Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
Но Мятлев-то – почти вельтмейстер в этом деле. Шар подтвердил наличие у генерала более полусотни чрезвычайно активных любовниц, и это уже после женитьбы. Получить «установочные данные» и фотографии каждой при необходимости труда не составляло.
Забавно Фёсту было наблюдать, дураком прикидываясь и, как бы между делом, демонстративно напиваясь, как настоящие «казановы» к «сестричкам нашим меньшим» подъезжать наловчились.
– Извините, Герта, – с лицом суровым, исполненным подозрительности и недоверия, начал Леонид. – Минутой назад наш общий друг Вадим заявил, что вы знаете наизусть всю классическую японскую поэзию…
Чтобы эта фраза не прозвучала слишком жёстко и обязывающее, Мятлев обернулся, махнул рукой официантке, на столе, мол, не хватает…
И опять обратился к Герте:
– Ни в коем случае не сомневаясь в ваших способностях и познаниях, я позволил себе выразить недоверие Вадиму. Наш друг склонен к преувеличениям, пусть и из самых лучших чувств. Вам двадцать лет? – будто между прочим спросил генерал и краем глаза заглянул соседке за вырез платья. Ничего там особенного увидеть было невозможно: верхняя кружевная кромка бежевой «Анжелики» прикрывала именно то, что скромные девушки считают нужным скрывать.
– Двадцать три! – почти с вызовом ответила Герта. Счастливый она переживала возраст, когда приятнее прибавлять себе годы, чем убавлять.
– Чудесно! – воскликнул Леонид. – «Девушки в цвету», как писал Марсель Пруст. Двадцать два – двадцать пять – восхитительный, ни с каким другим не сравнимый возраст!
«Неплохо сказано, – подумал Фёст. – Давай, механик, крути машину дальше!»
– Прости, Леонид, именно о доскональном знании Гертой японской поэзии я не говорил. О европейской – да. А здесь уже твой передёрг. Платить не стану, сразу предупреждаю.
Впрочем, стратегически Ляхов выигрывал в любом случае.
– Нет-нет, девушки, я готов спорить. Он сказал, что вы Басё знаете. Однако не верю я Вадиму. Вы – и японская поэзия?! При ваших манерах вкусы должны быть совсем другими. Ну, давайте проверим, к посрамлению нашего друга, конечно. Вас не касается. Он наговорил лишнего, он и ответит. Вадим поставил бутылку лучшего здесь коньяка. Я отвечаю двумя.
– И что? – спросила Вяземская, естественно заинтересованная, чтобы её суженый не проиграл будущие семейные деньги.
– Пусть Герта прочтёт мне что-нибудь японское, связанное с нашим неожиданным знакомством… Знаете, есть там у них обычай обмениваться стихами по случаю…
Мятлев произнёс эту рассчитанную на безусловное поражение Ляхова и самой Герты фразу с мало скрываемым торжеством. Ничего ведь не придумает, а он уже приготовил в уме пару хокку с соответствующим прозаическим сопровождением, одновременно и примиряющим его с девушкой, и чуть-чуть, но унижающим Вадима. Нужно ведь подравнивать шансы?
Герта, делая вид, что глубоко затягивается длинной и тонкой сигаретой, на самом деле только в рот набрав дыма, медленно выпустила его носом. Исключительно «для понта», как здесь говорится, при этом став изумительно похожей на эпизодическую актрису, точно так же курившую длинную папиросу в белом Севастополе накануне эвакуации, в фильме «Хождение по мукам». Улыбнулась так, что у простого человека мороз бы по спине пробежал, а Мятлев возбудился совершенно непристойным для взрослого человека образом.
– Японское? Прочту, – снова усмехнулась она.
И тут же, без малейшей паузы, произнесла с нужными интонациями:
– О, радостный миг! —
Наверно, подумал каждый,
Кто ждал во тьме.
Взошла над зубцами гор
Осенней ночи луна.
Слегка задумалась, уперев взгляд прямо в глаза ошарашенному точным попаданием текста в ситуацию Мятлева, прочитала ещё одну танку:
Гляжу без конца,
Но это не может быть правдой.
Не верю глазам.
Для ночи, для нашего мира
Слишком ярко горит луна.
Не вставая с места и почти не двигаясь, выражением лица и лёгким жестом изобразила, будто ничтожнейшая из гейш в восхищении шепчет своему сегодняшнему господину прославляющие его слова. А «луна» в японской традиции как раз и обозначала нечто прекрасное, одновременно недоступное и восхитительное.
