху, пару стоптанных сапог. Быстро сорвав свое рванье, он переоделся и тут же рухнул на колени. Срывая голос, загнусил.
— Господин, господин, за что мне все это? Я ведь хотел ограбить тебя и убить. Я плохой мусульманин. Пророка поминаю лишь тогда, когда мне совсем худо. Да, меня резать нужно, как паршивую овцу! — катался в пыли горец. — Ибрагим плохой! Святого человека хотел убить! Плохой! Возьми нож, господин! Возьми! — он вытащил откуда-то остро заточенный кусок металла с обмотанной тканью рукоятью и протянул Ринату. — Возьми, господин! Режь Ибрагиму шею! — задрал подбородок к небу так, что обнажился грязный кадык на шее.
Медленно подойдя к нему, Ринат начал его поднимать. На него он уже не злился. Ярость, словно морская волна, накатила и схлынула, оставив после себя лишь опустошенность. Что было срываться на этого бедолагу? Он не враг ему. Он симптом той болезни, что поразила этот чертов мир. Бороться нужно не с этим доведенным до нищеты голодранцем, а с причиной всего этого. Корень зла нужно победить.
— Поднимайся… Как там тебя? Ибрагим? Вставай, Ибрагим! — несколько раз настойчиво позвал он валявшегося на земле горца. — Нас ждут серьезные и угодную Аллаху дела. Ты мне нужен. Ты нужен Господу.
Неподвижное тело горца дрогнуло. Через мгновение тот поднялся и повернулся к нему. Боже мой, что было с его лицом и глазами. Можно ли было описать словами то робкое дуновение надежды, которое исходило от него? Очень и очень сложно. Он смотрел так, словно перед ним открылись врата в Рай и его зовут пройти через них. В глазах было и неверие, и надежда, и страх. Все смешалось здесь.
Встретившись с этим взглядом, Ринат понял, что, похоже, обрел еще одного последователя. На него смотрел ярый неофит, поверивший в избранность имама Шамиля всей душой. Прикажи ему сейчас шагнуть в пропасть и он сделает это без единой тени сомнения на лице. На его губах будет играть улыбка. Как же иначе, ведь ему приказал сам имам Шамиль.
Все это и многое другое прочитал Ринат в глазах Ибрагима и… испугался.Ведь возле его ног лежала сила, с которой не справятся сабли, ружья и пушки. Это совершенно искренняя вера в его правоту, в его право определять жизнь и смерть других. Почти божественная сила оказывалась в его руках. Осталось лишь правильно ей распорядится.
С новым попутчиком путь назад оказался гораздо короче. В прошлый раз Ринат пробирался почти шестеро суток. В этот раз к тайнику со своей одеждой они добрались за неполные четверо суток. Чуть отдохнув, они снова отправились в путь, в родовое селение Шамиля.
В пути Ибрагим продолжал рассказывать Ринату о том, что происходило после его исчезновения. Получалось, что построенное им государство начало рассыпаться едва ли не сразу после его ухода. Назначенные им наибы почти сразу же затеяли свару, выясняя, кто важнее и имеет больше прав. В паре случаев дело дошло даже до стрельбы и поножовщины. Не все гладко было и среди рядовых горцев, вступивших в ряды его личной армии — мюридов. Им постоянно нужен был контакт со своим имамом, который был их знаменем. Его должны были видеть каждый день, слышать его проповеди, следовать за ним повсюду. Он для них был единственным авторитетом, которому следовало повиноваться. Иных они просто не признавали, что постепенно привело к вяло текущей анархии среди них.
Следы этой неопределенности были повсюду. Их встречали каменные завалы на перевалах и горных тропах, глубокие ямы с острыми кольями на дне, закрытые ворота селений. В воздухе царила настороженность и ожидание чего-то страшного. Несколько раз их даже обстреляли, видимо приняв за кого-то другого.
Спокойно вздохнуть они смогли лишь у ворот родового села. Здесь им точно ничто, и никто не угрожало.
