Андрей Муравьев - Меч на ладонях
«Вот так-так, – пронеслось в голове. – Кажись, схоронку чью-то нашел».
Захар начал аккуратненько окапывать кольцо, обнажая крышку небольшого люка. Сделанная из мореных старых досок, щедро присыпанная иголками, крышка насчитывала десятки, если не сотни лет.
– Ого! – Красноармеец попытался поддеть крышку ножом. – Никак на тайник какого-то кулака финского нарвался. А то, может, и клеть.
После трех дней на сухарях мысли о копченой колбасе и сале нежным перепевом заиграли в голове молодого бойца.
Откопав крышку, Захар попробовал поднять ее, но вросший в землю люк, да еще прихваченный морозом, даже не шелохнулся.
– Что ж ты там такое хранишь? – прошептал Захар.
Подумав несколько секунд, он полез в сани и достал свою винтовку. Штыком тщательно выколол весь лед по периметру и, где смог, из щелей между крышкой и основанием, освобождая колодец лаза. Прочистил кольцо от снега, засунул внутрь ствол винтовки и, используя его как рычаг, попробовал еще раз поднять крышку. После пяти минут сопенья, когда казалось, что или винтовка, или спина треснут, в люке что-то хрустнуло, и в лицо ему глянуло темное нутро подземного хода.
– Ну-ка, кто тута? – Захар смело сунул голову в открывшийся проем. Вместо ожидаемой кладовой охотника с подвешенными шкурами, копчеными окороками и рыбинами или хотя бы с мешками зерна и бочонками с топленым жиром он увидел только убегающий в темень лаз с обложенными камнем стенами. – Или эта схоронка больше, или… – Захар задумался. Посидев так минуту, он встал, подошел к саням и вытянул мешок с запасными магазинами к автомату. Хотелось спать и есть. – Я ненадолго, комиссар. Только погляжу, что там за ямина, и сразу назад. Я лампу твою возьму, ладно?
Войтман не ответил, да Захар и не ждал ответа. Красноармеец подхватил трофейный «Суоми», командирский фонарь электрического света, догнал патрон в ствол и нырнул в лаз, аккуратно подперев крышку хворостиной.
– Если там и нет чего пожрать, то хоть в безопасности пересидеть сможем, – подбадривал себя Захар, протискиваясь по узкому лазу.
Фонарь давал узкий лучик света. Мрак, окружавший бойца, казался живым. Будто ватная подушка, мягкая и обволакивающая, темнота стремилась залезть в каждую частичку окружающего Захара пространства. Стало заметно холодней. Звуки леса, еще проникавшие в лаз около входа, при продвижении в глубь окончательно исчезли, и на уши почти физически ощутимо навалилась тишина. Захара передернуло. Лаз кончился внезапно у подножия такой же узкой винтовой лестницы, выбитой прямо в породе скалы.
Теперь двигаться можно было только вверх. Боец сглотнул и задрал голову. Лучик света терялся на ступенях, не давая и примерного представления о том, как далеко тянется лестница.
– Нельзя сейчас назад, – шепнул красноармеец, подбадривая себя. – Ежели здесь что-то полезное и есть, то только по этой лесенке. Ничего, сдюжим.
Начался подъем.
По горам карабкаться Пригодько приходилось редко, ходить по лестницам еще реже. Дышать в застоявшемся мертвом воздухе было, нелегко, а тут еще начали вылезать позабытые детские страхи.
«Уж не в гости ли к королеве-ящерке я попал? – Вспомнились сказки деда Трофима, рассказывавшиеся непослушным внукам на ночь. – Только там стены малахитом обиты должны быть».
Малахит Захар не видел, но знал, что он зеленого цвета. А здесь камень на стенах был обычный, такого сибиряк перевидал достаточно. На сердце немного отлегло. Зато проснулись другие страхи. Красноармеец подтянул автомат.
Лестница кончилась. Перед глазами была дверь из мореного древнего дуба, украшенная одной полоской трухлявой стали с железной маской, изображавшей оскаленную морду то ли волка, то ли лисы. Захар попинал преграду плечом, поднатужился, попробовал сдвинуть вверх или вбок. Дверь стояла как влитая. Фонарик комиссара еле тлел, и его слабый лучик уже не мог разогнать тени.
– Что ж за хренотень-то, – выругался в сердцах парень и, уже от отчаянья, врезал прикладом автомата по звериной маске. Та внезапно просела внутрь, и стена с легким хрустом скользнула вправо.
В тоннель влетел свет и свежий воздух.
– Эй, есть тут кто? – Лезть дальше Захару хотелось все меньше.
Никто не ответил.
Захар выждал еще пару минут, перехватил автомат и шагнул вперед.