Ляхов победно улыбнулся, словно действительно выиграл дорогой коньяк (а что, сам назвался, пусть и ставит, перед дамами лицо терять не захочет), Вяземская чуть дрогнула уголками губ, довольная, что всё идёт как надо. Герта, перестав быть гейшей, вернула себе абсолютно нейтральное лицо, с каким в строю ожидают команду: «Равняйсь! Смирно!»
Мятлев вздрагивающей рукой разлил всем шампанского, не ожидая, когда это сделает официантка.
– Ещё, Герта, прочитайте что-нибудь ещё, но в другой тональности.
Даже Вадим не понял, действительно ли так его потрясли декламаторские способности баронессы или он отыгрывает этюд «восхищённый поклонник»?
Герта улыбнулась совершенно очаровательно. Если б это сделала другая девушка и на неё, полуоткрыв рот смотрел бы не этот человек, вполне можно было подумать, что тайное соприкосновение душ состоялось.
Но хокку, произнесённое ей, как-то не совпало с предыдущим.
Вот причуды знатока.
На цветок без аромата
Сел мотылёк.
«Теперь, господин генерал, как хотите, так и понимайте. Ну Герта, какой ты молодец! Я б тебя инструктировал, и то так не угадал…»
Генерал всё понимал правильно. Хитёр он был от природы и по должности, предлагая девушке посоревноваться именно в японской классике. Её-то Мятлев изучил напрожог, ещё в студенческие годы, сначала просто для собственного удовольствия, а потом оказалось – и в личной жизни, и в служебной деятельности очень пригодилось. Прав был Карл Маркс, заявив когда-то: «Не бывает бесполезных знаний».
Он сделал задумчиво-печальные глаза, прищурился, улыбочку изобразил и стал вдруг очень похож на самурая, культурно отдыхающего между походами на веранде своего родового замка из рисовой бумаги.
Перед вишней в цвету
Померкла в облачной дымке
Пристыженная луна.
Раз началось состязание, посторонним вмешиваться не положено, и Людмила только взглядом сообщила Ляхову, что происходящее ей нравится.
Пируют в дни расцвета вишен.
Но мутное вино моё бело.
Но с шелухою рис мой чёрный.
Сделавшись тоже немного похожей на японку умелой гримасой, Герта печально вздохнула.
Вадим с Людмилой снова переглянулись. И оба посмотрели на Мятлева.
– Девушка, – взмахнул он рукой в сторону официантки. – Что там у вас на заветной полке в углу? «Курвуазье»? Принесите два, то есть две бутылки, я хочу сказать. «Пусть проигравший платит, кляня свою судьбу!»
Однако сам он проигравшим и плачущим не выглядел, совсем наоборот. Карта ему явно пошла.
– Ох и напьёмся сегодня на генеральский счёт, – радостно сказал Ляхов, потирая руки. Кто в этой игре выигрывал, так именно он. Только вообразить, как тщательно приготовил и снарядил ловушку Мятлев. Именно на себя.
А тот не успокаивался:
К утренним вьюнкам
Летит с печальным звоном
Слабеющий москит.
Совсем короткая пауза. Что же сейчас придумает сощурившая глаза и сложившая руки перед грудью прибалтийская красавица? Вадим, выучивший когда-то наизусть всего десяток хокку, знал, что умельцы могут состязаться часами, перебрасываясь сжатыми до нейтронной плотности мыслями и эмоциями.
Надо же, нашла. Да ещё с каким подтекстом! Будто телепатически прочитала замысел Фёста.
Молись о лучших днях!
На зимнее дерево сливы
Будь сердцем похож.
Мятлеву пришлось сделать передышку, все выпили по рюмке честно проигранного им коньяку, и тут же его осенило:
Уж осени конец.
Не верит в будущие дни
Зелёный мандарин.
Но Герта была наготове. Будто перед её глазами прокручивался бесконечный свиток каллиграфически вычерченных иероглифов.
Повернись ко мне!
Я тоскую тоже
Осенью глухой.
Леонид Ефимович поднял руки. Не сдаваясь окончательно, но только потому, что счёл «первоначальную задачу» выполненной. После таких слов следует сделать оперативную паузу, привести в порядок войска и амуницию и уже потом переходить к «последующей задаче».
Глава четырнадцатая
Фёст отбыл из Москвы на Урал вскоре после встречи с Мятлевым в полной уверенности, что отныне может рассчитывать на его поддержку. Ляхову не казалось очень сложным совместными усилиями Контрразведчика и его друзей убедить Президента просто посмотреть на результаты «натурного эксперимента», оставив судьбоносные решения на потом. Тем более есть такое понятие – «свершившийся факт» (в данном случае – прошедший сквозь тоннель поезд, хоть пассажирский, хоть товарный, но – оттуда), перед которым отступают любые теоретические построения, самые высокоумные и взвешенные.
