Борис Батыршин - Мартовские колокола
— Дяденьки! Они туда поехали, во двор с ружьями, а у одного даже автомат! На мотоциклах! Пойдёмте, я покажу!
— Кто? Это ты полицию вызвал, парень? Да говори ты толком!..
— Их много! С оружием!
— В чем дело, малый? Да ты иди сюда, не боись…
«…олень прибежал первый, спасаясь от смерти и прыгнул раньше, чем Маленький Народ заметил его и собрался для убийства. Надо точно рассчитать прыжок, и тогда…»
«Главное — чтобы они кинулись за ним сразу. Иначе не попадут в портал — и всё будет зря. Тогда останется только барабан с шестью пулями.»
Полицейский приблидается — крепкий, высокий, в бронежилете… еще два шага, и дотянется рукой, схватит!
«Маугли увидел, как позади него потемнел воздух; внизу же, далеко перед ним, блеснула река… Бесхвостый пёс изо всех сил прыгнул вперёд, и его зубы лязгнули подле самого плеча…»
… — шаг назад, спиной — в пугающую темноту портала…
Николка вылетел на родной двор и опрометью кинулся к своему подъезду. По ушам сразу ударила беспорядочная стрельба с улицы, но её тут же заглушил треск мотоциклетного мотора — посреди двора, возле опрокинутой скамейки, разворачивался тяжёлый мотоцикл с двумя седоками. Второй, стволом вверх держал карабин. А за спиной…
— Ты куда, пацан….. ах ты, мать вашу! Бросай ствол, сука, стрелять буду!
— Менты, падлы! Толян, дави их!
В замкнутом ящике двора автоматные очереди прозвучали оглушающе. Мотоциклист, пытавшийся вывернуть тяжёлую машину, повалился вместе с ней на бок, придавливая пассажира. «Сайга» полетела в сторону, в свежий сугроб, в котором с утра торчит дворницкая лопата.
Студент Васютин? Лежит, уставя ослепшие глаза в небо… шинель на груди разорвана пулями. Рядом, на утоптанном снегу — россыпь гильз.
— Где этот пацан? Вызывай подкрепление!
— Рация сдохла!
— Серёга, справа!
— Мать вашу, твари!..
Очередь. Очередь. Очередь.
Николка, не помня себя, ввалился в квартиру. Первое что он увидел — огромные перепуганные глаза тети Оли. Она стояла посреди прихожей, обнимая маленькую Настю; зазвенело разбитое стекло, из окон гостиной, выходящих на Гороховскую, донеслась стрельба.
— Никол! Что там происходит? Ты цел?
Мальчик, не обращая внимания на тётку, ужом проскочил в гостиную. А девчонки здесь откуда? Их только не хватало…
— Никол, что это? Мы… Варя… я…
Снова посыпалось стекло, из стены напротив ударили фонтанчики кирпичного крошева — один, другой, третий…
— На пол, курицы! — не своим голосом заорал мальчик и кинулся к простенку между окнами, на ходу вытаскивая из–за пояса револьвер. Не бульдог какой–нибудь — во время визита в Яшину контору, Николка позаимствовал длинноствольный «Кольт» с щёчками из слоновой кости, большой, солидный. Роман пытался отговорить его брать с собой оружие, но потом махнул рукой — не до того. Хочет — пусть берёт, не маленький уже…
Николка присел и осторожно выглянул в окошко, поверх торчащих острыми клыками осколков стекла. По дому пока не стреляли — бандитам было не до того. Они рассыпались по Гороховской и пытались огрызаться сразу в обе стороны — со стороны Токмакова переулка залп за залпом грохотали винтовки «волчат», а из–за балюстрады на террасе перед зданием Межевого института короткими очередями бил ромкин АКСУ. Ну, гады, сейчас получите….
От подворотни дома Овчинниковым в спину бандитам ударили автоматы — скупыми, по два–три патрона, очередями. Николка видел, как один из полицейских колобком перекатился через улицу и устроился за афишной тумбой. Второй, видимо, прикрывает коллегу из подворотни. Вот один бандит упал, второй…
Дзинь — вз–з–з — тдах–тдах — тдах!
Очередь прошлась по фасаду дома, выкрашивая кирпичи, добивая остатки стёкол. Это уже не автомат — грохот куда солиднее, гуще…
— Серега, у них пулемет!
— Николя! — рыдающий вопль из глубины комнаты. — Да что же это!
Простите, дорогая кузина, не до вас…
Николка встал и принялся торопливо опустошать барабан кольта, целя с обоих рук по мельтешащим шагах в тридцати от дома фигурам. Автомат из подворотни поддержал — одна из фигур сложилась вдвое, упала, остальные кинулись в палисадник, отплёвываясь на ходу огнём. Через пару секунд взревели моторы, и из палисадника вырвались пять мотоциклов, на каждом — два седока. Задняя машина тут же повалилась, остальные на бешеной скорости рванули вдоль улицы, туда, где рассыпчато грохотали винтовочные залпы…
Глава шестнадцатая
— Ми не хотіли! Ми нічого не знали, нам збрехали!
