Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
Я понимаю, ты её сейчас со мной сравниваешь, – проявила Вяземская специфическую проницательность. – Сразу скажу: успокойся. Я теперь таких заданий выполнять не буду. Да и некому их больше отдавать. Если не передумаешь – в отставку подам, только мы вдвоем будем решать, что мне делать, чего не делать. Заметил – при всей своей «подготовке» с тобой я не легла. Хватило урока с пистолетом. Теперь – только когда ты с меня фату и белое платье снимешь. О другом и не думай. По рукам получишь как минимум. А за Герту не беспокойся.
Мятлев обернулся, сияя улыбкой. Очередная цитата вспомнилась Ляхову: «Тихоокеанский закат освещал их лучезарно-пьяные хари»[147]. Здесь закат был московский, остальное – очень похоже.
– Спасибо, друзья. Хорошо, что вы меня заранее не предупредили, а то бы я, чего доброго или недоброго, сопротивляться начал, в сомнения впадать. А раз уже всё так – давайте пользоваться случаем. Я по оперативной необходимости минимум сутки свободен.
«Что же я с тобой сутки делать буду? – подумал Вадим. – А впрочем, пойдёт. До полуночи по столице погуляем, с утра, чтобы сохранить видимость служебных занятий, какую-нибудь бумагу составим, о согласии на сотрудничество при полном непротивлении сторон, не имеющую юридической, но с большой моральной силой».
Чтобы сразу ввести гостя в текущие жизненные реалии, а заодно и освежить для будущих впечатлений, он остановил идущее в редком потоке машин (как в Москве тридцать лет назад) длинное такси-кабриолет. Лицензионная копия «Паккарда» девяностого девятого года.
За три часа они объехали город по Садовому кольцу, в отличие от предыдущей реальности сплошь обсаженному вековыми деревьями, всего лишь четырёхполосному, с прогулочной аллеей посередине. Поднялись на Воробьёвы горы, полюбовались панорамой города без «сталинских» и прочих высоток, зато с пресловутыми «сорока сороками» церквей и колоколен, среди которых и «Иван Великий» не так уж выделялся.
Мятлев не переставал восхищаться, адресуясь исключительно к Герте, по его мнению – аборигенке. Она не спорила, но конкретностей на всякий случай избегала.
И она, и Людмила всё время посматривали по сторонам, фиксируя, как к их слишком смелым, для другой реальности приспособленным нарядам относятся окружающие. С интересом относились, безусловно, да и то не поймёшь, сами платья их удивляли или девушки, скорее полураздетые, чем одетые, по здешним меркам. В общем, ажиотажа ничуть не больше вызвали, чем в советское время какие-нибудь французские актрисы, гости Московского кинофестиваля. Наверняка многие девицы их возраста, да и лет на десять старше, постарались запечатлеть в памяти и покрой платьев, и материал, и высоту «шпилек», чтобы завтра же кинуться к знакомым портнихам и в модные магазины.
Когда, наконец, окончательно стемнело, они отпустили такси на Триумфальной площади. Пешком прошлись по нарядной Тверской, хотя в этом мире она главной улицей не считалась. Вся шикарная жизнь сосредоточена в секторе между нею, Лубянкой и Красной площадью. А самые дорогие и модные заведения – на Петровке, Кузнецком мосту, Неглинной и в прилегающих переулках.
Мятлев успел как следует проветриться, да и проголодаться, пообедать он прошлый раз толком не успел, увлечённый дискуссией и выпивкой с Ляховым, а более всего – Гертой.
– Где бы нам устроиться? – риторически вопросил он Вадима и сам ответил: – А вот можно и здесь, – он указал на открытую веранду ресторана между гостиницей «Метрополь» и стеной Китай-города. – Что удивительно – совсем почти всё как в моей молодости, почти ничего не изменилось. Только намного лучше. Пойдёт? – И вдруг забеспокоился: – Как у нас с деньгами? Я, сами понимаете, – пас.
– Сегодня Люда банкует, – успокоил его Вадим. – У неё здешних денег больше, чем у меня наших.
Под хороший «живой» оркестр, составленный из пяти девушек в белых костюмах и ударника в чёрном смокинге, Мятлев снова то и дело приглашал потанцевать Людмилу и Герту по очереди, чтобы никому из них не обидно было и, наверное, чтобы «почувствовать разницу». Странно, что при почти одинаковых формах и сравнимой красоте лиц Вяземская вызывала у него чисто эстетические чувства, Витгефт же – возбуждала всё сильнее и сильнее. Почти что уже до неприличия.
Ляхов никогда особенно не увлекался танцами, особенно в общественных местах, поэтому чаще оставался за столиком. Заодно и получал возможность поговорить то с одной, то с другой напарницей без свидетелей.
