Алексей Кулаков - Промышленникъ
Вместе с ответом шелестнул очередной листок.
— Но транссибирская магистраль уже строится, и я нахожу крайне привлекательным подряд на Кругобайкальский участок.
Игнорируя странный взгляд чиновника, князь доверительно поделился:
— Всегда хотелось попробовать свои силы в прокладке тоннелей. И компаньон мой, господин Нечаев, желает того же самого — он, кстати, ко всему прочему еще и отменный мостостроитель.
— Ну и последнее. Возможно, этот вопрос покажется вам немного странным, но все же — как вы думаете, принесло бы пользу введение небольшого налога на ввоз дешевого охотничьего оружия иностранных производителей? Года через два-три.
Витте неопределенно пожал плечами.
— В нашей жизни возможно все, дорогой Александр Яковлевич.
— Несомненно.
Собеседники еще немного поговорили, обсуждая возможные превратности судьбы на примере отдельных представителей аристократического сообщества, затем посетитель ушел, а хозяин кабинета и министерства остался. Отмахнувшись от помощника и приказав не беспокоить его ближайшие четверть часа, Сергей Юльевич открыл блокнот, так и оставленный рассеянным князем на столе, и начал листать.
— Так. Так!.. Недурно.
На пятой странице его взгляд просто залип, раз за разом пересчитывая нули. Хотя там и считать-то нечего было, всего шесть, с предваряющей их троечкой. А на седьмой — двоечкой, и все с тем же количеством аккуратно выведенных ноликов. Три миллиона и два — хорошие, очень гармоничные суммы. А выраженные в виде банкнот, они и вовсе приобретали глубинный, просто невероятно прекрасный смысл. Притом что были и другие странички, с другими циферками — не такими четко определенными, но тем не менее. Тоже очень даже ничего!
— Да-с! День сегодня определенно хорош…
И кто говорил, что "сестрорецкого затворника" трудно понять? Очень даже можно. Да и не такой уж он и затворник — чтобы знать кое-какие сплетни, надо буквально жить в столице, постоянно вращаясь в высших кругах. И деловой стиль у него ничуть не странный, а вполне даже обычный. Вот только не для тихой и патриархальной империи, а для энергичных и стремительно развивающихся Североамериканских штатов. Ну, так и что с того, если русский аристократ перенял кое-что хорошее за границей?
Тихое поскребывание по двери отвлекло министра путей сообщения от важных размышлений — все же его помощник свое дело знал отменно, и застаиваться в ожидании просителям-посетителям не давал. Тихо зашел, ровно на пятнадцатой минуте указанного срока, четко кивнул, увидев разрешение продолжить прием, вышел — а Сергей Юльевич Витте, убирая блокнот во внутренний карман вицмундира, мимолетно улыбнулся.
Определенно, и день неплохой, и жизнь потихоньку налаживается…
***
Жарким, но отнюдь не солнечным днем, когда время уже изрядно перевалило за полдень, из темных и прохладных глубин фабричного складского комплекса вышел господин Долгин. В руке у него был небольшой, плоский, и очень стильно выглядевший чемоданчик, на лице лежала печать некоего предвкушения, а во рту дымилась тонкая ароматная сигарилла — как и командир, он курил редко и исключительно для собственного удовольствия. А еще, как правило, после сытного обеда — и в этот раз все условия были выполнены. Впрочем, тоненький цилиндрик с ароматом ванили не успел прогореть и наполовину, как был безжалостно выброшен, а потом еще и растерт каблуком сапога по глинистой земле фабричного стрелкового полигона. Беззвучно расстегнулись два замочка, откинулась крышка — и Григорий, тихонько насвистывая довольно-таки невнятную мелодию, принялся за сборочные работы. Уперся в стойку изогнутый кусок дерева, на него прищёлкнулась одна железяка, другая, к ним привинтилась третья… И как-то так вдруг оказалось, что он держит в руках небольшой карабин, с непропорционально толстым стволом. Впрочем, калибр у ствола было вполне маленьким — как раз под револьверную пулю армейского Смит-Вессона. А вот гильзы опять были нестандартными, длиной в сорок пять миллиметров, так что по размерам они скорее смахивали на винтовочные. Если бы не отсутствие закраины и присутствие проточки. Ни пистолетные, ни винтовочные, ни револьверные — непонятно что, очередная придумка Валентина Ивановича Греве. Впрочем, господин главный инспектор в такие высокие материи не углублялся, с него достаточно было и того, что сей агрегат исправно работает. Так что он спокойно набил сразу четыре магазина, вставил первую, и без особой спешки отстрелялся с открытого прицела по мишени, расположенной на стометровом рубеже.
