Юрий Корчевский - Вещий. Разведка боем
На Елене не было лица.
– Как ты туда попал?
– Лучше расскажите, как вы меня нашли?
– Сидим дома, вдруг – грохот, вылетает калитка, и во двор врывается твой конь – один, без седока. Мы, конечно, всполошились, Федор оседлал своего коня, а мы с Васяткой уселись на твоего. Он нас сюда и привел.
Ну, молодец, не ожидал я от него. Сам нашел дорогу – но то не диво, мы с ним уже многократно проделывали этот путь. Счастье, что он проскочил мимо стражи у городских ворот. Его ведь могли поймать и оставить, пока не объявится хозяин. И еще чуднее то, что конь выбил копытами калитку. Другой стоял бы у знакомых ворот, дожидался, пока хозяин изволит во двор впустить да в конюшню заведет – к кормушке с овсом. Ай, молодец, не ожидал. Неожиданно конь стал для меня близким другом.
– Как обратно в город добираться будем?
– Смысла нет: уже стемнело, ворота закроют – поехали в деревню. Тем более никто из вас там еще не был. А уж завтра чего-нито придумаем.
Я усадил Васятку в седло, мы же с Еленой пошли пешком – благо было недалеко. Переночевали мы в недостроенном доме – с крышей, но без окон, на душистых охапках сена. Идти в крестьянские избы я не решился – тесно, да и блох со вшами нахвататься можно.
Да, в деревне надо строить еще и баню. За дома-то я взялся, а про такую нужную вещь забыл.
Поутру Федька-заноза ускакал в мой городской дом, мы же вернулись на подводе Андрея – коня я привязал к телеге поводьями. Заслужил, пусть отдохнет.
Дома все дружно набросились на еду, что осталась от вчерашнего дня. И она, холодная и подчерствевшая, ушла влет. А мне дала повод задуматься.
Кухарка нужна. Не след боярыне, как простолюдинке, на кухне работать. Когда нас было трое, это никого не смущало, но теперь добавилось пять ртов, да еще каких, и заставлять жену весь день торчать у плиты – настоящее жлобство. Хоть и не заикалась, не просила Лена кухарку, но я и сам-то должен был головой своей подумать.
Лежа в постели, я спросил у жены:
– Лен, ты никого из женщин не знаешь, кто кухарить бы мог?
– Знаю – я уже перезнакомилась с соседками.
– Найми нам кого-нибудь на кухню. И у тебя времени больше будет – вот хотя бы с Васяткой заниматься, и мне спокойнее.
– Я что – плохо готовлю? – обиделась жена. Я нашел сильный контраргумент.
– Ты боярыня ноне, мое лицо уронить не должна, а ты моим холопам готовишь! Что люди подумают?
– Ой, прости, милый, брякнула, не подумавши. А и правда, завтра же займусь.
И на следующий день в доме появилась кухарка.
Медленно, но неотвратимо росла дворовая челядь. Как-то совершенно незаметно, но по необходимости, по одному или по нескольку человек, в городском доме или в деревне росло население – люди, за которых я отвечал, кому платил деньги, благополучие которых я должен был обеспечить, как, кстати, и защиту.
В редкие дни, когда дел было не так много, я тренировался с боевыми холопами. Надо было и бойцов натаскать, и самому быть в форме.
Мы отрабатывали защиту в строю, одиночные схватки на саблях. Я делился всем, что сам знал и умел. Случись в бой идти – я должен быть уверен в их ратном умении. И еще – я учил, даже вдалбливал в их головы суворовский принцип – «Сам погибай, а товарища выручай», поскольку заметил за ними одну странность. Когда они изображали защиту от нападения в строю, то держались дружно и краем своего щита прикрывали правую часть тела товарища, но затем, если бой рассыпался на отдельные схватки, то никто из них не смотрел, что творится рядом. А может, товарищу помочь надо, иногда один сабельный удар в состоянии изменить исход схватки.
Я заставлял их бегать в полном боевом снаряжении и сам бежал рядом, нагружая подъемом тяжестей, используя для этого камни.
Единственное, чего я им не показывал и чему не учил – стрельбе из лука. Не было в моей маленькой дружине луков и лучников. А жизнь настоятельно требовала. Я уже задумывался купить им мушкеты – на Руси их называли пищалями. Останавливала цена. Мушкет был дорог, а уж пять мушкетов, да с запасом пороха и свинца – сущее разорение. И все-таки я решил начать вооружать свою ватажку огнестрельным оружием.
– Кто хочет иметь и уметь стрелять из пищали? – спросил я.
Бойцы переглянулись, потупились. Ясно, никто не хотел.
– Федор, ты старший – что скажешь?
– Тяжела пищаль, в бою только и успеешь один выстрел сделать, а уж грохоту и огня – что из преисподней, да и серой воняет.