Когда Мятлев (а уж он-то танцевал высококлассно) повлёк Вяземскую на очередное танго, Вадим ровным, но отчётливо командирским голосом сказал Герте, что она вправе вести себя, как считает нужным, но задание остаётся в силе, и, если что, он вправе её отстранить. А дальше пусть со своим начальством разбирается.
Та не возмутилась его словам и даже не обиделась.
– Вадим Петрович, вы говорите совершенно не о том. Задание я получила, как его наилучшим образом выполнить – моё дело. Ближайшая цель – убедить «объект акции» работать на вас, окончательно забыв о «долге» перед своим Президентом. Будет исполнено. Можете не спрашивать, как я это сделаю, если не потребует «оперативная необходимость». А влюбляться, и уж тем более изменять присяге я не собираюсь. Даже вы гораздо больше в моём вкусе, чем Леонид Ефимович.
– Молодец, подпоручик, – рассмеялся Ляхов, наливая ей шампанского. – «Даже вы» – хорошо звучит. Особенно когда вспомню, как ты меня своим мощным телом от осколков прикрыла.
Натанцевавшись, перешли к анекдотам, рассказывать которые и Вадим, и Мятлев были большие мастера. Девушек, даже не слишком приличные (лишь бы смешные), приводили в истинный восторг. Главное – это был юмор другого мира, куда более остроумный и терпкий, чем им доводилось слышать раньше. Ляхов объяснил, что в значительной мере именно способность острить и смеяться над чем угодно и в любых обстоятельствах позволила их народу пережить то, что для любого другого было бы вообще непереживаемо.
Завершать мероприятие собрались уже за полночь. Контрразведчик словно бы не проявлял никакого интереса к тому, что будет дальше. Видимо, решил полностью довериться своим новым друзьям, а заодно и кое-какую дополнительную информацию получить, и фактическую, о нравах и обычаях местной жизни, и психологическую, касающуюся Фёста и девушек.
«Будет тебе информация, – подумал Вадим, сразу разгадавший тактику Мятлева. – Куда мы тебя, на твой взгляд, определить можем? В отель – едва ли. С гостями так не поступают, здесь пусть и другая страна, но не Германия. Значит, рассчитываешь, на квартиру пригласим. Вопрос – на чью? К кому-то из девушек – едва ли. Ты знаешь, что обе они – офицеры в невысоких чинах, апартаментами, позволяющими без проблем разместить у себя постороннего мужчину, наверняка обзавестись не успели. Остаюсь я. Вот ты сразу и узнаешь, как здесь «перебежчиков» благодарят, да и адресок на всякий случай запомнишь…
Будь сейчас другие обстоятельства, правильнее всего – перекинуть Мятлева обратно, дружески попрощаться, поблагодарив за приятно проведённое время. Герте – «сделать поклоннику глазки», тонко намекнуть, что не откажется от следующего свидания. И пусть отправляется ночевать домой, в объятия жены, заодно и дозревает.
Но сейчас приходится форсировать ситуацию, не выпуская добычу из рук. Кто может знать, что за следующие сутки случится с клиентом и с ним самим? Вплоть до самой нелепой случайности, вроде вылетевшего на красный светофор придурка в «Лексусе» с «красивыми номерами». Или – более агрессивные коллеги проделают с ним то, что дон Рэба с братом Абой и отцом Цупиком[148]. Всем – хоть прогрессорам, хоть контрпрогрессорам подобных вариантов следует опасаться. Коридоры Лубянки или коридоры «Министерства охраны короны» – не один ли чёрт для тех, кого по ним грубо волокут или даже вежливо ведут?»
– Ну так что, – обратился он к подругам, – ко мне, что ли, пойдём? Время детское, ещё и «тридцаточку» расписать можем. – Мнения Леонида он не спрашивал, раз в гостях – делай, что скажут.
– Неужто, барышни, вы и в преф играете? – недоверчиво восхитился Мятлев.
– Как каждый уважающий себя офицер, – гордо ответила Людмила, а Вадим добавил:
– И тебя, раз ты у нас генерал, на одних девятерных разденут[149].
– Так я что, я с удовольствием…
Весёлая компания отправилась, никуда не спеша, через Театральную площадь, по залитой светом фонарей и реклам, заполненной гуляющей публикой Петровке на Столешников. Ляхов ничем не рисковал, в этом мире Контрразведчику совершенно всё равно, где квартирует его будущий «фронткамрад»[150], а вот как – пусть полюбуется. То, что оттуда можно почти свободно, как через турникет метро, переходить в их общую реальность, он сообщать не собирался.
