Дмитрий Янковский - Знак Пути
Тризор молча кивнул, стараясь не показывать бушевавших чувств – никогда он еще не был так близко к заветной цели. Все слушали князя с не меньшим вниманием и только Претич чуть заметно нахмурился, не желая терпеть рядом с собой еще одного воеводу. Надо будет сказать какому-нить смышленому гридню, чтоб приглядел за этим глазастым… Чует сердце – беда за ним.
– Ну вот, вроде и все… – закончил Владимир. – Каждый свое место знает, а ударим сразу после обеда. Я тут не одну седьмицу живу, видал, что после обеда поляков хоть голыми руками бери – пожрать они тоже не дураки, вроде наших, да только двигаются после этого как сонные. Хотя расслабляться и не думайте, покуда у пеших патрулей обеда нет, такое вот у них правило. Все! На Богов надеяться надо, но самим не плошать. И до обеда не шастайте с оружием, не хватало только по дурости нарваться.
10.
Претич прекрасно знал, что слаженное войско продержится и без воеводы, а вот худая рать и с воеводой сможет разве что петухов погонять. Поэтому, не доверяя чужим глазам, он решил сам приглядеть за Тризором, а к обеду доложить князю об увиденном и присоединиться к своим.
Не смотря на огромный рост и могучее тело, он крался среди заброшенных домов западной окраины почти бесшумно. И хотя никто не учил выслеживать человека, но богатый охотничий опыт здорово помогал, ведь не раз и не два приходилось гонять подраненного оленя по лесам, через валежник, буераки и опасные гнилые болотца, легко пропуская десяток верст под привыкшими к ходьбе ногами. Сейчас даже проще – подорожная пыль скрадывает шаги, как тяжелый зной скрадывает звуки в мерцающем мареве, разваленные бревна и сиротливые печные трубы причудливо торчат из земли, напоминая жутковатых чудовищ и уродливые фигуры людей. В этой корявой сумятице затеряться легко, труднее не потерять из виду того, за кем смотришь.
Но Тризор прятаться и не думал, меж покосившихся серых изб беззаботно мелькала его широкоплечая фигура в ярком кафтане, а хрипловатый голос, словно нарочно, вытягивал длинную заунывную песню, больше похожую на коровье мычание. Претич никак не мог понять куда идет староста – кругом ни души, ни жилья, даже вороны сторонятся этих нездоровых безводных улиц, провонявших грязью и безысходным одиночеством. Вроде и идти уже некуда, западная стена высится впереди неодолимым пределом, а Тризор все идет и идет. Знать бы зачем, кого ищет… Что задумывает…
Лишь на несколько мгновений воевода потерял старосту из виду и тут же вышел к очень странному месту. Среди общего запустения в землю уходил приметный ход, широкий и явно ухоженный, без сухого рыжего лишайника и лохматых пучков косматого мха на бревенчатом срубе входа – крепкий, недавно построенный. Могучие, растрескавшиеся от суши бревна, будто руки, держали тяжкий сруб крыши, присыпанный толстым слоем земли, а единственный след в пыли муравьиной цепочкой убегал меж ними, маня в неизвестность зияющей темноты.
– Куда его Ящер понес… Вот же Чернобогов сын. – пробурчал Претич. – Садят старостами кого попало, а мне теперь расхлебывать. Да… Явно не рать кликать он собрался, а может как раз рать, да только не ту какую обещал. Ход-то, поди за стену ведет…
Он согнулся в три погибели и кряхтя пролез в низкий широкий зев. Глаза никак не могли обвыкнуться после дневного света, руки пытались нашарить стены, но проход был таким широким и низким, что приходилось продираться вперед чуть ли не на карачках. Затхлый горячий воздух щекотал нос, вызывая постыдные слезы, невидимая паутина мерзко липла к лицу, а темнота копошилась десятками тысяч членистых ножек – жила, охотилась и умирала.
И тут словно молния сверкнула в мозгу.
– Паутина… – прошептал воевода, впервые за всю жизнь испугавшись. – Если бы Тризор тут прошел, то паутины бы не было! Как лис в ловушку…
Он тут же уткнулся в рыхлый земляной тупик, рванулся назад всем телом, но низкий потолок не давал разогнуться, а широкие стены не позволяли пальцам хвататься за бревна. В светлом проеме спасительного выхода выступила широкоплечая фигура старосты, на лице блуждала победная улыбочка, а зажатый в руке нож хищно прицелился к спрятанной меж бревен веревке, на которой тут все и держалось.
– Что, воевода… – усмехнулся Тризор. – А ведь ты прав! Двум воеводам подле князя не ужиться. Так пусть один и останется.
