Шайтан Иван 7 (СИ) - Тен Эдуард

Бах… шшш… БУМ! Мина вылетела и разорвалась рядом с меткой пятьсот шагов.

Я опустился на траву. Волна чистой, детской радости накрыла с головой. Так и подмывало закричать на всю округу. Тихон и Илья, глядя на мою реакцию, тоже расплылись в улыбках.

— Тихон, а почему одни мины с пояском медным, а другие без?

— Вишь, командир, ты говорил медный поясок для более плотного прилегания в стволе. Мы помаялись с этим подгоном, мороки больно много с медью. Чуть форму для отлива бомбы исправили, ободок сразу чугунный отлили, а потом на станке токарном шлифанули, аккурат под размер и всё. Работает, разницы особо нет, а возни меньше. Вона бомбы, без взрывателя, так сделаны.

— Молодцы, получите премию, каждый. Бомб надо наделать много.

— Сделаем, командир. Только порох дороговато выходит. Мы заказ сделали, гранулированный, особый, и дырки в вышибном заряде под углом сделали, вроде работает. Свёрла тонкие, ломаются часто. Надо заказ Захарычу сделать, а то наши скоро изведутся. Отливки батя сделает, плати деньгу и всё будет.

— Получишь деньги у Егора Лукича, закупай, что надо и остальные бомбомёты доделай. Будем артиллеристов готовить.

На базе нас ждал очередной подарок в виде восьми подростков из четвёртой и пятой сотен и семь сирот из наших станиц. Итого сорок два воспитанника. С сиротами приехал приказный из сотни Веселова.

— Здравия желаю, командир, приказный Рудаков прибыл по приказу сотника Веселова, в ваше распоряжение. Без радости на лице, хмурый и недовольный.

— Чего такой смурной? — Спросил я.

— А чего радоваться, как я понял с сиротами маяться придётся. — Буркнул он.

— Чеченский знаешь?

— Чеченский ведаю и аварский. Мать у меня чеченка. — Вздохнул он.

— Как зовут?

— Руслан.

— Так вот, не прав ты Руслан, в настроении своём. Тебе я доверяю воспитание нашего пополнения. Да именно пополнение батальона. Ты должен сделать так, чтобы они стали нашей частью, настоящими пластунами. Не палкой вколачивать, а добром, в самый мозг, в самое сердце. Чтобы они чувствовали себя как дома, чтобы были уверенны в своих братьях по оружию. Как ты, сам то веришь в то, что я сказал?

— Верю командир и знаю, что это так. — Проникся Руслан.

— Вот и славно, иди и начинай работать, но помни, что они ещё дети. Осторожней с ними. Пока они в нас видят врагов. Скажешь прапорщику Сомову, что я послал тебя им в помощь. Аманаты многие плохо говорят и понимают по-русски. Добром и лаской, Руслан, но строго, по воински. Пусть привыкают. Пока не переоденут, особо не напирайте. Сначала подкормим хорошенько. Мяч пусть гоняют. Сам то умеешь играть?

— А то… — улыбнулся Руслан.

Трофим доложился о сообщении Дауда и тревоге Дасенруховцев. Вести действительно тревожные. Сели с Андреем думать, что предпринять.

— Я думаю командир надо ударить с упреждением. Скорее всего они нападут в августе. Подножный корм, припасы таскать не надо и пограбить есть что. У хаджи Али есть осведомители за дальним перевалом, узнаем что они там затевают. По последним данным перевал проходим. В крайнем случае подорвём оба перевала. По нашему перевалу спустимся и у Дасенруховцев устроим засаду. В случае необходимости пойдем на помощь Хайбуле. Хорошо бы с линии ударили тоже с упреждением, а мы, как раз, с тыла, во фланг, пойдём гребёнкой. Казаков сборный отряд возьмём с собой. Соединимся с нашими сотнями и до упора, на сколько хватит сил. Согласовать с генералом Мазуровым и совместный план разработать.

— Вполне хороший план, Андрей, — отозвался я, рассматривая самодельную карту. Вполне жизнеспособный.

— Я думаю турки особо лезть на армянскую область и в сторону Тифлиса не будут, не полезут большими силами. Основное у нас будет происходить. Дагестан, Чечня, малая Чечня. Главное– это Абдулах-амин. Ему нужно вернуть веру людей в его дело. — Размышлял вслух Андрей

— И опять ты прав, Андрей. Хайбула уверен, что бить будут во многих местах одновременно, чтобы растащить наши силы. Сейчас начало июня. Месяца полтора, два, у нас есть, хотя полностью уверенными быть нельзя.

