Герман Романов - Лондон должен быть разрушен. Русский десант в Англию
— Я думаю, нужно начинать нашу десантную экспедицию незамедлительно, сир!
Гош внимательно посмотрел на императора, не понимая, почему тот молчит, хотя они все обговорили заблаговременно, а только задумчиво хмурит брови, о чем-то напряженно размышляя.
— Господин Первый консул прав: нам нечего ждать у моря погоды! Высадка состоится при любой…
Очнувшийся от размышлений Петр словно подвел черту под заседанием известным, но перефразированным футбольным изречением. Действительно, союзные войска вот уже два дня изнывали от нетерпения, находясь в пунктах посадки, и любое промедление могло сказаться на них негативно. Да и время подступило.
Петр считал, и не без причины, что именно последние дни июня наиболее благоприятны для свершений. Именно с того самого часа, когда он впервые оказался в теле императора Петра Федоровича, а потому старался приурочивать именно к этому периоду наиболее важные деяния.
— Господа генералы!
Петр внимательно посмотрел уже на своих подданных. Старик Суворов буквально ерзал на стуле от нетерпения, готовый вскочить в любую секунду и броситься навстречу «марсовым потехам». Войну старый фельдмаршал любил до полного самозабвения.
Таков же был сидящий рядом с ним Багратион, которому не суждено было стать фельдмаршалом. Горячий князь являлся превосходным тактиком, но никудышным стратегом, ибо кавказская кровь мешала ему сохранять хладнокровие и трезвость расчета.
А вот генерал-лейтенант Бонапартов, несмотря на то что являлся корсиканцем, смирил свою пылкую южную натуру, ни в чем не уступающую грузинской, и казался Петру словно сотканным из одних только математических формул.
«Вот кому я вручу армию после ухода Александра Васильевича! Чего уж тут, правду не скрыть — сейчас его последний поход. И только это удерживает в жизни… А как цель будет достигнута и Лондон падет к его ногам, так и сдаст наш старик, сильно сдаст!»
Петр скривил губы: осознание этого факта мучительное и горестное, но ничего поделать было нельзя.
Время безжалостно забирало старых соратников, и он чувствовал себя более в окружении подданных, чем друзей. И сейчас мысленно пожалел о том, что уже не может, как раньше, отправиться вместе со своими войсками прямо в логово извечного для России врага, а будет ждать хороших вестей на берегу.
Но тем и лучше!
Ни он, ни Гош ничем не свяжут Суворова, а уж лучший военный гений России за всю ее многовековую историю, не потерпевший ни одного поражения полководец не упустит своего…
Доггер-банка
— Нужно их догнать!
Юный король Густав возбужденно топнул ногой, не в силах смотреть на удаляющиеся по синей глади белые облачка парусов. То, что он недавно увидел собственными глазами, произвело на юношу неизгладимое впечатление. Хваленый британский флот позорно бежал, не выдержав сражения с подоспевшей на помощь русской эскадрой.
В коротком бою были потоплены два линкора «владычицы морей», а еще два, которые англичане бросили, догорели. Морские воды уже поглотили остовы кораблей, которые теперь навечно упокоились на песчаном дне, выставив из воды мачты как погребальные кресты.
Два года назад Густав искренне радовался, узнав о разгроме английской эскадры у Копенгагена. Известие было настолько ошеломляющим, что он просто не мог поверить в него.
Но сейчас, увидев, в каком состоянии находятся парусные корабли шведов и датчан, он умом понял, насколько опасны британцы, и то, с какой неожиданной легкостью их побили русские, перевернуло все его представления о морских сражениях.
— Ваше величество, чтобы догнать британцев, нам нужно дать полный ход, а это приведет к преждевременному исчерпанию угольных ям!
Капитан второго ранга Василий Михайлович Головнин, еще молодой, не достигший тридцатилетнего рубежа, но уже знающий и опытный морской офицер, с такой отеческой улыбкой смотрел на юного монарха, что Густав моментально сник.
— Да-да, я помню… Задача адмирала Сенявина состоит в том, чтобы привести эскадру и транспорты в Дувр…
— Вот видите, ваше величество! Поэтому военные, и моряки в особенности, должны всегда помнить о приказе, данном им, и о дисциплине, на которой держится и флот, и армия!
— Но мой «Ретвизан» не сражался! Почему? Ведь его пушки были бы не лишними в этом сражении!
