Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность
– Простите, капитан-лейтенант, это всего лишь мои предположения, – тотчас же стушевался комендант. – Но гросс-адмирала действительно срочно просят выйти на связь с рейхсканцелярией.
Школа располагалась в крепком старинном особняке, обнесенном высокой, почти крепостной оградой, с мощными подземельями и столь же мощной радиостанцией. Почти все курсанты и преподаватели школы пополнили ряды расквартированного под Фленсбургом полка морской пехоты или команды кораблей, а оставшаяся в школе рота охраны должна была теперь следить за поддержанием порядка и усиливать личную охрану гросс-адмирала.
Укутавшись в шинель, Дениц сидел в кресле начальника школы, отправленного во Фленсбург вместе с частью своих воспитанников, но не спал, а устало, с неуемной тоской в глазах смотрел в окно, за которым зеленела часть кроны старинного с трудом пробудившегося этой, очевидно, последней в своей жизни весной. Возможно, в эти минуты смертельно уставший от войны и командных забот гросс-адмирал и сам чувствовал себя таким же теряющим интерес к своему бытию дубом.
– Мой гросс-адмирал, вас просят зайти в радиорубку школы, чтобы установить связь со ставкой фюрера, – с удушающей хрипотцой отставного подводника проговорил Наубе.
– Что там еще, якорь им всем в брюхо?!
– Мне почему-то кажется, что они наконец-то решились передать всю полноту власти в рейхе вам, мой гросс-адмирал. – Несмотря на то что время от времени Дениц болезненно реагировал на это обращение своего адъютанта – «мой гросс-адмирал», особенно когда оно звучало в присутствии кого-то из высоких вермахтовских чинов, теперь главком не обратил на него никакого внимания. Впрочем, в последнее время «фюрер подводных лодок» научился не замечать многое из того, что еще недавно основательно раздражало его.
– Вопрос в том, хочу ли я принимать на себя это бремя, – медленно, устало выбирался из глубокого кожаного кресла Дениц.
– Даже если это бремя главы государства?! – не поверил ему адъютант, всегда мечтавший о том, чтобы не по-флотски напыщенное «мой гросс-адмирал» он, наконец, мог заменить скромным обращением: «мой гросс-фюрер». Причем именно таким – «мой гросс-фюрер!» – Простите, мой гросс-адмирал, но это тот случай, когда даже вы можете показаться неправым. Хотя обычно я это исключаю.
Начальник радиостанции встретил его у входа в радиорубку,
– Я поздравляю вас с новым назначением, господин гросс-адмирал, – стоял он, неестественно вытянувшись, и дрожащей рукой протягивал Деницу радиограмму.
– С каким еще назначением? – подозрительно поморщился гросс-адмирал.
– Самым высоким: вы теперь наш фюрер, я так полагаю.
«Гросс-адмиралу Деницу, – прочел главком кригсмарине. – На место рейхсмаршала Германа Геринга фюрер назначает вас, господин гросс-адмирал, своим преемником. Письменные полномочия уже посланы. Борман. Геббельс».
– Больше никаких радиограмм из Берлина не поступало? – поинтересовался он у начальника радиостанции.
– Никак нет, господин гросс-адмирал.
– Из Берлина, из ставки, в радиопередачах вражеских радиостанций – ничего такого?…
Деница интересовало сейчас именно то, что предательски недоговаривали Борман и Дениц: жив ли фюрер? Но поскольку речь шла о жизни и смерти Гитлера, то он не решался так прямо и сформулировать свой вопрос. Свое неожиданное восхождение в канцлеры гросс-адмирал воспринял без особого энтузиазма. Он всегда считал себя военным моряком, флотоводцем, поэтому сейчас у него было такое ощущение, что политики, приведшие германский народ к катастрофе, попросту хотят прикрыться его именем, чтобы потом взвалить на него всю вину за позорную капитуляцию рейха.
– Возьмите, Наубе, карандаш, и давайте будем сочинять.
– Что именно мы с вами будем сочинять?
– Письмо фюреру.
– Хотите отказаться от полномочий, которые он вам передал?.
– Вы же знаете, Наубе, что я не привык оплакивать потери. Но реальность такова, что сам фюрер мне ничего не передавал.
– Позвольте, а радиограмма?
– Эти полномочия я получил от господ Бормана и Геббельса, которые, в общем-то, не вправе были мне их передавать. По крайней мере до тех пор, пока сам фюрер жив. У нас есть какие-то основания считать, что Гитлер ушел из жизни?
– Никаких оснований! – решительно повертел головой адъютант.