– Коли добровольно не хотите, начнем осваивать стрельбу из пищали принудительно.
Я купил на торгу мушкет – не наш, – те были пока очень тяжелы и убоги, – а французский. Мушкет был с кремневым замком, хорош собой, чувствовалось, что сделавший его оружейник – большой мастер.
Построил своих ратников, вышел перед ними с заряженным мушкетом.
– Петр, возьми чурбак, отойди на полсотни шагов.
Один из боевых холопов сорвался с места, подхватил обрезок дерева, отсчитал шаги, поставил его на землю.
– Уйди оттуда!
Петр вернулся назад.
– Представь, что впереди не бревно, а враг. Я прицеливаюсь… – Я приложил приклад к плечу, направил ствол на чурбак. – Огонь!
Я нажал на спуск. Раздался грохот, все заволокло дымом. Чурбачок подскочил от удара тяжелой свинцовой пули и упал. Все без команды сорвались с места и помчались к чурбаку.
Когда я неспешно подошел, Федор держал обрезок бревна в руках и ковырялся пальцем в пулевом отверстии.
– Такой удар никакая броня, никакая кольчуга не выдержит. Один точный выстрел – и противник убит. Если сидеть за стеной в крепости, можно перезарядить пищаль и стрелять снова, пока хватит пороха и пуль. А теперь поставьте в ряд пять чурбаков.
Латники кинулись выполнять указание. Я же зарядил мушкет картечью. Прицелился, выстрелил. Три обрезка бревна упали, два остались стоять.
– Один выстрел – и трое врагов убиты, а стрелял я не пулей – картечью. Ну-ка, скажи, Федор, если на тебя пятеро прут, тяжело тебе придется?
– А то как же!
– Вот! А тут один выстрел, и трое врагов убиты, а с двумя даже саблей управиться можно. Доблесть ратника в бою – самому остаться целым, а врагов побольше убить. Причем и убивать их не обязательно – достаточно просто вывести из боя, чтобы не мешали, скажем – ударь по руке саблей, и враг твой уже не боец. Спрашиваю еще раз – нужен мушкет воину?
На сей раз все дружно согласились.
Однако пока мушкет был один. Я вручил его Федору, остальных собрал вокруг, объяснил и показал, сколько засыпать пороху, как класть пыж, пулю.
– А теперь стреляй сам.
– Я?
– Конечно.
Пусть даже он никуда не попадет – надо приучить всех к грохоту выстрела, пламени, дыму, пусть почувствуют отдачу.
– Прижимай его к плечу крепче, наводи ствол на цель и плавно спускай курок.
Федор целился долго – я не стал торопить, потом сам поймет. Выстрел грянул для всех неожиданно. Федор заулыбался, потом потер плечо.
– А он дерется – как даст в плечо!
По очереди выстрелили все, потом делились впечатлениями.
Не хочется, но надо осваивать мушкет. Все армии, кроме, пожалуй, татар, уже имеют отдельные роты стрелков, а шведы перещеголяли всех – у них есть целые полки, вооруженные огнестрельным оружием. По крайней мере, пистолеты были у всех офицеров. Нельзя нам отставать.
На другой день я приказал всем взять лопаты.
– Это еще зачем? Репу сажать?
Ратники засмеялись.
Я вывел их на луг.
– Главная сила конницы – в скорости. Когда на тебя идет конная лава, удержать ее пешему почти невозможно. А когда сходятся пешие рати, да еще у врага и пищали есть, то главная задача ратника – зарыться в землю.
– Как кроту, что ли? – захихикал Федька-заноза.
– Именно так. Будете учиться рыть окоп.
Я показал, как это делается.
– Теперь пробуйте все.
Нехотя ратники принялись за дело. Я не заставлял их делать окоп в рост – это долго, а вот укрытие для лежащего научиться делать надо.
Федька рыл быстро, но землю разбрасывал вокруг окопа.
– Нет, Федя, не так. Землю кидай в сторону врага, вал насыплешь – он тебя от вражеских пуль или стрел прикроет. Называется он – бруствер.
– Чудишь ты что-то, боярин.
– Делай, что велено, сейчас увидишь.
Когда окопы были готовы, я приказал всем отойти, а Федору выстрелить в меня.
– Ты чего, боярин, убьет ведь!
– Стреляй!
Я стоял в окопе, и когда Федор поднял пищаль к плечу, упал в него. И когда выстрел грянул, пуля лишь взбила фонтан земли.
Я поднялся из окопа.
– А теперь, Федор, ты ложись.
– Не, боярин, боязно мне.
– Я же остался живым, а ты что – трусливее меня?
Такого упрека Федор снести не смог и молча улегся в окоп.
Я зарядил мушкет, прицелился по брустверу и выстрелил. Поднялось облачко пыли. Все бросились к окопу Федора. Он поднялся живой и невредимый, рот до ушей.