Король исподлобья глянул на офицера, крепко сцепив пальцы на эфесе своей знаменитой шпаги, с которой он не расставался даже на миг. Каждый раз, вынимая серебристую сталь из ножен, он ощущал идущую от нее силу. Какое уж тут расставание с подарком великого Карла!
— А что касается «Ретвизана», ваше величество, его задача, как и других трех кораблей, охранять транспорты. К тому же наши команды недостаточно обучены, хотя шведы прекрасные моряки!
— Да-да, я понимаю!
Густав угрюмо засопел: он не считал себя моряком и, как его великий предок, хотел воевать только со шпагой в руке, чувствуя под ногами твердую гладь земли, а не раскачивающуюся из стороны в сторону палубу.
К тому же корабли шли не только под белыми парусами, но и с работающей паровой машиной, которую не только он, но и многие молодые шведские моряки поначалу принимали за огнедышащего дракона из сказок.
Густав сделал зарубку в своей памяти: не только изучить паровую машину до последней железки, но стать самым прилежным учеником своего русского флаг-офицера, приставленного дедом, который выполнял еще и функции командора на небольшом союзном, всего из четырех кораблей, линейном отряде.
— Не огорчайтесь, ваше величество, в проливе нас ждут англичане, и новый бой с ними обязательно будет! Вас ждет в Кале император Петр Федорович, ваш дед, а от него вы можете узнать гораздо больше о войне, чем могу поведать я, ваш покорный слуга!
Трафальгар
Корабельный гардемарин Михаил Лазарев, совсем еще юный, шестнадцати лет от роду, безусый юноша, пристально рассматривал чуть видимую на горизонте угловатую кромку земли.
Где-то уже недалеко был загадочный Кадис, главная база испанского флота, куда поспешала вышедшая из Мальты русская эскадра адмирала Ушакова, состоящая из двух десятков паровых кораблей, девять из которых были линкорами.
Заветный Кадис был, по сути, настежь открытыми воротами в Атлантику, куда вот уже несколько столетий отправлялись корабли.
Новый Свет манил моряков, флибустьеров, конкистадоров и прочих любителей приключений, притягивал со страшной силой своими рассказами о невиданном ранее обогащении, о путях в сказочную страну Эльдорадо, в которой, по слухам, удалось побывать немногим счастливчикам.
— И вот я здесь!
Посмотрев на пустынное море, чуть усмехнулся гардемарин. Еще год назад, будучи кадетом только что открытого Черноморского корпуса, он и не мечтал так скоро побывать в боевом походе, но осенью его перевели в гардемарины, и вот теперь, направленный на годичную морскую практику, он получил повышение и стал «корабельным».
Перед глазами в розовом тумане поплыли миражи стран и городов, в которых Лазарев уже побывал на своем пока коротком жизненном пути. Он видел зеленые оливы в Пирее, и легендарный остров Саламин, где когда-то греческий флот Фемистокла разгромил персидскую армаду Ксеркса, и величественный языческий храм в Афинах, посвященный воительнице Палладе, который поражал своей величиной даже видавших виды скептиков. Такова была Древняя Греция во времена своих бессмертных героев, чьи имена уже стали достоянием истории.
Побывали русские моряки и в Чесменской бухте, в которой русский флот одержал две выдающиеся победы над турками и англичанами. Лазарев хорошо запомнил то чувство невыразимой гордости, что он русский моряк, и это навечно отпечаталось в душе юноши.
Прав был великий император, когда сказал: «Помилуй Бог, но я русский!» И это чувство сопричастности к великим свершениям Михаил всячески берег в себе с того дня, когда разглядывал легендарный Константинополь — русский Царьград, — и любовался Святой Софией, что была снова осенена православным крестом.
В этом величественном соборе он впервые не сдержал слез и, как заклятие, читал строчку из приказа, что отдал Петр Федорович по армии и флоту: «Имя русское держать честно и грозно!»
Весь поход юный гардемарин мечтал участвовать в битве и, может быть, совершить подвиг. Михаил даже представил, как в клубах дыма и пламени он с саблей в руках ведет матросов на абордаж и первым врывается на палубу ненавистного «британца», а там…
Гибралтар
— А мы не будем торопиться, ваше императорское высочество, ибо поспешишь — людей насмешишь!
— Я согласен с вами, Михаил Илларионович!
Царь московский Александр Петрович только усмехнулся, слушая старого фельдмаршала, известного своей тучностью, но еще более хитростью и истинно византийским коварством.