Он стоял посреди круглого, выбитого в скале зала. Диаметр – полтора десятка шагов. Стены зала были покрыты изморозью, из-за чего несколько лучей солнца, пробивающихся через расщелину в стене, буквально заливали зал светом. Посреди высилась статуя какой-то бабы в старорежимных тряпках. В женской одежде и в скульптурах Захар не разбирался, но разницу между статуями из парка культуры и отдыха и этой почувствовал сразу.
Лицо женщины дышало. Статуя, вырезанная из цельного куска камня, стояла на какой-то желтой подставке, загаженной птичьим пометом. У груди женщина держала палку со слабосветящимся голубым камешком, а вторую руку, со странной веткой, протянула вперед.
Боец еще раз осмотрелся. Больше в зале ничего не было.
Разве что… металлическая табличка стояла у ног изваяния. Захар поднял ее. В детстве дед пробовал его учить читать и писать, но внук учиться не любил. Позднее в школе красноармеец Пригодько усердно штудировал буквы и даже выучил такие важные слова, как «Ленин» и «Сталин», но на большее Захара не хватило. Однако и его знаний было достаточно, чтобы понять, что на табличке написано явно нерусскими буквами. Причудливая вязь больше походила на язык империалистов, и красноармеец захотел даже оставить табличку, но… передумал и засунул ее за пазуху, выкинув на пол пещеры запасной диск от автомата.
«Пойду комиссара перетащу сюда». Захар выглянул в щель. Лес прекрасно просматривался на многие километры.
Лучшего наблюдательного пункта не найти.
Войдя в тоннель, он обернулся и удивился яркому свечению камня на палке статуи.
Странный камень. Захар вернулся и выдрал из рук статуи палку со светящимся камешком. Фонарь светил тускло, а в туннеле такой светильник лучше, чем никакого. Уже поворачиваясь, он заметил, как вспыхнули ярче миллионы снежинок, покрывающих стены.
– Что за… – успел прошептать красноармеец, прежде чем в его глазах миллионы снежинок превратились в миллионы солнц.
4Окрестности Ладожского озера. Лето. 1999 год. Костя
Костя Малышев дал рукам отдохнуть, прежде чем тянуться к следующему уступу. Солнце еще не вышло в зенит, а день уже обещал стать настоящим пеклом. За последние сорок минут он прополз по этой скале почти двадцать пять метров. До расщелины было еще метров пятьдесят, и Костя рассчитывал успеть к полудню. У него в запасе часа три, и спешить здесь не следует. Косте и так повезло, что первый костыль пришлось вбивать после двенадцати метров.
Он перевел дух и потянулся вверх. Правая нога довольно удачно примостилась на пятисантиметровом уступчике, а вот под левую пришлось забить костыль. Рывок – левая рука захватила удобный выступ скалы. Теперь оставалось правой достать костыль и вогнать его в маленькую трещину в породе.
Костя не был «пауком», способным забраться на любую скалу с помощью мела и рук. Собственно, даже профессиональным скалолазом его назвать было нельзя. Костя был фотографом. По крайней мере, работал им.
В свои двадцать пять лет он не мог сказать, что окончательно определился, чем будет зарабатывать на жизнь. Хорошее образование, данное родителями, спортивная фигура, навыки джиу-джитсу, дзюдо, а также игры на гитаре (пять лет в музыкальной школе), – всего этого было недостаточно для успешной трудовой деятельности.
Работа клерком в офисе на протяжении следующих сорока лет не казалась пределом мечтаний. К бизнесу Костя тяги не чувствовал. Торговаться вроде умел, но не любил и поэтому постарался найти что-нибудь творческое, связанное с разъездами. На данный момент он работал фотокорреспондентом московского отделения издательства «Globus», выпускающего журналы «Animal Planet» и «Wild Life».
Птичек и зверюшек Костя любил в меру, но возможность ездить по всему СНГ за счет издательства, социальный бонус, включающий подержанную «Ниву», и неплохой, даже по меркам Москвы, оклад четко определили его место в жизни, по крайней мере на несколько ближайших лет.
Сейчас Костя лез за белым вороном. Курт Зайнер, начальник подразделения, распорядился сделать фотосессию семейства бурых медведей. Но местный егерь божился, что на скале живет настоящий белый ворон. Ворон-альбинос, живущий на свободе, – настоящий раритет природы, и Костя решил подработать.
Все знают, что медведей лучше фотографировать на Сахалине. Или за Байкалом. Там их много, и пуганы они слабо. Да вот только Курту заказали серию репортажей о прелестях Карелии, и последний месяц Костя провел именно здесь. Мишек он отснял на удивление быстро, но погода ему нравилась, с егерями он подружился, возвращаться в Москву не хотелось, и Малышев поехал к скале.
