Андрей Муравьев - Меч на ладонях
Сомохов перекинул винтовку за спину, чтобы освободить руки.
– Посветите, пожалуйста, Тимофей Михайлович. – Ученый нагнулся к надписи на постаменте.
Горовой придвинулся поближе и недовольно заворчал. В отличие от археолога, ему не нравились ни статуя, ни храм. Будь его воля, подъесаул остался бы у входа, но он не хотел выказывать даже тени суеверного страха перед молодыми студентами.
– Что-то у статуи энтой камешек разгорелся на палке. – Горовой махнул головой в сторону жезла богини. Камешек в навершии действительно слабо светился в темноте.
Улугбек только отмахнулся:
– Это фосфор, наверное. Распространенный прием для восточных культов.
Археолог присмотрелся к навершию. Казалось, камень разгорается все больше и больше.
«Забавный элемент», – подумалось Улугбеку.
Он опять перевел взгляд на надпись на постаменте. Рядом топтался и сопел Горовой. Свет от керосиновой лампы играл бликами, творя из знаков причудливую мешанину. Сомохов покрутил головой, стараясь выбрать оптимальную точку, и передвинул лампу чуть правее. Освещение стало лучше, но все равно что-то ему не нравилось.
Улугбек отступил, еще раз посмотрел и недовольно вздохнул:
– Нет, двумя нашими лампами всю надпись не осветить.
Ученый сделал шаг к статуе. Его правая нога неожиданно соскользнула в щель между плитами и подвернулась. Инстинктивно Сомохов попробовал ухватиться за что-нибудь, но, на его счастье, Горовой оказался расторопней, чем можно было ожидать от грузного казака. Подъесаул подхватил археолога почти у самого пола и не дал ему упасть.
– Что ж вы, господин хороший, – пробурчал казак, удерживая Улугбека и помогая ему подняться.
Сомохов виновато улыбнулся. Левая рука его, как в тисках, была зажата мощными ладонями подъесаула, а вот в правой… Правая рука сжимала жезл Ардвисуры-Анахиты.
«Вот так коленкор», – пронеслось в голове. Сказать Сомохов ничего не успел. В глазах вспыхнуло и померкло солнце, и, уже теряя сознание, Улугбек почувствовал, как напряглись держащие его ладони Тимофея.
31939 год. Декабрь. Окрестности Ладожского озера. Захар.
Захар Пригодько не был ни комсомольцем, ни коммунистом. Поэтому речь комиссара роты не произвела на него никакого впечатления. Взятый на фактории, куда он пришел сдавать накопившиеся за зиму шкуры, Пригодько за время подготовки в школе красноармейца так и не проникся до конца идеей классовой борьбы. И чем белофинны отличаются от просто финнов, он тоже не понял.
Зато Захар хорошо ходил на лыжах и метко бил из винтовки. Сейчас эти навыки для комиссара были важнее идеологической подготовки молодого бойца.
Три дня назад финские лыжники зажали их колонну, идущую на подкрепление героическим частям 8-й армии, пришедшей очистить землю Финляндии от помещиков и капиталистов. Зажали у самой кромки льда Ладожского озера. Летучий отряд финнов до трехсот человек, вооруженный минометом, двумя пулеметами и несколькими автоматами «Суоми», заблокировал двести сорок красноармейцев между лесом и водой и в течение трех дней сократил их количество до восьмидесяти человек. Потерь было бы намного меньше, но юный командир батальона, попавший в окружение, в первый же день поднял солдат на лобовую атаку, чем сразу уравнял численность противоборствующих сторон. Впоследствии он удостоится посмертной Красной Звезды.
Вчерашней ночью уже комиссар роты настоял на попытке прорыва вдоль Ладожского озера. Это стоило окруженным еще двадцати человек. Третью попытку они предприняли под утро третьей ночи, и на этот раз им повезло. Красноармейцам повезло… Повезло, что нападение финнов случилось напротив небольшой балки, где выжившие в двух первых атаках солдаты смогли погреться у костров в двадцатиградусный мороз без риска получить пулю. Повезло, что у лыжников «патруля смерти» оставалось мало боеприпасов для миномета. Повезло в том, что в отряде оказалось несколько сибирских промысловиков, призванных в Ленинградский военный округ перед операцией «воссоединения».