– И я так считаю. Поэтому пишите: «Мой фюрер, моя верность вам неизменна"99. Передача мне ваших полномочий…» Впрочем, подождите, Наубе, в радиограмме Бормана что-то там говорится о письменных полномочиях, которые уже посланы.
– Наверное, их следует ожидать завтра. Или послезавтра. Если только они вообще дойдут.
– Вот тогда и допишем наше письмо. К тому дню, когда мы получим эти письменные подтверждения полномочий, многое прояснится. А главное, станет ясно, жив ли фюрер.
Однако служебное утро следующего дня началось с того, что в кабинет гросс-адмирала вошел начальник радиостанции.
– Опять из рейхсканцелярии? – удивленно уставился на него Дениц.
– Никак нет, из совершенно иной инстанции, – усталым голосом объявил начальник радиостанции и вручил Деницу еще одну радиограмму, в этот раз подписанную Кальтенбруннером и Скорцени.
«Господин гросс-адмирал, господин канцлер, – говорилось в ней, – просим завтра, к десяти утра, прибыть на базу "Нордберг", где вас будет ждать фюрер. Предстоят проводы стаи "Фюрер-конвоя". Самолет за вами будет послан».
– Вот теперь все проясняется! – потряс Дениц радиограммой. – Теперь мне понятна недосказанность, которая бросается в глаза в радиограмме Бормана и Геббельса.
– Что именно "проясняется? – осторожно поинтересовался Наубе, кивком головы выпроваживая обер-радиста из кабинета.
– Здесь сообщается, что фюрер уже в «Нордберге», он покидает рейх на одной из субмарин «Фюрер-конвоя» и отбывает.
– В Испанию?
– Скорее всего, в Аргентину. Впрочем, это не столь уж и важно.
– В любом случае сразу же после его проводов вся власть в Германии переходит к вам, – подсказывал ему дальнейший ход мыслей адъютант.
– Власть – да, переходит, – мрачно отшутился Дениц, – вот только Германии уже нет.
– Была бы власть, а Германию мы создадим. Сейчас я свяжусь с аэродромом, и будем готовиться к отъезду. Странно только, что в своей радиограмме Борман даже не намекнул на бегство, простите, на отъезд фюрера.
– Если эта операция поручена Скорцени, то Борман и Геббельс могли и не знать о ней. То есть они могли знать, что фюрер отбывает из рейхсканцелярии, но считать, что он направляется в «Альпийскую крепость».
49.
Конец апреля 1945 года. Германия. «Нордберг» – секретная база субмарин «Фюрер-конвоя» на побережье Северного моря.
Каждый, кто прибыл на это совещание, понимал: они в последний раз собираются вместе, в последний раз получают приказ главкома кригсмарине, и вообще, все, что сейчас будет происходить, уже через каких-нибудь полтора часа, то есть сразу же после выхода из базы, с трагической необратимостью сможет вкладываться в ностальгическое понятие «последние минуты на земле рейха».
Войдя в кабинет начальника секретной базы «Нордберг», гросс-адмирал Карл Дениц задумчиво осмотрел выстроившихся вдоль длинного дубового стола адмиралов и офицеров: осунувшиеся лица, наполненные прощальной грустью, красноватые от усталости и бессонницы глаза, согнутые годами и субмаринной теснотой увядающие плечи…
А ведь еще недавно все эти люди казались ему бравыми морскими офицерами: по-аристократически холеными, самоуверенными и бесстрашными.
«…Перед тобой, главком кригсмарине, – мысленно объяснил себе Дениц, – люди, уцелевшие на поле битвы только для того, чтобы испить яд поражения и за себя, и за всех павших. Это люди, которым не хватило храбрости, чтобы погибнуть в бою, и не хватило мужества, чтобы прекратить свое презренное существование выстрелом чести».
Дело в том, что Дениц и сам все чаще размышлял над праведностью выстрела чести, решая для себя, что важнее: до конца, до последней возможности спасать честь германского флота и самой Германии или же заботиться только о собственной, да и то весьма сомнительной чести самоубийцы?
После визита в секретную школу людей-торпед, посетить которую не так давно пригласил его личный агент фюрера Отто Скорцени, гросс-адмирал увлекся чтением подаренного ему обер-диверсантом рейха «Философского наставления для курсантов особой мореходной школы», основа которого состояла из выдержек настольных книг японских самураев и камикадзе: трактата «Скрытое в листве»; священной книги самураев «Путь воина» и самурайского воинского пособия «Начальные основы воинских искусств».100 Именно там Дениц с удивлением открыл для себя, что, прибегая к харакири, самурай, оказывается, не убивает свою земную плоть, а «избавляет себя от позорной церемонии жизни».