Шестеро понурых налётчиков переминались в неприятной близости от стены дома и время от времени пытались заговорить со стрелками Фефёлова. Те зыркали на пленников крайне неприветливо но, помня устав, не отвечали — стоящий рядом поручик не сводил глаз с караульных.
— Сбрехали им… твари майданные. — прапорщик с нашивкой «ППС» на рукаве тёмно–синей куртки сплюнул и скверно выругался. — К стенке всех до единого, и вся недолга, возись с вами тут ещё…
«К стенке», — налётчики расслышали отлично.
— Не треба! За що! Не вбивайте, добрі панове, дуже вас просимо!
— По русски говори, падла! — злобно процедил второй полицейский, сержант, затягивая зубами бинт на левой руке. — Не трэба ему… а как гражданских и мальчишек класть штабелями — так трэба? Я тебя сейчас.. и замахнулся на пленника автоматом.
— Полегче, унтер, это всё же пленные. — отозвался поручик. — Есть, в конце концов, правила…
— Какие они, на хрен, пленные? — завёлся сержант. — Мы что, на войне? Или может, они к вам с белым флагом вышли? Это по любым гаагским конвенциям бандиты и террористы!
— Какие конвенции, забыл, где мы с тобой? — хмыкнул лейтенант. — Нету здесь никаких конвенций — ни Гаагских, ни Женевских, ни о правах сексуальных меньшинств.
— Вы о конвенции шестьдесят четвертого года, об облегчение участи больных и раненых воинов? — удивился поручик. — Но на этих негодяев она не распространяется, они же не ранены… во всяком случае, не все.
— Вот и я говорю! — окрысился полицейский. — А то возимся с ними… К стенке — и вся недолга! А не хотите руки пачкать — давайте, я сам могу…
Сержанта зацепило пулей в подворотне, но окончательно он рассвирепел, когда увидел улицу, на которой неопрятными кучами валялись подстреленные торговки с прохожими, и срезанные пулемётными очередями «волчата». Они и сейчас лежали там — женщины их близхдежащих домов вынесли простыни и теперь понуро хлопотали над укрытыми телами. Здесь же, возле лежащего отдельно от других мальчишек кадета, видимо, их командира, рыдали две девочки, судя по платью — гимназистки; одна обнимала другую, едва держащуюся на ногах, и гладила подругу по голове. Кто–то из жильцов уже побежал за священником в церковь Вознесения, по соседству.
Через несколько минут после того, как раздались первые выстрелы, на колокольне храма, что на углу Гороховской и Вознесенки ударил набат. Почти сразу его подхватили окрестные церкви, и набат поплыл над Москвой — рвущий душу вестник большой беды. Так колокола звучат только при крупных пожарах, когда огонь охватывает целые улицы дом за домом — и надо бежать, спасаться, или наоборот — бороться с напастью всем миром.
Набат застал отряд Фефёлова на Земляном валу. Подполковник, выслушав Кшетульского (телеграмму от барона к тому времени уже успели доставить), решил проявить всё же осторожность и поднял в ружьё только взвод, но зато — из отборных солдат, участников всех его воинских и гимнастических экзерциций. И, разумеется, отправился со взводом сам, прихватив с собой командира первой роты, поручика Белоногова.
Здесь же, на Земляном Валу, стрелков нагнал возок с Иваном и Гиляровским. Оба были задрызганы, источали гнилостные ароматы, и были чрезвычайно возбуждены. Иван обнимал громоздкое, странного вида ружьё с пришлёпнутым поверх казённой части большим плоским диском и складными сошками под стволом. Гиляровский махнул рукой в сторону Горохова поля, откуда, сквозь тревожный гул набата, доносилась частая ружейная стрельба.
Фефёлов скомандовал: «Бегом–марш» — стрелки рысью припустили взлед за возком. Они нагнали Ивана с репортёром возле на углу Нижнего Сусального, возле террасы Межевого института, и уже оттуда все вместе ударили в тыл налётчикам, завязшим в перестрелке с «волчатами» на Гороховской. Бандиты на своих ревущих двухколёсках прорваться с ходу попытались на Вознесенку, но напоролись на винтовочные залпы. Потеряв машину и троих бойцов, они спешились, и принялись воевать всерьёз. Первой же пулемётной очередью, хлестнувшей поперёк улицы, были убиты двое волчат и ещё двое получили ранения.
Мальчишки дрогнули и подались назад, ломая шеренги. Серёжа, осознав, что они вот–вот кинутся в бегство, выхватил револьвер и к криком «в атаку», и первым, оскальзываясь на обледенелых булыжниках мостовой, кинулся навстречу вспышкам выстрелов. Пристыженные мальчишки последовали за ним, на ходу стреляя из винтовок, и в этот момент в тыл налётчикам ударил автомат — Ромка, кое–как перетянув нетяжёлые, по счастью, раны, снова вступил в бой. Секунд десять спустя к нему присоединился гулкий тенор «дегтяря», и на Гороховской блеснули штыки фефёловских стрелков. Солдаты шли скорым шагом; подполковник, держа саблю в опущенной руке, негромко считал: «Раз! Раз! Левой! Левой!», отбивая такт атаки.
![Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]](/uploads/posts/books/114000/114000.jpg)