Захар и еще двое земляков утром проползли лысую заснеженную проплешину, отделяющую спасительную балку от пулеметного гнезда противника, забросали последними гранатами лыжников и вместе с добежавшими под огнем второй огневой точки красноармейцами пошли в штыки. Тут советским солдатам повезло еще раз: накануне вечером половина финнов была переброшена в глубь территории, а оставшиеся лыжники летучего отряда противника, вымотанные тремя днями осады, большей частью спали, и яростной атаке осажденных, выкатившихся прямо на лагерь врага красноармейцев, противостояли заспанные, полувылезшие из спальников стрелки. Если бы прорыв планировался на пятьдесят метров влево или вправо, то пришедшие в себя финны, возможно, рассеяли бы и третью попытку. Но воинам Красной Армии очень-очень повезло…
Захар уже восемь часов шел на лыжах на север. В слабом свете зимнего дня даже его острые глаза видели немного. Кожаные ботинки на меху со смешными загнутыми носами жали ногу, но в скобу на лыжах валенки не лезли, и Захар терпел трофейную обувь. Он привык уже к узким финским лыжам и вполне уверенно скользил по крепкому насту. После прорыва большая часть оставшихся в живых солдат отступила на восток вдоль дороги, прорываясь на звуки боя к своим, но Захар не считал, что это правильно. Если за три дня Красная Армия не пробилась на помощь, значит, на востоке такие же окруженцы.
Пригодько шел на север. Идти в глубь малозаселенной финской территории было опасно, и сибиряк надеялся, что именно этого от него никто и не ждет. Лыжи оказались даже лучше тех, что остались на заимке дома. Он был бы уже далеко, если б ход не замедляли сани с комиссаром.
Комиссар роты Борис Войтман был ранен, потерял много крови, но красноармеец верил, что довезет его живым до своих. Еще полчаса на север, переждать до утра и прямиком на восток. В свои двадцать он уже не строил иллюзий насчет распростертых объятий, с которыми его встретят. Вышедший в одиночку из окружения всегда вызывает много вопросов. Но вышедший с трофейным оружием (а в санях лежали два автомата «Суоми» с шестью полными кругляшами запасных магазинов) и с раненым командиром – такой солдат может даже рассчитывать на награду.
Захар остановился и прислушался. Утренняя поземка замела все следы, но рисковать Пригодько не хотел. Погони не было, а если и была, то далеко. Ветер укрыл снегом лыжные следы на плотном насте, и только отметины от лыжных палок могли выдать путь преследователям, поэтому последние пять километров Захар прошел без них. И устал он за эти пять километров больше, чем за предыдущие пятнадцать.
Лес был тих.
Ночной привал красноармеец сперва решил устроить на небольшом скальном массиве, возвышавшемся среди столетних елей. С высоты удобней обозревать окрестности, удобней держать оборону.
Захар вздохнул и осмотрел скалу еще раз. Такая удобная и пологая издалека, вблизи она оказалась почти вертикальным шпилем метров восьмидесяти высотой. Ни одного приметного подъема. О том, чтобы взобраться на этот «Тянь-Шань», нечего было и думать.
Боец повернул в обход. Силы были на исходе, и Захар выбрал ель повыше, под юбкой которой они с комиссаром и проведут время до вечера. Разлапистая лесная красавица стояла недалеко от отвесной стороны скалы.
Не самый плохой вариант.
Красноармеец запихал сани с комиссаром под ветки и полез следом. Еловые лапы настолько плотно прилегали к земле, что наметенный за зиму под них снежок не смог даже прикрыть столетний запас иголок.
Застонал в забытьи раненый. Укрытый двумя офицерскими полушубками и двумя трофейными куртками, комиссар не мог замерзнуть. Захар поправил полушубки, достал из-за пазухи трофейную флягу с коньяком и влил немного в полуоткрытый рот командира. Тот закашлялся и затих. Красноармеец отхлебнул сам и спрятал флягу. Щеки Войтмана порозовели. Пригодько удовлетворенно хмыкнул и начал устраивать лежанку на ночь.
Укрылся третьей курткой, положил под правую руку «Суоми» и вытянул ноги. Правая нога во что-то уперлась, и раздался металлический щелчок. Во рту резко стало сухо. Не двигая ногой, Захар сел. Рассказы о растяжках и минах, которыми финны заполонили возможные проходы в глубь своей земли, были одной из самых распространенных тем во время перекуров в учебке. Всю дорогу на лыжах он не задумывался о них, но стоило раздаться характерному щелчку, и все страхи вылезли наружу. Нежно, как учили старожилы, он очистил иголки вокруг ноги… И вздохнул свободней. Нога уперлась в заржавелое металлическое кольцо, торчавшее из земли.
«Вот так-так, – пронеслось в голове. – Кажись, схоронку чью-то нашел».
Захар начал аккуратненько окапывать кольцо, обнажая крышку небольшого люка. Сделанная из мореных старых досок, щедро присыпанная иголками, крышка насчитывала десятки, если не сотни лет.