Чпок! Чпок! Чпок! Чпок! Чпок! Чпок! Чпок!..
Ненадолго прервался, разглядывая в монокуляр хорошенько издырявленную "голову" мишени, довольно хмыкнул, одновременно подкручивая кончики усов, и закрепил полученный результат остальными тремя магазинами. Опять монокуляр, поглаживание усов, набивка магазинов… Только на сей раз предстояло "обидеть" мишень на стопятидесятиметровой отметке, так что к карабину добавилась новая деталь — из чемоданчика появилась длинная трубка оптического прицела, чуть-чуть проехалась кронштейном по коротенькой направляющей планке Агренева, и щелкнула, окончательно становясь на свое законное место.
— Ну-с, приступим.
— Григорий Дмитрич!
Стрелок вздохнул, беззлобно помянул чью-то мать и повернулся на зов, спокойно поджидая приближающегося вестового:
— Ну чего опять стряслось? Или вы там уже и полчаса без меня прожить не можете, ироды?
Запыхавшийся от быстрого бега охранник несколько раз откусил воздух, и почти без остановки выпалил:
— С проходной номер два звонили, просят вас срочно подойти!
— Так, оружие и чемоданчик ко мне в кабинет. Лично отвечаешь!
Теперь уже сам Долгин побежал — правда, только до ворот полигона. Если спешащий со всех ног охранник — дело в общем-то для всех вполне привычное, то главный инспектор своим забегом вызовет как минимум волну пересудов. Так что широкий шаг и невозмутимое спокойствие на лице. А еще множество догадок и предположений, теснящихся в голове. Проходная номер два располагалась в самом начале того самого поселка, в коем проживало все фабричное (и не только) начальство, охрана там была опытная, и по пустякам его дергать не стала. Командир с утра сильно хмурый был, обмолвился, что весточка пришла про дочку. Вроде как простыла. Герт из столицы должен был вернуться… Неужели опять напали? Или кто-то из поднадзорных "дятлов"-осведомителей что-то почуял и умудрился сбежать?! Короче, как он проделал весь путь до нужного коттеджа, Григорий потом так и не вспомнил — главное, что сделал это быстро, а остальное ерунда.
— Докладывай.
— Где-то с полчаса назад нам послышалось, как будто кто окошко выхлестнул.
Старший охранник показал, откуда именно донесся подозрительный звук — из коттеджа хозяина фабрики, со второго этажа. Даже конкретное место можно было угадать, не особо напрягаясь: то самое, где окно щерилось крупными осколками стекла. От таких новостей главный инспектор мгновенно напрягся, готовый бежать и стрелять.
— Это изнутри, бутылкой. Мы до Глафиры — мол, так и так, что у тебя в хозяйстве-то творится? А она толком и ответить не смогла, испуганная какая-то. Ну, мы службу знаем, я сразу вестового к вам, а сам поднялся до кабинета, да тихонечко посмотрел — командир спокойно себе сидит, жив и здоров. Даже вроде спит, прямо в кресле. Я на всякий случай экономку поскрестись в дверь отправил, узнать, все ли в порядке — так он даже не просыпаясь так рыкнул, что не приведи господь! Ну, мы вниз, и вас ждать. Вот.
— Благодарю за службу.
— Рад стараться, вашбродь!
Дверь в дом оказалась незапертой, а Глафира Несторовна и впрямь была слегка напугана — такая бледность на лице для нее обычно была не характерна. Увидев того, кто точно знает — что делать и как быть, женщина едва не расплакалась от охватившего ее облегчения. Сразу соваться к другу Григорий не стал, предпочел прояснить обстановку. А то мало ли?..
— Докладыва… Тьфу! Рассказывай, что знаешь.
В изложении экономки события, превратившие всегда выдержанного, вежливого и очень доброжелательного к прислуге хозяина в гневного демона, начинались с визита господина Лунева. Вернее, с его отбытия — примерно через полтора часа после оного она услышала громкий шум и треск из гимнастического зала. Подумала, что шалит малолетняя воспитанница Хозяина, зашла навести порядок… Все, на этом осмысленная часть повествования закончилась. И начались обильные слезы, перемежаемые невнятными всхлипами:
— Как глянет!.. А глаза-то бешеные! Я думала, на месте прибьет. А в зале-то, господи, ужас какой! Потом раз, и стекло посыпалось!.. Григорий Дмитрич, это что же это, а?
— А ну-ка цыц! Руки по швам, грудь вперед!
Непривычная к таким утешительным словам, бедная женщина сначала выполнила команду, и только потом поняла, что именно от нее требуют.