— Он вернулся! Люди, он вернулся! — вдруг прорезал горный воздух чей-то радостный вопль. — Вернулся, вернулся, — уже скандировали десятки голосов. — Вернулся, вернулся, — к крикам присоединялись новые голоса.
Его узнали, облегченно выдохнул Ринат и приветственно покачал рукой.
Сразу же после благодарственного намаза он собрал старейшин и руководителей своих отрядов. После разговора со старейшинами селений, которые остались ему верны, выяснились несколько вещей, которые, по-хорошему, сводили на нет все добрые начинания Рината. Он делал ставку на беднейшую и многочисленную часть горцев — мелких ремесленников, кузнецов, земледельцев, скотоводов, купцов, которые тащили на себе «мирную» экономику Кавказа. Думал, мощными вливаниями денег и технологий, раскрутить местную экономику и поднять средний уровень жизни. При этом из его внимания совершенно ушла меньшая, но наиболее активная часть горского населения, которая буквально жила войной и получала с нее доход. Запрещая набеги на русские селения и укрепления, Ринат подрубал на корню всю их финансовую базу, ничего не предлагая взамен. Ему казалось, что его религиозный авторитет, как духовного лидера, сгладит все неровности. Зря казалось, как выяснилось.
Партия войны обиды не простила. Все запомнила и затаилась. Когда же настал удачный момент, нанесла свой удар. Едва хан Джавад поднял голову и вылез из своего убежища, со всего Кавказа к нему потянулись отчаянные абреки. Потирая руки и проклиная мир, они вспоминали старые добрые времена, когда можно было, ни на кого не оглядываясь, пойти в набег на русских. Причмокивая губами, рассказывали друг другу о покорной красоте русских наложниц, которая так ценилась у османских работорговцев; о хорошем оружии воинов белого царя, которое им сейчас очень бы даже пригодилось.
Теперь уже становилось абсолютно ясно, что просто так выкорчевать войну из жил горцев не удастся. Может быть со временем, но не сейчас. Этой части тех, кто десятилетиями ходил в набеги и не мыслил для себя иной жизни, Ринат в лице имама Шамиля ничего не дал и, даже не пообещал. Нужно было оставить какой-то канал для выплеска этой первобытной энергии Кавказа.
Огромной ошибкой было и то, что он Ринат не учел резкое падение доходов крупных работорговцев. Выступив резко против этой деятельности, по сути ломал экономический уклад целых поколений горцев, у которых вся жизнь была заточена именно на добычу и продажу рабов.
—…Война наша суть, господин, — оглаживая бороду говорил один из старейшин и остальные, соглашаясь, дружно закивали. — Так жили наши отцы и деды, отцы наших отцов и дедов, их отцы и их отцы. В этом наша сила… Мы воины и наши сыновья воины, и их сыновья будут воинами. По-другому здесь не выжить.
Во время разговора старейшин Ринат продолжал молчать, лихорадочно обдумывая создавшуюся ситуацию. Кавказ начинал реально полыхать огнем восстаний, грозя похерить все, что ему удалось достичь за прошедшее время. Ерзая на мягкая шкуре, он чувствовал себя пожарным, которые тушил один пожар за другим, но все равно не успевал остановиться распространение огня. Нужно было срочно придумать что-то радикальное, пока не начнут действовать его «мирные» проекты. Со временем, когда жизнь на Кавказе станет сытнее, завертится экономика и в его новых школах подрастут новые кадры, произойдет поворот. Сейчас же не учитывать фактор войны просто физически невозможно.
Только Ринат осознавал и другое. Как никто из живущих в этом времени, он понимал, что долго такая анархия на южных границах Российской империи не продлиться. Десятилетие и чуть больше она потерпит, поеживаясь почешет зудящие от уколов бока и, собравшись с силами, прихлопнет Кавказ вместе со всеми ханами, беками, свободой и гордостью. Ничего не разбирая жахнет со всей силы и ничего больше не останется. Кому от этого будет проще и легче? Сатане, что радуется каждой войне и вербует во время них новых воин для последнего сражения⁈Наверное, но точно не простому горцу и русскому солдату.