Он полоснул по запыленной веревке и бревна крыши разъехались, теряя равновесие и покой, глухой деревянный грохот ударил в уши сильнее, чем навалилась на плечи непомерная тяжесть. Но Претич и не думал сдаваться, он разогнулся, снося чудовищные удары полуобхватных бревен и заревел как неистовая морская буря:
– Предатель! Я тебя и из вирыя достану!
– Не жди… – усмехнулся Тризор, пряча нож на поясе. – Без меча в вирый не попадешь, а я постараюсь не встретиться с Ящером. Есть надежный способ с тобой на том свету разминуться. Слыхал, что князь говорил? Все герои попадают в вирый. Я же точно знаю, что не все, а только те, кто погибает с оружием. Прощай.
Он повернулся и беззаботно напевая скрылся за перекошенной от старости избой, а бревна продолжали колотить, давить, ранить могучее тело, пока самое здоровенное не шарахнуло Претича в голову, выбивая последние остатки угасающего сознания.
Столб пыли, словно вихрящийся смерч, метнулся к медленно тающим тучам, грохот постепенно стихал, превращаясь в глухой деревянный рокот, а там и вовсе замер, сухо треснув последней жердью. Наступила такая полная тишина, что городские звуки с огромным трудом пробились в нее, занимая свое привычное место, а торчащие из ямы бревна напоминали посеревшие от пыли кости изуродованного скелета, так и не сумевшего выбраться из могилы. И только вольный киевский ветер запел в них, будто в струнах, долгую печальную песню.
Все было готово к напуску, все выверено, продумано, учтено… Владимир хмуро ковырял пальцем разбросанную по столу бересту, которая заменяла собой меты на воображаемой карте Киева, одергивал грязный разлохмаченный бинт, смотавший кулак левой руки, да и во всем остальном выказывал крайнее волнение.
Время шло. Солнце раскидало мягкую пену облаков и теперь огромным огненным пузырем всплывало в густом знойном воздухе, приближаясь к назначенному полденному месту. Тележный скрип и мерные удары молота в близкой кузне только подчеркивали затопившую комнату тишину, будто это само время ступало тяжелыми стальными шагами, надвигалось неумолимо и грозно.
Белоян колдовал у печи, огромные, совсем не волховские руки швыряли в пламя щепотки трав, странный блестящий песок и что-то явно живое, лопающееся от огня с треском хитиновых панцирей, глаза упорно вглядывались в изменчивые клубы сочащегося дыма, пытаясь узреть такое же зыбкое будущее.
Время шло. Каждое движение, каждый вздох неотвратимо приближали то, чему Боги назначили быть, но что сделать могли только люди. Ратибор, стараясь отвлечься, снял со стены яровчатые гусли и неумелыми пальцами пробовал заставить струны петь, но звон у них получался нестройный, раздражающий, отчего Микулка преувеличено морщился, пытаясь разобрать каракули Волка на исчерченной резами бересте.
– Хорошая вышла бы песня… – отложил он надорванный с краю листок тонкой коры. – Жаль, не услышим. Ну что, княже? Надо бы начинать.
– Рано… Претич должен подойти, поведать как у него дела и сколько народу собрал. Да и Тризор этот, леший бы его взял, тоже должен явится. И чего я ему доверился? Точно говорят, на безрыбье и сам раком станешь… Тьфу. Воинство… На одних вас надежда, да на Претича. Другими командовать, это не самим воевать – сложнее и проще одновременно.
– Да чего ты, княже… – пожал плечами паренек. – Нунечку никакой человек лишним не будет, а уж староста с сотней татей тем более.
Ратибор отложил гусли и раздраженно сказал:
– Много ты знаешь татей… Они тока на вид грозные, а как только до серьезного дела доходит, начинают портки марать. Повидал я их, повидал. Лучше бы вообще без них, чем всецело доверить им хоть какое-то место битвы. Подумай, княже! Еще не поздно этого старосту взашей погнать.
Со двора по лестнице скрипнули сапоги и в комнату осторожно вошел Тризор. Он пристально огляделся и спокойно молвил:
– Мои все готовы. Сотня и два десятка. Смогут начать, как только подам сигнал.
Владимир вздохнул, словно на сердце лег тяжкий камень.
– Ладно… – чуть приметно кивнул он. – Помнишь, что надо делать?
– Устроить резню, когда ратники выскочат из казарм. Не давать им стать строем. Мои молодцы с этим справятся лучше всех!
– Да уж ясно… – фыркнул Ратибор. – Со спины они резать привыкли.
– Так… – князь обеспокоено встал с лавки и подошел к настежь распахнутым ставням. – Где же Претич?
Ни одна жилка не дрогнула на лице старосты, ни одно пятнышко тени не пробежало по гладко выбритым щекам. Тугая напряженная тишина накрепко застряла в комнате, только с улицы рвались звуки, залетали в окно и испуганно вылетали снова, будто не могли оставаться в насыщенном волнением воздухе.