— Слушай, командир, в штабе линии наверное должны знать больше чем мы?

— Всё верно, должны, но не значит, что знают. Затевать что-то крупномасштабное они не могут. Сил не хватает, да и выучка у войск на низком уровне. Мазуров всё понимает и правильно оценивает ситуацию. Он не хочет рисковать лишний раз. — Размышляю вслух.

— Тоже верно. Что тогда делать будем?

— Думать, Андрей, ещё раз думать, ваше сиятельство. — После недолгого раздумья сказал я. — Давай отталкиваться от твоего плана. Ты предлагаешь нанести упреждающий удар. Одно дело, выдвинуться к селениям Хайбулы. Он нам лоялен, и мы можем быть уверены, что он в спину не ударит. Но если мы пойдём в сторону Чечни, оставив за спиной приграничные чеченские аулы… тут уж такой уверенности не будет.

Да, есть селения, принявшие российское подданство, но чем они дышат? Недовольство и озлобленность, вот что там сейчас присутствует. Бесчинства военной администрации, незаконные поборы, аманат… И, конечно, память о жёстких мерах усмирения генерала Ермолова, которого мы уважаем, но он для них — палач.

— Ты что на меня так смотришь, Андрей? — перебил я его немой вопрос. — Во многом именно его политика и стала причиной нынешних бунтов и неповиновения. Если уж следовать его методу до конца, так надо было выжигать силой оружия, выдавливать их с этих земель и заселять казаками, крестьянами. Начать-то он начал, но не довёл до логического конца. Как водится, остановились на полпути. Ни туда, ни сюда. В итоге — получили головную боль и чирей на заднице.

— Не совсем понимаю, командир, поясни? — растерянно спросил Андрей.

— Чего тут непонятного? — Я вздохнул с досадой. — Начали давить силой, сурово, а потом вдруг решили добром да уговорами. Вот горцы и задумались: им чего ждать? Не верят они нам. В таких условиях посеять смуту — пара пустяков, особенно среди этих горных орлов. Они тебе не наши крестьяне, которые всё молча стерпят. Равнинная Чечня соседствующая с нашей линией это житница зерновых для многих в этой области. Местные чеченцы не склоны к разбою и менее воинственные по сравнению с горными сородичами. Если получится договориться миром с теми чеченцами, кто проживает на границе с Дагестаном, показать остальным, что Россия держит слово и поможет отбить нападения желающих пограбить их, это будет совсем другая история. А такой пример уже есть, Хайбула. Дальше объяснять, ваше сиятельство?

Андрей надолго задумался.

— К большому сожалению ты прав, Пётр. Придётся идти длинным путём… Послушай, командир, — вскинулся Андрей. — Так ты поэтому забрал аманат чеченце аккинцев и аварцев?

— Всегда восхищался вашим умом и прозорливостью, ваше сиятельство. — усмехнулся я.

Не стал говорить ему о совершенно случайной встрече с аманатом в Синявино. Пусть лучше думает, что я такой умный и дальновидный стратег.

— Ты, что издеваешься, командир? — нахмурился Андрей.

— Самую малость. Ты не задумывался, Андрей, почему я полковник, а ты есаул?

— Издеваешься…. — вздохнул князь.

Апрель 1842 года. За месяц до отъезда полковника Иванова-Васильева из Петербурга.

После долгих и тяжких раздумий граф Васильев решился просить аудиенции у генерала Бенкендорфа. Результатом сего свидания стало приглашение на закрытую беседу с самим императором, в присутствии шефа жандармов.

— Добрый вечер, ваше императорское величество, — почтительно склонился в придворном поклоне Васильев.

— Здравствуйте, граф. Присаживайтесь. Я слушаю вас, Дмитрий Борисович, — молвил государь, указывая на кресло.

— Ваше величество, не смею утомлять ваше внимание мелкими подробностями нашей работы в Иностранной коллегии по восточному вопросу. Осмелюсь сказать лишь, что граф Нессельроде проявляет недопустимую близорукость и поразительное легкомыслие в оценке кавказских дел.

Император нахмурился, но кивком разрешил продолжать.